Александр Шалимов - Тайна Гремящей расщелины Страница 10

— О чем рассказывал Аркадий Михайлович? — тихо спросил Жора у Батсура.

Батсур, посмеиваясь, повторил по-русски историю о крестовике, принятом за каракурта.

— А вы знаете, что эти пауки чрезвычайно быстро размножаются? — послышался из темноты нервный голос Пигастера. — Каждая самка каракурта откладывает осенью свыше тысячи яичек. Яички она помещает в сплетенные из паутины коконы. Весной молодые пауки вылезают из коконов, выпускают длинные паутиновые нити, и на этих нитях весенние ветры разносят их на большие расстояния. А осенью каждая молоденькая самка снова оставляет тысячеголовое потомство. Каракурты могли бы быстро завоевать пустыни, если бы не птицы… Скверно, если тут действительно гнездятся эти пауки, — заключил американец. — По одному они обычно не встречаются.

— Клянусь усами главного ламы, — сказал Батсур, — мне начало казаться, будто что-то ползает по спине под ватником.

— Русские в таком случае говорят, мороз побежал по коже, — невесело усмехнулся Пигастер.

— Батсур, быстро расстегни и сбрось ватник, — приказал Озеров и осветил молодого монгола ярким снопом света карманного фонаря.

Побледневший Батсур пробежал пальцами по пуговицам ватной куртки и почти незаметным движением плеч сбросил ее на брезент.

Жора и Жамбал громко вскрикнули.

На белой рубашке Батсура между лопаток сидел большой бархатно-черный паук.

— Не шевелиться, — прошептал Озеров. Легким движением руки он смахнул паука на брезент и раздавил записной книжкой.

— Спасибо, дорогой, — просто сказал Батсур и погладил Аркадия по плечу.

— Гм, значит, рабочий не ошибся, — процедил сквозь зубы мистер Пигастер, разглядывая раздавленное насекомое. — Проклятая страна. — Голос американца дрогнул.

Снова тщательно осмотрели площадку лагеря и обнаружили еще одного каракурта, который быстро пробежал между камнями и скрылся в темноте. Больше никого не нашли. Посовещавшись, решили не менять места лагеря.

— Чтобы не ломать ног в темноте, — сказал Озеров.

Жамбал, что-то бормоча по-монгольски, окружил место ночлега кольцом из вьючных веревок.

— Каракурт такой веревка не любит, — объяснил он Жоре. — Может, не придет…

— А если перепрыгнет?

— Если перепрыгнет, тогда, может, придет…

В эту ночь мистер Пигастер тоже не сомкнул глаз.

На следующее утро начали подъем на перевал. Об инциденте с каракуртами никто уже не вспоминал. Только Жора во время одного из кратких привалов тихо сказал Батсуру:

— А наш мистер сегодня не улыбается. Наверно, ему везде чудятся каракурты. Даже не присел ни на одном привале.

— Ты, Жора, смелый парень, — похвалил Батсур. — Сегодня днем ничего не боишься, правда?..

Жора покраснел, но смолчал.

Этот Батсур видит людей насквозь. Как он догадался, что Жора вчера перетрусил? А, откровенно говоря, перетрусил Жора здорово. Кто знает, сколько таких каракуртов гнездилось в верховьях ущелья, где стоял лагерь! Проснешься, а черный паук сидит на тебе. У Жоры противно дрожали пальцы, когда он настраивал передатчик. В шорохе и тресках ничего нельзя было разобрать.

Жора так и не сумел установить радиосвязи с автоколонной. Вероятно, в этом были виноваты каракурты. Хуже, что не удалось наладить связь и сегодня утром. В наушниках трещало, как во время сильнейшей грозы. По-видимому, была какая-то неисправность в приемнике, но какая, Жора не знал.

— Скажут еще, что ничего не понимаю в радио, — испугался Жора.

Он даже вспотел под спокойным взглядом Озерова, терпеливо ожидавшего установления связи, и соврал, что автоколонна не отзывается.

— Может, местные помехи, — мрачно размышлял он, шагая возле Батсура. — Но откуда?

Батсур с улыбкой приглядывался к хмурой физиономии Жоры. Потом хлопнул его по плечу.

— Не расстраивайся, богатырь. И не сердись. От гнева стареешь, от смеха молодеешь. Смейся, — все хорошо будет.

В полдень маленький караван достиг перевала. Это произошло как-то неожиданно. Люди упрямо карабкались вверх с уступа на уступ. С трудом вытаскивали отяжелевшие ноги из горячих осыпей, с шуршанием ползущих вниз по крутым склонам. Тянули и подталкивали выбивающихся из сил лошадей. Смотрели только, куда поставить ногу при следующем шаге. Никто не глядел вверх.

И вдруг горячий ветер Джунгарской Гоби пахнул в потные лица, сорвал и унес вниз широкополую шляпу Озерова. Скалы расступились. Подъем кончился. Путешественники стояли на узкой седловине, зажатой среди высоких обрывов. Коричневые скалы гигантскими ступенями спускались далеко вниз к плоским котловинам и плато великой пограничной пустыни. Желтые пески терялись в знойной дымке, а над ними, замыкая южный горизонт, висела в воздухе волнистая белая нить — не то облака, не то снега далеких гор.

— Тянь-Шань, — сказал Озеров, — самые восточные цепи Китайского Тянь-Шаня. Между ними и нами около двухсот километров безводных песков и такыров[2] Джунгарии.

— А где китайская граница? — кашлянув, спросил мистер Пигастер.

— Внизу в пустыне, километрах в семидесяти отсюда.

— И никто ее не стережет, — добавил Батсур, — и никого не интересует, где она точно проходит. Там, — Батсур указал на юг, — живут друзья. Но они далеко. Их поселения на другой стороне пустыни, у подножия Небесных гор. Наши народы разделяет не граница, а великая пустыня.

— А что это за черное плоскогорье у подножия Адж-Богдо, все иссеченное трещинами? — хмуро перебил Пигастер, двумя руками придерживая шляпу, которую ветер так и рвал с головы.

— Вот это и есть вулканическое плато, открытое девять лет назад, — объяснил Озеров. — Отсюда виден его восточный край. Плато очень велико. Оно протягивается далеко на северо-запад. Это единственный известный в настоящее время центр молодого вулканизма в юго-западной Монголии. Где-то над этим плато произошла авария вашего спутника.

— Проехать туда на машине нельзя? — поинтересовался американец.

— Можно кое-где пройти пешком. Большинство расщелин недоступно. Там пригодился бы вертолет, если бы не чудовищные ветры, постоянно дующие из Джунгарии.

Караван двинулся вниз, к восточной окраине вулканического плато.

Во время перехода через Адж-Богдо не удалось сделать новых открытий. Приборы не зарегистрировали никаких признаков аномалии. Настороженный взгляд Озерова не заметил ничего, что давало бы хоть малейшую поддержку его гипотезе.