Сергей Высоцкий - Искатель. 1997. Выпуск №3 Страница 11

— Жена заставила, Верунчик!

Он взял Владимира под руку и увлек сквозь кордон спецназовцев за угол гостиницы. Судя по тому, что ни один из стоявших в оцеплении солдат даже не попытался остановить их, Рамодина здесь знали.

— Есть проблемы? — Майор остановился у могучей гостиничной колонны. Проверил, нет ли поблизости людей?

Фризе усмехнулся, вспомнив конспиративные повадки Евгения.

— Зря лыбишься! Помнишь Якушевского? Моего шефа? Схарчили. Какой-то подонок двинул на Житную[2] «телегу», что критикует начальство. Так какие проблемы?

— Я работаю на банкира Антонова.

— Выбираешь клиентов побогаче?

— Бедным частные детективы не нужны.

— Да. Не смогли мы убийство Павлова по горячим следам раскрыть! А сейчас… — Майор безнадежно махнул рукой. — Но через две недели я сам за это дело возьмусь. Если ты до того времени не подсуетишься.

— Честно говоря, Женя, это мое задание. Но официально я буду искать предков клиента в архивных завалах.

— Просек. Топаешь по стопам пропавшей без вести Стольниковомй и убитого Леонида Павлова? Не тошно бумажную пыль глотать?

— Завтра иду в архив первый раз. — Фризе прикинул, стоит ли рассказывать Рамодину о том, что Стольникова никуда не пропадала? И решил — не стоит. Майор сказал, что займется делом не раньше чем через две недели. За это время многое может произойти. Да и смешно сказать, загляни кто-нибудь из сыщиков в институт, давно бы уже знали, что произошло с девушкой!

— У тебя Женя, есть версии?

— Версии-то есть. Да дело не сдвинулось.

— Поделишься?

— Павлов задолжал хозяину комка Мураду Умарову.

— Слышал. По нынешним временам — гроши.

— Гроши! Для таких, как ты, — гроши. А эти ребята ничего не прощают. Включают счетчик… Но это я так, к слову. Мурад Павлову долг простил. Есть свидетели. Мать Леонида подтверждает. Простить-то простил, а потребовал, чтобы Павлов подробно рассказывал о банке.

Рамодин нетерпеливо взглянул на часы:

— Черт! Не могу долго тут рассуживать. Скажу короче: с Мурадом мы проверили все. У него есть алиби. Очень прочное.

Увидев скептическую улыбку товарища, майор нахмурился.

— Уезжал в Минск встречать партию товара. Не веришь — займись проверкой. Исполнителем мог быть и кто-то другой. Но на меня этот Мурад произвел хорошее впечатление.

— Эта версия отпадает?

— Откладывается про запас. Теперь про архив, в котором ты собираешься провести свои лучшие годы… Странно, что за полгода оба доверенные лица банкира, копавшиеся в прошлом его предков, стали объектом преступлений. Тьфу, зараза! — Майор сердито плюнул. — Чешу как из Минюста! Так вот — это на первый взгляд странно. Дело-то может бы не в архиве, а в банкире. Он тебе не рассказывал — мафиози его достают? Не тут ли собака зарыта?

— Ни словом не обмолвился.

— То-то и оно! Эти денежные мешки страсть как не любят к ментам обращаться! Ну, чего тебе еще подкинуть?

— Какие-нибудь заметки, записные книжки у Павлова не нашли?

— На месте преступления — нет. А дома — сколько угодно. Но к убийству они отношения не имеют.

— А его статья в газете? Вряд ли она торговой мафии понравилась. И обещание газеты напечатать новые статьи.

— Эту версию я со счета не сбрасываю. Но, старик, руки не дошли. Вот только… — Майор задумался.

— Что?

— Да ведь эта версия опять к Мураду ведет. А ее мы уже отработали. Чист парень.

— Убили заточкой?

— Да.

— Никаких свидетелей?

Заверещала рация во внутреннем кармане у майора. Он поднял отворот пиджака, наклонил голову:

— Третий слушает.

— Давай к машине, — просипел простуженный бас.

— Понял. — Рамодин взглянул на Фризе. — Извини, браток, государственные дела зовут. — Легонько ткнув Владимира кулаком в плечо, Рамодин поспешил на зов начальства. Но, сделав несколько шагов вернулся:

— Володя, на днях позвоню. А может, и загляну на часок. Только с доверенным лицом. Ладно? Я ей про твои картинки рассказывал, подруга прямо загорелась. Очень хочет посмотреть.

— Буду рад. Выбирайте вечерок. Днем я теперь служу архивариусом.

О работе в архиве у Фризе со студенческих лет остались самые приятны воспоминания. На третьем курсе он готовил курсовую работу о знаменитом русском судье и прокуроре Анатолии Кони. Научный руководитель Владимира, профессор истории государства и права, напутствовал его такими словами: «Володя, у вас есть выбор: засесть в библиотеке и заниматься компиляцией. О Кони написано немало статей и брошюр. Переворошите их и сляпаете курсовую из чужих мыслей. Скорее всего тоже заемных. Или съездите в Ленинград. В Исторический архив, в Пушкинский дом. Отыщите документы, к которым рука исследователя не прикасалась ни разу со времен революции. Но учтите — глаза и спина будут болеть. — Професcop улыбнулся, смерив взглядом высоченного студента. — Почерк у Анатолия Федоровича Кони поддается расшифровке с трудом. А главное — у факультета нет денег, чтобы оплатить вашу поездку. Решайте!»

Мог ли Фризе после такого напутствия заняться компиляцией? Да и профессор не без умысла предложил ехать в Питер именно ему. Знал, что отец у Владимира крупный ученый и деньги на поездку найдутся.

Фризе обнаружил тогда немало фактов из биографии знаменитого юриста, о которых исследователи даже не подозревали. Но особенно привлекательными показались ему литературные опыты Кони, никакого отношения к юриспруденции не имевшие. Пародии. Например, на Чехова, на Боборыкина. Как в изложении этих писателей выглядело бы расставание нимфы Калипсо с коварным Улиссом.

Но разысканные в недрах архива пародии в курсовую работу не попали.

— Не по теме! — заявил научный руководитель.

— Зато интересно!

С этим профессор согласился. И вычеркнул цитаты жирным синим карандашом.

Через несколько лет Владимиру попалась брошюра своего бывшего научного руководителя. Там были процитированы почта все разысканные им пародии. Кони называл их «Стилистические шутки». Но Фризе в то время волновали совсем иные проблемы, и к своим творческим опытам он уже не возвращался.

Московский архив показался Фризе унылым, наводящим тоску учреждением. Может быть, потому, что встретили его здесь неласково.

— От господина Антонова? — Заведующая читальным залом не пыталась скрыть своего скептицизма. Она взяла у Владимира документы и несколько минут молча просматривала их. Даже не предложила ему сесть. Потом, изобразив на красивом, но неприветливом лице гримасу сожаления, спохватилась: