Николай Томан - Если даже придется погибнуть... Страница 10

— Да он вовсе и не батюшкой был, а кандидатом богословских наук, богословом, стало быть. У нас в инструментальном цеху только в шутку называют его Патером, но относятся, в общем-то, уважительно. И, представляешь, у этого бывшего служителя культа — талант слесаря-инструментальщика! Уже по четвертому разряду вкалывает. Мечтает стать настоящим лекальщиком, хотя учится на заочном отделении философского факультета.

— Черт те что, а не завод! Ну, а ты к Петеру этому…

— К Патеру, — поправил Леху Грачев.

— Больно грамотным стал! — стукнул Леха кулаком по столу, но тут же взял себя в руки и продолжал спокойно: — Ты к этому Патеру тоже присмотрись, может, потом пригодится. А сеструху свою постарайся в торговую сеть или в ресторан какой-нибудь определить. Видел я ее недавно. Была задрипанной девчонкой, а теперь смотри какой красоткой стала! Неплохой подсадной уточкой смогла бы нам послужить. Разделяешь мои соображения на этот счет?

— Глупа она еще… — уклончиво отозвался Грачев.

— Ничего, у нее все еще впереди — поумнеет. А теперь давай вздрогнем по чарочке. Давненько мы с тобой этим делом не занимались.

— От этого уволь, — сделал протестующий жест Грачев. — Завтра мне пробу сдавать на пятый разряд, а работенку они мне почти ювелирную дали. С дрожащими после выпивки руками, сам понимаешь, какая будет у меня точность. А нужна микронная. Имеешь представление, что это такое?

— Так на кой же черт тогда тебе хорошие заработки и весь наш бизнес, если выпить как следует нет возможности! — злобно плюнул Леха, но принуждать Грачева не стал — ему не безразлично было, на какой разряд сдаст Павел работу.

— И вот что еще поимей в виду, — заметил ему на прощание Леха, — не вздумай от меня отколоться. Тебя там в колонии хоть и подучили кое-чему, однако без меня ты все еще щенок незрячий.

«Ну, это мы еще посмотрим, кто из нас зрячий, а кто незрячий», — без особого раздражения подумал Грачев, а вслух сказал:

— Это ты зря обо мне так, Леха! Не понимаю я разве, чем тебе обязан. До той школы, какую ты прошел, мне еще далеко, так что мне век в твоих учениках быть.

— То-то же, — самодовольно усмехнулся Леха, звонко хлопнув Грачева по плечу. — Заставлять тебя, однако, не буду. Раз водка может разряду твоему помешать, не пей. А я выпью за твою удачу.

7

На следующий день после встречи с Рудаковым, как только Татьяна Грунина приходит в свой отдел, начальник ее Евгений Николаевич Лазарев протягивает ей две странички школьной тетради в клеточку, вырванные в месте их скрепления так, что они представляют собой как бы один большой лист. На нем аккуратно наклеены вырезанные из газеты буквы:

«Дорогие товарищи!

Сообщите, пожалуйста, в Москву, что Глафиру Бурляеву избил до полусмерти не муж ее, Степан Бурляев, который за это отбывает наказание, а двоюродный брат Глафиры, уголовник, по кличке Туз, бежавший из заключения.

— Прислали это в областное Управление внутренних дел из Корягинского районного отделения милиции Московской области, — обстоятельно поясняет подполковник Лазарев.

— Розыгрыш тут, видимо, исключается, — задумчиво произносит Грунина, возвращая письмо. — Похоже, что «красному следопыту» известен подлинный виновник избиения Бурляевой.

— Работники корягинской милиции не без основания полагают, что сочинить это мог кто-нибудь из членов семьи Кадушкиных, к которым Глафира приезжала недавно в гости.

— А они никого из Кадушкиных не допрашивали пока? — тревожится Грунина.

— Решили прежде получить указания от областного управления.

— Будем считать, что это не из-за перестраховки. Понимают, наверное, что неосторожным вмешательством могут все дело испортить, — заключает Грунина.

— В областном управлении тоже так рассудили. И так как им известна ваша, Татьяна Петровна, точка зрения, что изувечил Бурляеву не ее муж, принято решение послать в Корягино вас.

— Но ведь на мне дело Тимохина…

— Передайте его Гущину. И хорошо бы выехать в Корягино сегодня же.

— Я готова, товарищ подполковник.

— Да, и вот еще что имейте в виду: фамилия рецидивиста, носящего кличку Туз, — Каюров. А Бурляева — родная сестра проживающей в Корягине Марфы Елизаровны Кадушкиной.

Начальник Корягинского отделения милиции, капитан Нилов, еще очень молод. На вид ему не более двадцати пяти. Красивый, интеллигентный, с ромбиком юридического института на кителе.

«Только бы ухаживать не начал…» — почему-то подумала Татьяна, увидев его в первый раз.

Но капитан сдержан, корректен, строго официален.

— У нас, к сожалению, нет пока гостиницы, Татьяна Петровна, и вас устроят в отдельной комнате Дома колхозника. Там чисто и хорошая столовая. Вы, наверное, отдохнете с дороги?..

— Я не устала, товарищ капитан. И если у вас есть свободное время…

— Я к вашим услугам, — встает и слегка наклоняет голову Нилов.

Татьяна невольно улыбается — очень уж у него театрально это получилось. Капитан тоже немного смущен.

— Расскажите мне поподробнее о семье Кадушкиных, товарищ капитан, — просит Татьяна.

— Пока вот лишь что удалось узнать: глава семьи — Марфа Елизаровна Кадушкина — вдова. Муж ее умер три года назад. Работал на железной дороге. Сама Кадушкина заведует хозяйством местной средней школы. Живет с матерью, получающей пенсию за мужа, погибшего на фронте. Дети Кадушкиной учатся в той же, школе, где она завхозом. Старший сын, Вася, — в десятом классе, средний, Петя, — в восьмом, дочь Оля — в шестом. Предполагаем, что письмо мог написать старший сын, Василий. Он комсомолец, отличник.

— А как учатся остальные?

— С переменным успехом, как говорится. Оля вообще «твердая троечница» по местной школьной терминологии. Сведения эти мы, конечно, не у них получили…

— Ну это само собой, — улыбается Грунина. — С чего же мы начнем?

— Вся надежда на ваш опыт, Татьяна Петровна, — уклончиво отвечает Нилов.

— Позвольте мне дать вам совет, товарищ старший инспектор, — неожиданно обращается к Груниной старшина Пивнев, присутствующий при ее разговоре с Ниловым, — он выполняет какое-то задание капитана в противоположном конце его кабинета за столом, заваленным папками.

— Пожалуйста, товарищ старшина.

— И вы, товарищ старший инспектор, и товарищ капитан — люди молодые, своих ребят школьного возраста у вас еще, конечно, нет. А у меня их четверо, так что есть и родительский и кое-какой педагогический опыт. Вы понаблюдайте, во что ребята на улице играют, и вам сразу станет ясно, что недавно шло в кино…