Джеффри Дженкинс - Берег Скелетов Страница 11

«ДЕЛО ПЕРВОСТЕПЕННОЙ ВАЖНОСТИ»

Крохотная вещица, лежавшая перед немцами, символизировала огонь, бомбы, торпеды, руины, гибель. Прошло семнадцать лет, а я отчетливо, будто все происходило вчера, вспомнил кошмары войны, смерть, постоянно стоявшую рядом, и страх перед нею, который мы топили в джине.

Контуры вещицы напоминали силуэт острова-крепости Мальты. Это была наша эмблема, и она постоянно говорила мне о бурных и далеких днях, проведенных на подводной лодке «Форель» британских военно-морских сил. Истошный вопль пьяного немца, в полном оцепенении не спускавшего глаз с эмблемы, в то время как трое его компаньонов, словно остолбенев, продолжали сидеть за столом, вызвал в моей памяти устрашающий вой немецких бомбардировщиков, картины того, как пикировали они на караваны судов, пытавшихся прорваться к осажденной Мальте, или сбрасывали свой смертоносный груз на ее доки. Истеричный, ударивший по нервам крик немца заставил меня мысленно перенестись на семнадцать лет назад, из уютного, мирного бара в Свакопмунде… Война. Средиземное море. 1941 год.

Сетка на линзах перископа прояснилась, затуманилась и снова прояснилась, как сознание пытающегося проснуться человека. Верхушка перископа поднялась над водой, и в поле моего зрения оказался огромный линейный корабль типа «Литторио».

— Дистанция! — потребовал я, не отрывая глаз от перископа.

— Шесть тысяч!

Далековато, конечно, но такая добыча заслуживала любого риска, тем более что угол для стрельбы был вполне приемлем.

Весь поглощенный наблюдением за столь заманчивой целью, я вместе тем почти физически ощущал, как среди команды нарастает напряжение, хотя все мы были людьми закаленными в битвах. Каждый из нас знал, что мелководное Средиземное море стало могилой уже для многих английских подводных лодок.

Я подошел к столу с картами, подозвал Джона и показал ему на отметки глубин:

— Сейчас мы находимся тут, — показал я. — Как видишь, глубина на большом пространстве почти одна и та же, а здесь вот, по направлению к острову Искья, она уменьшается, создавая почти отмель, а дальше снова возрастает.

— Всего сто десять футов, — усмехнулся Джон.

— И достаточно. Если нам удастся провести «Форель» в эту впадину, шельф ослабит разрушительную силу глубинных бомб, а отраженное берегом эхо взрывов создаст такие помехи, что гидролокаторы итальянцев не смогут нас нащупать. То же самое произойдет с шумопеленгаторами… Снаружи послышался глухой удар… второй… третий…

— Три попадания, сэр! — воскликнул молодой офицер Питерс. Напряжение среди моряков упало, все заулыбались.

— Отличная работа, сэр! — торжественным тоном провозгласил Джон. — Поднимемся взглянуть?

— Ни в коем случае, если не хочешь, чтобы нас потопили. Не пройдет и пяти минут, как полетят глубинные бомбы, за помни мои слова.

Я направил «Форель» к тому месту, где мы могли рассчитывать на спасение. Правда, наши шансы проскользнуть туда были невелики, — вражеский эсминец висел у нас на хвосте, — но томиться в ожидании атаки не менее тягостно, чем переносить саму атаку.

У меня был точный, но трудновыполнимый приказ. После Таранто итальянцы кое-как подлатали свой флот, понесший большие потери во время знаменитого ночного налета английской морской авиации на этот порт, и разведка считала, что один из наименее поврежденных линкоров типа «Литторио» проходит испытания после ремонта. Именно его я и видел сейчас. Мне приказали патрулировать у Неаполя и вокруг островов Искья и Капри и, не отвлекаясь ни на какие другие цели, сколь бы соблазнительными они ни оказались, потопить линкор, как только он появится в море.

Я приказал поставить торпеды на двадцать футов с таким расчетом, чтобы они прошли под миноносцами, если те окажутся на линии цели. На центральном посту рядом со мной стоял Джон Герланд.

— Взгляни-ка, — обратился я к нему.

Джон приник к перископу, почти тут же снова выпрямился, но промолчал; выражение его лица в эту минуту было красноречивее слов.

Линкор вошел в визир, и я нажал кнопку прибора управления огнем.

— Первая, пли!

Лодка вздрогнула, и я почувствовал в ушах усилившееся давление — это означало, что сжатый воздух отправил торпеду в ее смертоносное путешествие.

— Перископ опустить! Вторая, пли! — приказал я спустя пять секунд, учитывая, что линкор шел со скоростью в двадцать восемь узлов. — Третья! Четвертая, пли!

— Сэр, выпущено четыре торпеды!

…»Форель» погрузилась глубже. В следующие пятнадцать минут решится, выживем мы или нет, прав я был или ошибался, оценивая характер шельфа у Искьи. Во всяком случае, жребий был брошен.

— Взрывы по курсу за кормой, сэр!

В ту же минуту лодка вздрогнула, с потолка посыпались куски пробки, но свет продолжал гореть.

— Сто футов!.. Малый вперед!.. Режим — тишина!

Теперь мы слышали шум винтов над головой. Эсминец перегонял нас, и не оставалось сомнений, что скоро и другие корабли окружат лодку, как мухи кусок рафинада.

— Маневра уклонения не производить! — приказал я. Шельф и неглубокая впадина в нем оставались нашей единственной надеждой, а здесь, где нас настиг противник, было слишком мелко, чтобы мы могли спастись от атаки девяти или даже более эсминцев.

Три четверти мили до сравнительно безопасного места… Скорость — всего три узла… И шум над нами от винтов подоспевших миноносцев…

Слева по носу послышались взрывы — серия из пяти бомб. На эсминцах, находившихся сейчас между нами и впадиной, как видно, поверили, что я изменил курс после первой же атаки. И снова шум винтов над нами, снова серия взрывов.

До спасительной впадины оставалось полмили. Теперь я вел «Форель» на восток, и скоро нам предстояло подняться футов на двадцать, чтобы не наткнуться на шельф. Двадцать футов, от которых зависела наша жизнь…

Эсминцы наседали. Три серии взрывов, последовавшие одна за другой, нарушили где-то электропроводку, и в лодке пришлось включить холодное и тусклое аварийное освещение. Мне показалось, что на меня отовсюду сыплется пыль.

— Восемьдесят футов! — тихо приказал я, и Питере даже замигал от изумления.

Сознавая, что рискую выдать местоположение подводной лодки шумом, я тем не менее приказал продуть балластные цистерны. Во время этой операции рядом с «Форелью» разорвалась еще одна серия бомб, рассчитанных на глубину, на которой лодка шла раньше; если бы мы не изменили глубину, с нами было бы все кончено.

«Форель» проплыла над небольшой возвышенностью, и я, еле сдерживая волнение, приказал:

— Право на борт! Сто десять футов!

«Форель» легла на дно. Заполнив правые балластные цистерны, я заставил лодку накрениться на пятнадцать градусов и прижаться к краю шельфа — так человек укрывается за песчаным холмиком от угрожающей ему опасности. Судя по далеким беспорядочным взрывам, эсминцы потеряли лодку. Теперь нам оставалось смирнехонько лежать на дне впадины, и надеяться на лучшее.