Роберт Стивенсон - Мастер Баллантрэ Страница 10

Это был для меня хороший урок избегать в будущем дурного общества, хотя в том, что я попал в это общество, в этот раз я вовсе не был виноват. Страдая от боли в ноге и в самом дурном расположении духа, я отправился домой.

Когда я вернулся домой, мистер Генри был в своем рабочем кабинете. Казалось, будто он очень занят делами, но по выражению его лица я тотчас убедился, что мысли его были заняты вовсе не работой, и что он был встревожен.

— Хорошо, что вы вернулись, — сказал он мне, когда я вошел к нему, и тотчас спросил меня, как Джесси приняла меня.

Я рассказал ему обо всем, что произошло, и сказал, что, по моему мнению, Джесси дерзкая и неблагодарная женщина, не застуживающая, чтобы о ней заботились.

— Да, Джесси относится ко мне крайне недружелюбно, — сказал мистер Генри, — да и, говоря откровенно, мистер Маккеллар, я не могу похвастаться тем, что у меня много друзей. А Джесси имеет основание питать ненависть к нашему семейству. Я не могу скрывать то, что знает весь свет: один из членов нашей семьи обманул ее. — Это было в первый раз, когда он вскользь намекнул о поведении своего брата; намек этот, по-видимому, невольно сорвался у него с языка, потому что он тотчас прибавил: — Забудьте о том, что я сказал, пусть это останется между нами. Мне не хотелось бы, чтобы об этом говорили, так как это будет неприятно миссис Генри… и моему отцу.

При этих словах он покраснел так же сильно, как в ту минуту, когда он дал мне поручение.

— Мистер Генри, позвольте мне дать вам добрый совет, — сказал я. — Не давайте денег этой женщине. Ну, согласитесь сами, надолго ли ей хватит вашей пенсии? Такого рода женщины, как она, не знают цены деньгам. Она протранжирит все, что вы ей прислали, в один день. И вы воображаете, что она будет вам благодарна? Вовсе нет. Вы благодарности от нее никогда не добьетесь. Ваша щедрость не приведет ни к каким результатам, за исключением разве того, что ваших посланных будут травить собаками, и те будут кусать им ноги.

Мистер Генри улыбнулся.

— Мне чрезвычайно жаль, что вас укусила собака, — сказал он тоном искреннего сожаления.

— Имейте в виду, что то, что я говорю вам, сущая правда, — сказал я, — я сам был свидетелем, что это за безнравственная, скверная женщина. Сначала, когда я увидел ее, она также показалась мне жалкой, но когда я понял, что это за личность, я почувствовал к ней отвращение.

— Она, безусловно, падшая женщина, — сказал мистер Генри, — а так как мне известно, что виною ее первого падения был член нашей семьи, то я считаю своей обязанностью ей помочь. Хотя я мало говорю о своем семействе, я все-таки забочусь о его репутации.

Сказав это, он замолчал. Это был первый интимный разговор, который мы с ним вели.

В тот же день после обеда я имел случай убедиться в том, что отцу мистера Генри отлично известна любовная интрига сына с Джесси Броун, и что если мистер Генри секретничал, так только из-за своей жены.

— Вы исполнили сегодня весьма неприятное поручение, — сказал милорд, обращаясь ко мне, когда я вошел к нему, — и я считаю долгом поблагодарить вас за вашу любезность, тем более, что исполнение подобных поручений отнюдь не входит в число ваших обязанностей. В то же время я обязан предупредить вас, в случае, если мистер Генри этого не сделал, что мне крайне желательно, чтобы моя невестка не узнала об этом ни слова. Разочароваться в своем мнении о живых неприятно, а знать, что честь покойного чем-нибудь запятнана, вдвойне неприятно.

Слова милорда возбудили в душе моей гнев. Я готов был сказать ему в лицо, как дурно он поступает, что старается поддерживать в миссис Генри фальшивое убеждение в непорочности ее бывшего идола. С этой минуты я ясно понял, какого рода отношения существовали между миссис Генри и ее мужем и кто был дорог ее сердцу.

Написать рассказ о виденных или слышанных мною событиях я могу, но в точности передать все мелочи семейной жизни, передать интонации голосов, выражение взглядов и малейшие движения души мистера Генри и его супруги не берусь, так же как не могу на какой-нибудь страничке ясно изложить все малейшие подробности восемнадцатимесячной совместной жизни двух супругов. Могу сказать, что в том, и в этом супружестве не было согласия, виновата была миссис Генри. Она воображала, что, выйдя замуж за мистера Генри, совершила удивительный подвиг, и играла роль какой-то мученицы. К сожалению, в этой совершенно неправильной мысли милорд поддерживал ее. Она считала за особенное достоинство со своей стороны, что она, будучи замужем за мистером Генри, все еще питала любовь к его покойному брату, и хвасталась своим постоянством.

В этом отношении милорд, опять-таки к крайнему сожалению, также поддерживал ее. По всей вероятности, он рад был, что мог разговаривать с кем-нибудь о своем любимом сыне и сетовать о своей потере, тем более, что с мистером Генри он не решался говорить о нем и восхвалять достоинства покойного, которых вовсе не существовало. Кончилось тем, что милорд и миссис Генри образовали как бы оппозиционную партию против мистера Генри, и мистер Генри был словно исключен из своего собственного семейства.

Лорд Деррисдир имел привычку, как только он кончал обедать, подсесть к камину и выпить стаканчик вина. Когда миссис Генри была еще девицей, она обыкновенно брала скамеечку и в то время, как милорд выпивал свое вино, усаживалась у его ног и болтала с ним. То же самое она продолжала делать после того, как вышла замуж за мистера Генри.

Если бы мне не было обидно за мистера Генри, то я, быть может, любовался бы, глядя на старика-лорда, так ласково беседовавшего со своей дочерью, но так как я любил своего патрона, то не мудрено, что с виду крайне привлекательная картина возбуждала в моем сердце лишь одно негодование. Случалось, что мистер Генри, вооружившись мужеством, присаживался к жене и милорду, но те, хотя и не решались выслать его, говорили с ним таким принужденным тоном и так неестественно улыбались, что он, ясно сознавая, что они, стараясь быть с ним любезны, делают над собой усилие, спешил уйти от них и перейти в тот конец комнаты, где находился я. Зал был до такой степени велик, что оттуда, где мы сидели, невозможно было расслышать, что лорд и миссис Генри говорили, и до нашего слуха доносилось лишь непонятное бормотание.

Тут он сидел и прислушивался к бормотанью, а я сидел рядом с ним и также прислушивался, и когда время от времени милорд грустно покачивал головой и клал свою руку на голову миссис Генри, или же она клала свою голову к нему на колени, как бы желая оказать ему особенную ласку, или же когда они смотрели друг на друга глазами, полными слез, мы могли быть уверены, что разговор перешел на любимую тему и что тень покойного витала в той комнате, где мы находились.