Густав Эмар - Новая Бразилия Страница 11

В Рио имеется также и французский журнал «Бразильский курьер», который ведется старого закала журналистом, горячим патриотом, избравшим своим призванием всегда и во всем отстаивать французские интересы. Журнал этот редактирует господин Делор, француз и парижанин до мозга костей и при этом мастер своего дела. Всякий малейший пустяк, даже случайно вышедший из-под его пера, имеет некую своеобразную особенность, в которой сразу чувствуется талантливое перо.

Смиренно признаюсь, что я никак не ожидал встретить в трех тысячах миль расстояния от моего родного и возлюбленного Парижа столь талантливого и всесторонне научно образованного журналиста, который и в Париже занял бы видное место.

Господин Делор с честью несет звание французского журналиста и является поистине достойным и блестящим представителем французской прессы в Бразилии. Я полюбил его с первого момента встречи; да и могло ли быть иначе? Милей, любезнее и симпатичнее человека встретить трудно!

Я был чрезвычайно тронут сердечным и милым приемом, какой встретил во всех без исключения редакциях Рио; нельзя быть более внимательным, предупредительным и любезным, чем были все журналисты по отношению ко мне.

Почти все бразильские журналы и газеты единогласно жалуются на некоего господина, имя которого я даже не хочу называть, но который, будучи так же любезно и радушно принят и обласкан бразильской прессой, не нашел ничего лучшего, как написать целый ряд писем и памфлетов на тех людей, которыми он был обласкан, и на те учреждения, с которыми он даже не был знаком, а следовательно, которые не мог и критиковать.

ГЛАВА V. Независимость

Посетить и осмотреть Рио-де-Жанейро весьма интересно, и я намерен сделать это весьма подробно, но прежде, чем приняться за это, мне кажется необходимым познакомить читателя с тем, каким путем Бразилия завоевала свою независимость и заняла столь почетное место в ряду свободных, истинно просвещенных и цивилизованных государств.

И на этот раз я намерен придерживаться данных, собранных нашим собратом Рибейролем, изучившим и знавшим историю этой страны не хуже, чем любой урожденный бразилец. Его превосходный труд «Живописная Бразилия» — вещь замечательная, выдающаяся во всех отношениях; к сожалению, смерть неожиданно настигла его, не дав времени докончить начатое дело, но тем не менее все, что им написано, написано превосходно и всегда будет служить драгоценным вкладом в область литературы и истории.

Бонапарт, став благодаря перевороту 18 брюмера Наполеоном Первым, императором Франции, желал унизить, ослабить и обессилить Англию, эту душу и кассу всех коалиций. Не считая возможным атаковать ее в самой метрополии, он потребовал, чтобы все государи, бывшие его вассалами, блокировали ее, рассчитывая таким образом уничтожить своего неумолимого врага.

И что же из этого вышло? Англия только обогатилась контрабандой. Большинство государей изменяли лиге. Португальский царствующий дом предпочел покинуть родину и бежать, чем бороться против такого могущественного врага. Да и что мог он сделать против армий Наполеона? Во сто крат лучше было сохранить старый титул и колонии, чем получить вассальную корону из рук Жюно9 .

И вот из Португалии опять двинулись суда через безбрежный океан, но на этот раз уже не гордый флот Албукерки10 или Кабрала, победоносно шедший на подвиги и славу, а последний поезд португальского царствующего дома, покидавший родину с тем, чтобы искать убежища в своих колониях, печально удалялся из Европы под конвоем британских судов.

Этот грустный исход одного из древнейших царствующих домов Старого Света, принужденного искать себе убежища в этой полудикой еще Америке, был чем-то особенно торжественно-печальным.

Принц-регент Португалии и его придворный штат со всеми приближенными его двора сошли на берег в Баии.

Древняя столица Бразилии по-царски приняла царственного добровольного изгнанника и хотела удержать его в своих стенах. Но что бы сказал на это Рио? Ведь это значило на первых же порах посеять вражду и раздор в Бразилии. Потому принц-регент отправился в Рио. Здесь его ожидали великолепные торжества, празднества и церемонии; и город, и рейд были сказочно разубраны для встречи регента.

Но к чему эти празднества и торжества?

Это старая привилегия королевской власти, явившейся отдохнуть в свои загородные поместья.

Да, но ведь это было правительство, — Бразилия должна была сделаться могущественной державой, а Рио блестящей столицей этого государства.

О, сколько великих дел было бы сделано на свете, не будь ни камергеров, ни двора!

Эти последние вошли в город, — Сан-Себастьяно, как еще называют Рио-де-Жанейро, — как всемогущие властители, именем короля; пошли сборы да поборы, контрибуции да налоги и верховная власть надо всем, над должностями и учреждениями, над землями и домами — словом, над всем. Они живо истощили не только доброе расположение, но и весь запас долготерпения, каким обладали бразильцы, которые тогда уже прекрасно понимали, что для них добиться независимости нужно прежде всего. Принц-регент открыл все порты Бразилии всем дружественным державам, хотя и сохранил еще за собой право взимания пошлины в размере двадцати четырех процентов от стоимости товара. Но этим он разом разрушил древнекитайскую стену, служившую преградой к общению с другими государствами. Бразилия открыла свои двери Европе и вошла в сношения с другими народами.

Имея у себя королевскую власть в самой древнефеодальной форме, Бразилия незаметно забирала в свои руки власть через декрет о праве свободной торговли, вступив в общение с человечеством в самом широком смысле этого слова.

Если бы принц-регент, став королем Жоаном VI11, сумел понять дух и направление своего нового королевства, принявшего его так сердечно, и пожелал бы следовать народной политике, он мог бы основать одну из величайших держав своего века, но он был чересчур пропитан гордостью прежней метрополии и слишком много дорожил старыми традициями и привилегиями, словом, он был не бразилец, а чересчур португалец. В его совете, в администрации, в посольствах, словом, всюду, где только была власть и влияние, он ставил исключительно только дворянство, грандов, родовитых лиссабонцев.

А эти нахалы, алчные и надменные, были так же бессовестны и беззастенчивы, как кобленцкие обиралы в бытность свою в Париже.

Они накладывали руку на всякое дело и запускали лапы во всякую мошну. Они держали себя, как стая воронов, алчных и голодных, смотревших на Бразилию, как на завоеванную страну, которую безжалостно и бесстыдно эксплуатировали.