Александр Грачёв - Падение Тисима Ретто Страница 11

Связь с Ли Фан — гу и с китайскими коммунистами — военнопленными началась у него более двух лет назад при неожиданных обстоятельствах. Военнопленные в то время работали уже в подземелье, где можно было хоть на время скрыться от глаз охраны, вести тайные разговоры, объединять силы сопротивления. Как — то раз к Тиба явился в конторку военнопленный и в глубокой тайне сообщил о том, что одни солдат его роты по имени Ли Фан — гу — коммунист и бывший комиссар партизанского отряда в Маньчжурии — ведет среди пленных коммунистическую пропаганду и пытается создать партийную группу. Из разговора выяснилось, что доносчик — бывший студент — гоминдановец, желает следить за военнопленными и может дать хоть сейчас список членов организации Сопротивления, ведущих подрывную работу в лагере. После он регулярно сообщал инженеру о каждом шаге Ли Фан — гу и всех других коммунистов. По требованию Тиба гоминдановец дал и другой список — тех, кто желает следить за коммунистами. Их оказалось семь человек в роте. На следующий день доносчик оказался придавленным землей в одной из галерей, а через некоторое время та же участь постигла и еще четырех гоминдановцев. Как выяснил Тиба потом, это сделали сами пленные: трое, принятые гоминдановцем за «своих“, были на самом деле комсомольцы, они и организовали расправу над предателями.

С тех пор десятая рота, ныне переименованная в четвертую, в которой состояли Ли Фан — гу и его друзья, стала основным коммунистическим ядром в лагере. Это не было случайностью: в десятой роте, ставшей потом четвертой, были собраны самые стойкие революционеры, участники подпольной организации Сопротивления. За время строительства укреплений из этой роты было казнено более половины ее первоначального состава, но организация продолжала действовать. Весь лагерь знал от нее о том, что делается в мире, знал о разгроме фашистской Германии уже в день подписания акта о капитуляции, знал о том, что империалистическая Япония оказалась изолированной и одинокой в войне, и все верили в скорый ее крах. Эти сведения передавались в лагерь Тиба через Ли Фан — гу, которого военный инженер сделал десятником, чтобы облегчить себе связь с организацией и чтобы сохранить его от расправы. Кстати, Ли Фангу был непревзойденным специалистом штукатурных работ.

В это утро Ли Фан — гу, едва спустившись в подземелье, сразу же достал из — за пазухи пачку сигарет, подозревая, что в ней переданы не только сигареты. Прочитав воззвание, он немедленно отправился к инженеру Тиба. Когда они остались наедине в глухой каморке каземата, ярко освещенной электрической лампочкой от аккумулятора. Ли Фан — гу, вечно веселый, неунывающий человек, улыбаясь, воскликнул:

— Мы не одиноки! Мы нашли правильное решение, если это же решение нам подсказывают и наши друзья!

С этими словами он развернул листки записной книжки и стал читать, тут же переводя каждую фразу.

— Но самое замечательное — вот эта приписка, посмотрите!

Невысокий, худой, как скелет, оборванный до того, что на одежде не осталось ни одного живого места, Ли Фангу являл собой в эту минуту олицетворение непобедимости человеческого духа. Буро — землистое продолговатое лицо с длинными скулами, туго обтянутое глянцевитой, чуть ли не прозрачной кожей, под которой ясно проступал каждый бугорок костей и желвачных мышц, — это полувосковое лицо казалось сейчас мумией, но зато глава… О, каким неукротимым в радости и страсти борьбы огнем горели его провалившиеся в орбитах, лукаво смеющиеся глаза! Смеялись одни они да еще тонкие синие губы, и оттого лицо его, в общем неподвижное, почему — то казалось плачущим.

Инженер Тиба вылез из — за грубо сколоченного стола, заваленного чертежами, прошелся по своей каморке, обдумывая что — то. Потом подошел к Ли Фан — гу, перечитывающему воззвание. Задумчивый, стройный и красивый, с немного грустными большими и слишком круглыми для японца глазами, он постоял против китайца. Потом протянул ему руку.

— Ли, дай мне твою руку, — сказал он тихо. — Либо мы вместе погибнем, либо вместе победим! — Они обнялись. — Час настал: сегодня вечером поднимаем бунт. А теперь зови членов руководящего комитета.

Он подошел к столу, отыскал общую карту острова со схемой укрепрайона, склонился над ней, поставив одну ногу на табурет. Словно окаменев, он простоял неподвижно до тех пор, пока не появился Ли Фан — гу с друзьями.

— Охрана установлена? — спросил он Ли Фан — гу. Тот кивнул. — Ли, прочитай товарищам воззвание.

Ли Фан — гу читал медленным, клокочущим в груди голосом.

«Друзья и братья. В невероятных муках, испытывая неисчислимые страдания и голод, вы совершили титанический труд в угоду преступной японской военщине. Разве только в мрачную эпоху рабовладения человек низводился до такого бесправного положения до какого доведены вы! Мы знаем, что вы были и остались в жестких тисках охраны и потому не могли подать даже голос протеста против насилия над вами. Но сейчас вы должны восстать. Нами, вашими братьями и друзьями, достоверно установлено, что разработан план поголовного истребления вас в связи с окончанием работ, И в этом нет ничего удивительного: чего стоят ваши жизни для презренной военщины, желающей скрыть секрет расположения укрепления, секрет, который знаете вы, враги японской военщины!

Враг поставил вас в такие условия, при которых у вас нет выбора. Такие лучше ли погибнуть в бою, нежели покорно ждать, когда вас казнят? Зато в бою у вас есть хоть маленькая надежда на спасение, пусть не всех! Вы можете захватить баржи и уйти в море: сейчас стоят туманы, и они скроют вас. Вы можете пробиться в горы и там найти себе надежное укрытие. Час падения японской военщины близок, и вы можете продержаться до этого часа. А что это возможно, показывает схема острова, которую мы прилагаем здесь. Как видите, к югу весь остров не обжит, горист, с дремучими зарослями непроходимых лесов и курильского бамбука. Там почти нет никакой охраны, ибо сама природа сделала остров неприступным. У северного края и глубже к югу этого района, там, где мы поставили точки, находится около четырехсот мелких резервных складов с продовольствием, различным имуществом, а главное, с оружием и боеприпасами. В них лежит двухгодовой запас для всего гарнизона, они не охраняются, ибо нужно было бы поставить весь гарнизон на их охрану. Пусть они сослужат вам ту же службу, какую им предназначило японское командование, — питать войска в случае захвата противником основных баз и при необходимости ведения партизанской войны.

Смело и решительно поднимайтесь на борьбу за свою жизнь, за честь, за свободу! Захватите оружие у охраны и начинайте действовать, пока не поздно, пока вы находитесь в тесном подземелье, где хозяева — вы! Действуйте, товарищи, дружно, смело и решительно!“