Алексей Дубнов - Петля реки времени. Роман Страница 11

Алексей почувствовал, что друг завелся и попытался перевести разговор на другую тему. Однако Председатель поднял руку, останавливая Лёху.

– Как же, как же, читали господина Уэлса, «Машину времени», «Войну миров» и ещё чего-то про человека-невидимку. Так вот, если бы она, эта самая машина существовала, то не было бы этой проклятой войны!

– А если наоборот? Кто-то из будущего метнулся в прошлое и затеял эту войну? – тут уже не выдержал Алексей. – Мы не знаем, но точно уверены, что мы попали сюда из 2012-го года. У нас там семьи, работа, друзья, в общем-то, спокойная мирная жизнь, и нахрена нам сдался ваш… э-э-э, кстати, какой у вас здесь год?

– Сорок первый.

«Почему-то все попаданцы в книгах оказываются именно в сорок первом», – подумал Денисов, а вслух спросил:

– А война когда началась?

– В 1939-м, наша, Отечественная, а Вторая мировая годом раньше, – ответил ошарашенный председатель. – Фашисты завоевали почти всю Европу с Великобританией, в Африке хозяйничают. Потом двинули на нас. Думаю, если Советский союз одолеют, на Америку попрут.

– Оба-на! – воскликнул Гена. – Ну и где они сейчас?

– Да Господи, вы, правда, что ли марсиане? Москва в кольце, Сталинград взят, Ленинград после блокады пал, почти весь Кавказ в их руках. За Урал пока не суются. Сначала Москву хотят взять. Из политическо-пропагандистских, так сказать, соображений. В кольце она, матушка-столица, в блокаде. Не пойму, как вы такие с виду сытые и крепкие оттуда выбрались. Не знаю… Не верю я во всю эту мистику и поповщину.

– Понятное дело, вы же коммунист! – брякнул Гена. – Небось, радости не было предела, когда большевички Храм Христа Спасителя взрывали?!

Федотыч лишь горько усмехнулся и заговорил тихо:

– Если хочешь знать, милок, гость, так сказать, из будущего, я, конечно, не встал перед взрывом на балюстраду храма и не сказал: «взрывайте, но только со мной»! Меня бы быстро на Лубянку упекли. А у меня семья. Но в душе тогда что-то надломилось. В смысле вера в большевистские идеалы. И знаешь, почему? Да потому что твоя американская жопа не поймёт, что после обращения именно в этом Храме к Богу у нас с Надей родился Коленька. Вот он моя кровь, моя радость, мой наследник. До этого никак не могла моя касатка забеременеть. Она меня уговорила тайком к Христу Спасителю пойти. Именно уговорила. Ведь безбожник я был до этого. Перед вами раскрываюсь потому, что чувствую, не выдержат пыток селяне, сдадут, что коммунист я. А посему сочтены дни, или даже часы мои.

Колька встрепенулся:

– Что ты говоришь, папа?!

– Вот это «папа», беспокойство и неравнодушие к родителю стоит того, чтобы жить.

Пацан опять зашёлся в рыданиях. Это давило на психику, но никто не стал укорять.

Через некоторое время мальчик затих – уснул. Видимо, сработала защита нервной системы. Организм не в состоянии находиться в постоянном стрессе.

– Вы не обижайтесь на меня, возможно, я вспылил. – Председатель высвободил руку из-под головы Коли. – Вообще-то я философски отношусь к смерти. Ведь это просто обратная сторона жизни. Не было бы жизни, не было бы смерти. Мы же все когда-нибудь… Разница лишь в том, как и когда. Главное, как.

– А мне ближе – подальше, в смысле, это «когда», – сказал Алексей с грустными нотками в голосе. – «Есть у нас ещё дома дела, да и просто хотелось пожить». Ну, так, в нашем времени, поёт группа «Чайф».

– Что за группа? Что значит «чайф»?

– Так, в двух словах не передать…

– Всё же попробуйте, расскажите о вашем э-э-э… времени.

– Вы же не верите.

– Зато я люблю сказки.

За разговорами прошла ночь. Федотыч был настолько обескуражен и потрясён тем, что успели рассказать ребята, что поначалу отказывался верить. С другой стороны понимал, что некоторые подробности описания механизмов, автомобилей, самолётов, оружия, ракет придумать трудно. Так же как и детали социального устройства современного общества или быта людей в двадцать первом веке. А вот насчёт политических преобразований, произошедших в стране к началу двадцать первого века, кажется, так и не поверил, или просто не захотел. Правда, краткую историю Великой Отечественной войны, особенно её итоги, выслушал с явным удовлетворением. Только никак не мог понять, почему она началась не в 39-м, а, по словам рассказчиков, в 41-м. Никак не мог врубиться в возможность параллельных реальностей. Вообще, создавалось впечатление, что у мужика от полученной информации крыша поехала. Немудрено: с одной стороны, знаешь, что этого не может быть, а с другой, понимаешь, что так правдоподобно и детально врать невозможно.

***

Когда солнечные лучи протиснулись сквозь щели сарая, дверь распахнулась, и на пороге возник офицер с переводчиком. Начинался допрос. Каждого выводили поодиночке.

Допрашивали селян часа три.

– Федотыч, кажется, сдали тебя. – К председателю подошёл мужик в рваной рубахе. – Били. Я ничего не сказал, но кто-то до меня. Ну, в смысле, что ты коммунист.

– Кто бы сомневался.

Председатель горделиво поднял голову и громко сказал:

– Никого не виню, односельчане. Не каждый пытки выдержит. Простите, коли что не так было.

– Да погоди ты, Федотыч, раньше времени себя хоронить, воскликнул мужичок в заляпанных кровью штанах и разодранной косоворотке.

– Успокойся, Савелий, не обдристаюсь я, ежели чего. Ребятки, – обратился Федотыч уже к Гене и Алексею, – если выживете, возьмите Кольку в свой лучший мир будущего, в двадцать первый век. Господи, что я несу… – уже себе под нос закончил председатель.

Гена и Алексей отошли в сторону, сели на кучу сена.

– Как оно духмяно пахнет! – Гена поднёс просушенные стебли колосьев к носу.

– Особенно, если на него срыгнёшь, – попытался безобидно пошутить Лёха.

– Сука ты!

– Прости, я сам чуть не блеванул тогда. Видишь, лежит человек. Судьба его закончилась. А ради чего он жил? Мы не узнаем, да и он, скорее всего, не успел понять.

Помолчали.

– Ген, а ради чего ты живешь? Ради чего я живу? Ради чего всё человечество живет? Ради того, чтобы вот так бессмысленно друг друга уничтожать? Ведь посмотри, вся история нашей цивилизации – это войны, создание…

– Вот только не надо говорить о совершенствовании орудий смерти для уничтожения себе подобных. Ты, как журналист, знаешь, что это банально.

– Конечно банально, и все же… Знаешь, что меня в нашем мире поражает больше всего? Мысль не новая и не моя, но я с ней согласен. Вот Нобелевская премия мира. Вдумайся, мира! Учреждена изобретателем динамита. Ну это примерно, как человек, условно говоря, выплеснувший в мир ВИЧ, учреждает премию за заслуги в борьбе со СПИДом. Или Нильса Бора взять к примеру. Для того, чтобы бороться против ядерного оружия, нужно было принимать участие в его создании. Да почти все боролись, кто принимал участие в Манхэтэнском проекте.

Впрочем, ходить далеко не надо. Если бы я был Калашниковым, наверное, сошёл бы с ума, зная, что с помощью моего оружия совершено столько убийств. Чокнуться можно, но даже на национальных флагах некоторых государств присутствует «калаш».

– Интересная мысль, а, главное, свежая и оригинальная. – Генка не нашёл, что возразить и решил согласиться с эмоционально разошедшимся другом. На Денисова это было не похоже.

– Ген, а ты заметил, что нас не водили на допрос. К чему бы это?

– Паспорта наши изучают. Офигели наверное.

Звук открываемой двери заскрежетал по нервам.

– Всем встать! – скомандовал Переводчик. – На выход.

То, что последовало дальше, выходило за рамки человеческого понимания. Даже не то чтобы понимания, а, скорее, психики. Всех находящихся в амбаре людей построили перед эшафотом. Из шеренги два дюжих эсэсовца выдернули Федотыча.

– Папа! – Коля кинулся к отцу. Один из конвоиров отпустил на секунду председателя, обернулся и рубанул прикладом винтовки в лицо пацану, оставляя на правой щеке рваную рану. Денисов кинулся к мальчику, потерявшему сознание. Эсэсовец передернул затвор, но поднятая рука переводчика и короткая команда заставила того отказаться от дальнейшей расправы. Алексей взял на руки мальчонку и, уложив за шеренгой пленных, начал массировать ему виски. Залитая кровью щека распухла, глаза закатились, пульс едва прощупывался.

Тем временем фашисты накинули на Ивана Федотовича петлю и поставили на деревянный чурбак.

Ах, не вовремя очнулся Коленька. Лучше бы он этого не видел. Но, как назло, пацан неожиданно резво вскочил на ноги и с криком «папа!» кинулся вперёд, расталкивая мужиков. Стоявший в шеренге Гена, успел схватить мальчика и, удерживая, пытался прикрыть ему глаза.

– Не смотри, Коля, не смотри!

Но парень упрямо отрывал Генкину руку и еле шевелящимися губами тихонько как заведенный шептал в исступлении: