Геннадий Гусаченко - Покаяние Страница 10

А-а… Не гарантируете… В таком случае, представьте себя на мраморной лавке в морге, куда вас только что доставили с места происшествия. Санитары сдёргивают с вас одежду, и вы предстаёте их взору в рваных трусах, из нестиранных дырявых носков торчат давно не стриженые ногти. «Надо же! Работник солидного учреждения, а носки в дырках!» — скажет судмедэксперт, прежде чем вспороть вам брюхо. А как же?! Пряча в туфли ноги в рваных носках, вы не рассчитывали на их демонстрацию в морге. И всё откладывали на «потом» стрижку ногтей.

С высоты Небес, куда вознесётся ваша душа, с любопытством взирая на свои бренные останки, на собственные пышные либо скромные похороны, вы увидите грызню родственников из–за того, что при жизни не написали завещание. Услышите плач и проклятия жены, нашедшей в ящике письменного стола письма вашей любовницы. Посожалеете о дорогой вам коллекции монет, не сданной заблаговременно в городской музей и пропиваемой вашим внуком. О пачке денег, припрятанной от семьи в погребе и обречённой сгнить там. О близких людях и друзьях, коих обидели и у кого не попросили прощения. Да мало ли чего ещё вы сделали или не сделали, не думая о смерти?! А самое главное, будучи живыми, не попросили прощения грехов у Господа, не раскаялись в поступках неблаговидных, не обратили свой взор к Нему, потому что самонадеянно не рассчитывали так скоро предстать пред ликом Его.

Иллюстрацией к вышесказанному всплывает в памяти страшная картина бытовой трагедии, виденная мною во время работы в милиции. Молодая, красивая женщина, плавающая в бульоне из собственного мяса, отставшего от костей. Сидя в ванне, она закрыла холодную воду и открыла кран с горячей, но потеряла сознание от жары или по другой причине и заживо сварилась в кипятке. А кран всё хлестал, наполняя ванную паром, превращая в сауну. Здесь и обнаружила несчастную… хозяйка квартиры, вернувшаяся из отпуска раньше намеченного срока. В её отсутствие муж занимался любовью с замужней женщиной. Он ушёл на службу, оставил любовницу дома, не предвидя несчастья. И у всех их родственников жизнь пошла кувырком. Муж, оскорблённый предательством погибшей жены, отказался её хоронить. Покинутыми стали дети. Развелись супруги другой стороны. И опять пострадали дети. Не думали о смерти любовники, нарушая заповедь Христову: «Не прелюбодействуй».

«Блудница — глубокая пропасть, и чужая жена — тесный колодезь. Она, как разбойник, сидит в засаде и умножает между людьми законопреступников».

Притчи Соломона, гл.23, (27–28).

Это солнечное утро совсем не располагало к мрачным мыслям. Было ярко и тепло. Мокрые листья деревьев отливали изумрудным блеском.

Легко и быстро «Дик» шёл правым берегом, пронося меня мимо красивого приобского села Лукашкин яр.

Я не удержался от соблазна немного отдохнуть у пристани, выбрался на вылизанный волнами песок и с удовольствием растянулся на нём, предавшись сладкой дрёме беспечного путешественника.

От ровного плеска реки отделился нарастающий шум, и вой сирены подошедшей «Кометы» поднял меня с гладкого ложа. Столкнув катамаран с косы, я продолжил плавание, с любопытством разглядывая плескавшихся неподалеку ребятишек с раскосыми глазами — детей остяков. Разгулявшийся встречный ветер поднял волну, плыть стало труднее. Я с трудом ворочал вёслами, не оборачиваясь назад, и не заметил, как очутился в протоке, круто уходящей вправо. Ничего не оставалось, как подчиниться силе течения и следовать нежелательным курсом.

Причин для беспокойства не было: все протоки в конце концов впадают в Обь. Вот и эта скоро, должно быть, повернёт левее. Но время шло, близился вечер, а плот по–прежнему несло в противном мне направлении. Где я? Без навигатора трудно сказать, но окажись такой прибор под рукой, толку мало с него. Река осталась в западной стороне. Пробиться к ней сквозь стену тальника или возвратиться на вёслах обратно — нечего и думать.

Угодить на мраморную лавку или в ящик холодильника в морге у меня сегодня было мало шансов. Более вероятным представлялось сгинуть на бескрайнем плёсе среди высоченных кочек торфяного болота. Гряда густых ивовых зарослей уводила на северо–восток, всё дальше от Оби. Уклоняясь на десятки километров правее, я плыл, предоставив себя на произвол судьбы. Где конец половодью? До самого горизонта блестит вода с выступающими из неё кустами шиповника, калины, черёмухи, белыми стволами чахлых берёз, подгнившими осинами и тополями.

Чтобы не напороться на сучья, приходилось то и дело лавировать между деревьями, обходить чащи. Тучи комаров вились надо мной. Обвязал голову сеткой–москиткой, в страхе поглядывая на вялые бока лодок. Подкачивать не решаюсь из боязни проткнуть о корчи. Глубина здесь небольшая — не больше метра. Вёсла то и дело цепляются за кочки. Случись порыв — на воде дырку не заклеить. И выйти отсюда по горло в воде невозможно. И через стену затопленного тальника не пройти. А ну, как вода спадёт! Оголятся кочки, не проплыть по ним. И что тогда делать здесь? Кто придёт сюда на помощь? Никто! Паника охватила меня. Волосы стали мокрыми. Пни и коряги, преграждавшие путь, повергли меня в ужас. Из болота несло запахом тины, сероводорода, днище лодок шуршало по осоке качающихся кочек.

От жуткой мысли увязнуть здесь, остаться навсегда и быть заживо съеденным гнусом, я в отчаянии воздел руки к небу и громко повторил слова Давида:

— Господи! Спаси меня! К Тебе взываю я, ибо Ты услышишь меня, Боже. Приклони ухо Твоё ко мне, услышь слова мои. Цепи ада облегли меня, и сети смерти опутали меня. Услышь, Господи, голос мой, которым я взываю, помилуй меня и внемли мне.

Псалом 16 (6), 17 (6).

И прокричав так, почувствовал я облегчение. Прилив необузданной радости обуял меня. Странно было бы со стороны видеть и слышать человека, диким визгом подогревающего себя посреди необъятного болота.

В самом деле! Чего раньше времени расписываться в бессилии?! Живы будем — не помрём! Еды хватит. В крайнем случае, рыбы наловлю. От жажды гибель тоже не грозит. А на плоту и спать можно.

Я уже прикидывал, как буду выживать здесь до заморозков, когда удастся выбраться по льду, как вдруг слева в стене тальника появился пробел, и в нём на минуту показался и пропал из виду силуэт буксира. Река! Обь рядом!

Строчки стихотворения индийского поэта–гуманиста Рабиндраната Тагора вспомнились мне:

Берег дальний манит,Тех, кто любит покой, не захватим с собой!Мы гребём, что есть сил,Взор вперёд устремим!

С удвоенной энергией я налёг на вёсла.

Уже темнело, когда пристал к невысокому берегу с несколькими нежилыми избами. Заборы упали, крапивой заросли. От крайнего оторвал доску, развёл костёр, заварил чай в котелке и присел на пенёк, стараясь не вспоминать о недавно пережитом страхе. И невольно подумалось мне: «Как после всего не верить в Бога, в Ангела–спасителя, друга моего верного?»