Марк Азов - «Мир приключений» 1987 (№30) [Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов] Страница 11

Повторяю: это кампания. Статьи о безвестных советских космонавтах, якобы погибших в космосе, публиковались в десятках других, главным образом американских, изданий, причем изданий, имеющих репутацию солидных: “Вашингтон ивнинг стар”, “Балтимор сан”, “Нью-Йорк джорнэл Америкэн”, “Сиене бизнес дейли” и др. В журнале “Тру” все эти сплетни были суммированы журналистом Джеймсом Милсом в июне 1961 года. Клеветническими измышлениями занимались не только репортерская шушера, но, увы, и известные журналисты. Один из “королей” американской прессы Дрю Пирсон опубликовал в газете “Вашингтон пост” статью, в которой утверждал: “Пять русских космонавтов погибли в космосе. Сначала трое в суборбитальных полетах в 1959 году. Затем двое — в мае и сентябре 1960 года”. Итак, пять. По этому поводу известный летчик-испытатель, Герой Советского Союза Марк Лазаревич Галлай, принимавший непосредственное участие в подготовке наших первых космонавтов, пишет в своей документальной повести “С человеком на борту”: “…В иностранной печати фигурировали осторожные (типа “говорят…”) сообщения о гибели пяти советских космонавтов “во время неудавшихся попыток полета человека в космос”. Именно пяти, не больше и не меньше, ибо, как известно., ничто так не прибавляет любому, самому невероятному сообщению достоверности, как цифра, число”.

Джеймсу Обергу из Хьюстона пяти, однако, показалось мало. “Я подозреваю, что восемь космонавтов погибли во время тренировок”, — пишет он в журнале “Спейс флайт”. Журналист Лаззеро опубликовал список девяти “погибших” советских космонавтов. Итальянская газета “Коррьере делла сера” убеждала своих читателей, что их было четырнадцать.

Некрасиво, господа, нехорошо. Стыдно.

Ни один советский космонавт до полета Юрия Гагарина 12 апреля 1961 года в суборбитальных полетах не участвовал, не пытался стартовать в космос, не летал в космосе, а потому и погибнуть там не мог.

Погиб военный летчик Валентин Васильевич Бондаренко. Не в космосе погиб, на земле. Это случилось 23 марта 1961 года. Валентин был самым молодым в первом отряде космонавтов (ему было 24 года). Согласно расписанию тренировок, он в тот день заканчивал десятисуточное пребывание в сурдобарокамере — как и других космонавтов, его испытывали одиночеством и тишиной. Давление в сурдобарокамере было пониженным, что компенсировалось избыточным содержанием кислорода. Сняв с себя датчики после медицинских проб, Валентин протер места их крепления ваткой, смоченной спиртом, и не глядя бросил эту ватку, которая упала на спираль включенной электроплитки. В перенасыщенной кислородом атмосфере пламя мгновенно охватило маленькое пространство сурдобарокамеры. На Валентине загорелся шерстяной тренировочный костюм, но он не подал сигнала тревоги на пульт, пробовал сам сбить пламя. Дежурный врач сразу открыть герметичную дверь, не выровняв давления снаружи и внутри, не мог. На все это требовались лишние секунды. А их не было. Когда Валентина вытащили из сурдобарокамеры, он был еще в сознании, все время повторял: “Я сам виноват, никого не вините…” Восемь часов врачи боролись за его жизнь, но спасти Бондаренко не удалось: он погиб от ожогового шока. Похоронили его на родине, в Харькове, где жили его родители. А жена Аня и пятилетний сын Саша остались в Звездном городке. В архиве ВВС я читал выписку из приказа: “Обеспечить семью старшего лейтенанта Бондаренко всем необходимым, как семью космонавта. 15.4.61. Малиновский”. Фотографию Валентина Васильевича, сделанную буквально за несколько дней до его гибели, передал мне его сын — молодой офицер Александр Валентинович Бондаренко.

Мне много рассказывали о Валентине наши первые космонавты, его товарищи по отряду. Это был славный, незлобивый парень, выросший в простой работящей украинской семье. Окончив в 1954 году школу в Харькове, добровольцем ушел в армию, поступил в военное авиационное училище, мечтал стать военным летчиком — и стал им. Потом был отобран в отряд космонавтов и с конца апреля 1960 года приступил к занятиям. В отряде его любили за добродушную расположенность к людям: “Прозвище ему дали Звоночек, — рассказывал Павел Попович, — а вот почему Звоночек, не помню”. “Он хорошо играл в футбол, — добавил Алексей Леонов, — а в настольный теннис Валентина в нашем отряде никто обыграть не мог. Никогда не обижался на дружеские розыгрыши, если “покупался”, смеялся вместе со всеми. А если у человека чувство юмора распространяется и на самого себя, это, как правило, хороший человек”. “Порой Валентин мог вспылить, но без злости и обиды, — вспоминает Георгий Шонин, который некоторое время жил с Бондаренко в одной квартире. — Буквально на мгновение взорвется — и тут же покраснеет, застесняется за свою несдержанность. Я всегда восторгался его самоотверженностью и решительностью. Меня до сих пор знобит, когда я вспоминаю, как он взбирался по водосточной трубе на пятый этаж к стоявшему на подоконнике ребенку, рискуя ежесекундно свалиться вместе со скрипучей трубой… Валентин очень любил своего отца. Он гордился им, бывшим партизанским разведчиком. Вечерами, когда мы выходили на балкон подышать перед сном, он много и интересно рассказывал о нем, прерывая вдруг себя вопросом:

— Я тебе говорил, что папаха моего батьки лежит в музее партизанской славы?”

17 мая 1930 года взорвавшийся ракетный двигатель убил своего конструктора — замечательного австрийского энтузиаста покорения Вселенной Макса Валье. Ему было 35 лет. Он стал первой жертвой космонавтики. За год до гибели Валье писал: “То, что панцирь земного тяготения нельзя преодолеть без больших усилий, — это ясно, как, вероятно, и то, что это предприятие будет стоить много времени, денег, а может, и человеческих жизней. Однако разве из-за этого мы должны от него отказываться?” Случайная гибель в большом деле возможна, поскольку предусмотреть все опасности, подстерегающие здесь человека, нельзя. С.П.Королев писал жене Нине Ивановне с космодрома: “Мы стараемся все делать не торопясь, основательно. Наш девиз: беречь людей. Дай-то бог нам сил и умения достигать этого всегда, что, впрочем, противно закону познания жизни…”

27 января 1967 года в перенасыщенной кислородом атмосфере космического корабля сгорели американские астронавты, первый экипаж “Аполлона”: Вирджил Гриссом, Эдвард Уайт и Роджер Чаффи. Они погибли до того, как сумели открыть входной люк. При подготовке к космическому старту разбились Эллиот Си и Чарльз Бассет — основной экипаж “Джемини-9”. Во время тренировочных полетов погибли астронавты Клифтон Вильямс, а позднее Роберт Лауренс. Вильямс был дублером на “Аполлоне-9” и готовился к полету на “Аполлоне-12”. Он должен был стать четвертым человеком, который ступит на Луну. На тренировке реактивный самолет астронавта Теодора Фримена столкнулся в воздухе с гусем. Фримен катапультировался, но высота была слишком мала, и он разбился. Можно такое предусмотреть? Можно было предусмотреть гибель Юрия Гагарина и его опытнейшего инструктора Владимира Серегина во время ординарного тренировочного полета?