Карл Май - На Тихом океане Страница 11

— Ты единственный, кто занимается подобными сборами?

— Нет. Гонцы странствуют везде, во всех землях, где чтят Будду. До начала строительства осталось совсем немного.

— Как далеко отсюда до Богд-уула?

— В три дня вы будете там и, чтя святого, станете его учениками.

— Я уже ученик святого из Курена, — заявил Шангю с гордостью, — я не могу иметь двух учителей!

— Стань же ты его учеником! — обратился сборщик ко мне.

— И у меня уже есть учитель. Он более велик, чем все ваши святые, коим вы молитесь.

— Как зовут его?

— Иисус.

— И-сус? Но я не знаю такого, хотя читал все книги.

— Разве можешь ты сказать, что выпил море, отведав лишь каплю? Миллионы молятся Иисусу, а среди них тысячи писали книги, о которых ты даже не слышал.

Он сделал серьезное лицо:

— Тогда шаби И-суса весьма ученые люди. Как называется монастырь, в котором он живет?

— Он живет в небесах над звездами и здесь, на земле, у него миллионы монастырей и храмов, в которых ему возносят молитвы.

— Это сын небесного господина, — воскликнул Шангю и поделился, причем с великим воодушевлением, тем малым, что он слышал о христианском учении. Остальные слушали с превеликим вниманием, и я в который раз убеждался, что святая миссия среди простодушных монголов снискала поле много благодатнее, нежели среди китайцев.

— Есть ли у вас такая молитва, как наша «Ом мани падме хум»? — спросил меня сборщик.

— У нас много молитв. Если угодно, я могу прочесть одну из нашей Священной книги.

— Прочти.

Я прочел им «Отче наш» и объяснил происхождение этой молитвы. Я рассказывал и рассказывал, а звезды взбирались все выше, костер погас, стало холодно, и наконец забрезжил рассвет.

Тут поднялся лама-хозяин и сказал:

— Ты говоришь языком та-дзе не очень хорошо, но речь из твоих уст течет, как вода в ручье, а религия твоя так же высока, как звезды в небе. Ночь, мною проведенная, была бессонна, но я познал господина небес и земли. Будь в Богд-ууле, пока я не вернусь туда, и тогда я смогу услышать тебя снова и все услышанное записать, чтобы потом поведать о том моим братьям!

Он укрепил на животных мельницы и поднял своих пастухов. При расставании попросил:

— Дай мне слово из своей Священной книги, чтобы душа моя в пути могла радоваться!

— Что ж, слушай: «Бог есть любовь, и кто в любви живет, пребывает тот в Боге, а Бог в нем»!

— Это очень глубокое, прекрасное слово… Дай мне еще одно!

— Бог есть душа, и кто ему молится, должен не в чукур, но в душе и бытии молиться!

— Об этом я особенно должен подумать. Будь счастлив!

Он пришпорил коня. Я знал, что заронил в сердце его искру, которая непременно вспыхнет ярким пламенем.

Чем ближе мы подъезжали к обители святого, тем оживленнее становилось движение. Поминутно, то нам навстречу, то попутно, спешили всадники. Повсюду замечал я «Ом мани падме хум». Видя старания сих несчастных постичь истинного бога, находясь на ложном пути, я понял, что сильнее всего жаждал стать миссионером, и искренне радовался, что за столь короткое время так много говорил с Шангю о религии.

— Разве не слыхал ты, как шаби говорил, что долгое время учениками у великого святого состоят восемь орос?[21] Чье же учение истинно? — спрашивал он.

— Этих орос я должен сперва увидеть. Истинный верующий никогда не станет чтить Бокте-ламу.

Шаби действительно рассказывал про русских учеников святого, и мне не терпелось увидеть их. Я не мог представить, что восемь христиан способны избрать такую стезю.

Наконец достигли мы и Богд-уула. Это был отнюдь не самый большой палаточный лагерь. Ни одна палатка не обошлась без чукур, и вся «святая гора», по названию которой именовалась и эта область, была изображена на молитвенных мельницах. Уже издалека я легко узнал и Падму — пещеру, название которой означало «Цветок лотоса».

Гора, ближе к вершине которой зияла огромная пещера, и действительно походила на огромный лотос. От пещеры протянуты были два каната. Тот, кто желал пообщаться со святым, должен был сперва подняться по одному канату на головокружительную высоту, свершить там обряд, а затем по другому канату спуститься вниз. Внизу стоял лама и давал всем желающим исчерпывающие сведения. Повсюду виднелись мельницы с начертанными на них формулами: «Ом мани падме хум». И на всем пути от лагеря до гор тянулись по земле многократно повторенные слова формулы, и сотни паломников, идущих спина в спину, бросались ниц в благоговейном экстазе молитвы. Многие из них едва влачились, тяжко дыша, сгибаясь под грузом данных ламой книг. Они принимали обет прочесть все молитвы, коими, возвращаясь, становились отягощены.

Тем не менее жизнь в лагере не замыкалась только на религиозных отправлениях. Здесь, причем с немалыми удобствами, расположились китайские лавочники и менялы; видел я и чайные, где за хорошие деньги всегда можно было купить опиум. От предоставленной мне палатки я отказался и поселился вместе с Шангю. Отдохнув от длительного пути и понаблюдав упражнения по медитации, мы отправились в одну из чайных, где людская толчея напомнила мне наши ярмарки или птичьи рынки. Усевшись на возвышении, мы принялись пить чай.

Тут ушей моих достигли звуки, приведшие меня, надо признать, в некое замешательство. То была русская речь, причем беседовали двое, сидящие как раз у нас за спиной:

— Говори по-польски! Здесь достаточно китайцев и монголов, которые абы как, но поймут русскую речь. Кто бежал с рудников, не может быть до конца спокоен…

— Это скоро кончится. И нужда кончится, лишь бы поскорее попасть в Кай-чей или в Цинь-чей, а там уже беспрепятственно можно будет пробраться в Австралию или в Америку. Я думаю, Милославу можно доверять.

— А откуда он знает монгольский?

— Он занимался с детьми надзирателя и случайно нашел учебник грамматики… Кстати, ты знаешь, что вчера старику наверх пришли по меньшей мере восемь слитков? Как раз по одному на брата. Только выдастся темная ночка, мы без труда обделаем это дельце. О лошадях можно не заботиться, запасов у нас хватит, и, если не произойдет ничего непредвиденного, мы пересечем море уже богачами.

Шангю стал собираться обратно в палатку, я же решил, хотя услышанного было более чем достаточно, задержаться, опасаясь, правда, быть разоблаченным. Однако, взглянув краем глаза на говоривших и убедившись, что они мне не знакомы, последовал за Шангю.

На улице я спросил первого встречного человека, где стоит палатка орос. Он показал. И я, сопровождаемый ламой, отправился по лагерю с целью ближе познакомиться с нравами и обычаями паломников.