Николай Борисов - Зеленые яблоки Страница 12

Ты не должен думать, что я пишу эти строки в большом волнении. Я никогда не была спокойнее, чем теперь, потому что я знаю, что нужно делать. Но раньше, давно уже, все время я сильно страдала; никогда не думала я, что человек может так страдать. Я всегда хотела идти иными дорогами, чем все другие, и вот заблудилась. Когда я еще ребенком пускала, бывало, мыльные пузыри, я всегда плакала, видя, как самые пестрые из них раньше всех лопаются, в то время как бесцветные поднимаются высоко, под самую крышу. И теперь я начинаю плакать, потому что самые красивые из моих пузырей раньше всех должны лопнуть.

«Будьте моей женой, Айрис», — шептал ты. И я эти слова унесу с собой… Я запуталась, я не знаю, кто ты, милый икс с Шип-стрит, не знаю, но, кажется, что я могла бы полюбить тебя… Могла… Но… Ты сам знаешь это но…

Не забывай, я очень хотела бы теперь, чтобы хоть один вспомнил, как я ему только раз дала радость…

Не показывай этого письма никому и не говори о нем Марчу — обещай мне это. Потому что он очень любил меня при жизни. Прощай, икс! Начинает уже светать, прощай!

Когда Джон Бертон с трудом дочитывал эти слова, за окном погас последний отблеск света.

Джон Бертон стоял один в глубокой тьме.

Глава II

Прежде чем покончить с собою

(Р. Стивенсон и Ж. Ромэн)

Таверна была полна посетителями и посетительницами, из которых многие заговаривали с Айрис, но, не находя ее интересной, отставали.

Написав письмо Бертону, смутившему ее жизнь, нарушившему накопившуюся ненависть к тому, кого хотела убить, Айрис машинально наблюдала апашей, сутенеров, кокоток и не могла себе дать отчет, где, как и каким образом покончить с собой…

Вдруг дверь сильно распахнулась, и в таверну вошел молодой человек в сопровождении двух посыльных. В руках посыльных было по блюду сливочных пирожных, прикрытых крышками, которые они тотчас же сняли. Молодой же человек обходил всех присутствующих и с преувеличенно любезностью угощал пирожными. Иногда угощение его со смехом принималось, а иногда от него решительно и даже грубо отказывались. В последнем случае молодой человек с более или менее смешным замечанием съедал пирожное сам.

Наконец он подошел к Айрис.

— Мисс, — сказал он, низко кланяясь и взяв в руку пирожное, — не окажете ли вы честь совершенно незнакомому вам человеку? За достоинство этого печенья я могу отвечать, так как съел его две дюжины и три штуки с пяти часов.

— Я имею обыкновение, — ответила Айрис, — не столько обращать внимание на предлагаемое, сколько на цель, с которой угощают.

— Цель, мисс, — снова кланяясь, отвечал молодой человек, — насмешка.

— Насмешка?! Над кем же вы хотите насмехаться?

— Я пришел сюда не для того, чтобы объяснять философию, — отвечал молодой человек, — а для того, чтобы раздать пирожные. Если я скажу, что искренно включаю себя в предметы насмешки, то, надеюсь, что вы сочтете себя удовлетворенной и успокоенной. Если же нет, то вы принудите меня съесть двадцать восьмое пирожное, а они, право, мне уж надоели.

— Вы трогаете меня, — сказала Айрис, — и мне очень хочется избавить вас от неприятности, но я сделаю это только при одном условии. Если я съем ваше пирожное, к которому я не чувствую ни малейшей склонности, то в виде вознаграждения прошу вас отужинать со мной.

Молодой человек точно соображал что-то.

— У меня еще на руках несколько дюжин пирожных, — сказал он наконец. — И вследствии этого мне необходимо обойти еще несколько таверн, чтобы окончить свою великую задачу. На это уйдет немало времени, и если вы голодны…

Айрис вежливым движением прервала его.

— Я пойду с вами, — сказала она, — так я сильно заинтересована вашим приятным способом препровождения времени. И теперь, раз предварительные условия мира заключены, позвольте мне подписать их за нас обоих.

И Айрис с самым довольным видом съела пирожное.

— Превосходное! — сказала она.

— Я вижу, что вы знаток, — отвечал молодой человек.

И так как в таверне все или приняли, или отказались от угощения, молодой человек со сливочными пирожными, под руку с Айрис, пошел в другую такую же таверну.

Оба посыльных, по-видимому, привыкших к такому глупейшему занятию, последовали за ним. Общество в таком порядке посетило еще две таверны, где ничто не отличалось от того, что было в первой таверне: кто отказывался, а кто принимал предлагаемое странное бродячее угощение, и молодой человек сам съедал то, от чего другие отказывались.

Выйдя из третьей таверны, молодой человек пересчитал свои оставшиеся запасы. Осталось девять пирожных: три на одном блюде и шесть на другом.

— Мисс, — сказал он, обращаясь к своей новой знакомой, — мне не хотелось бы задерживать наш ужин. Я уверен, что вы голодны, и я считаю себя обязанным быть к вам внимательным. В нынешний великий для меня день, когда я заканчиваю безобразную жизнь самой безобразнейшей глупостью, я желаю быть особенно любезным с людьми, почтившими меня своим вниманием. Вам, мисс, более ждать не придется. Хотя организм мой расшатан прежними излишествами, но я, рискуя своей жизнью, устраняю дальнейшие препятствия.

С этими словами он препроводил в рот оставшиеся девять пирожных, глотая их сразу по одному. Затем, обратившись к посыльным, он дал каждому по соверену.

— Мне следует поблагодарить вас, — сказал он, — за ваше необыкновенное терпение.

И, поклонившись каждому, он отпустил их. Затем он в продолжение нескольких секунд смотрел на кошелек, из которого только что расплатился с посыльными, и потом, швырнув его на середину улицы, выразил готовность идти ужинать.

В маленьком французском ресторанчике в Сохо, пользовавшемся когда-то незаслуженной репутацией, но затем скоро забытом, в небольшом отдельном кабинете, во втором этаже, они сидели за отличным ужином, разговаривая о всяких пустяках. Молодой человек был разговорчив и весел, но смеялся слишком громко для благовоспитанного человека, руки его сильно дрожали и голос внезапно принимал резкие оттенки, ясно показывавшие, что он ему не повинуется. Когда десерт был убран со стола и он закурил сигару, Айрис обратилась к нему с такими словами:

— Вы, я уверена, извините меня за мое любопытство. Все в вас мне нравится, но еще более того удивляет меня, и я, рискуя даже показаться вам неделикатной, все-таки скажу вам, что я стою вашего доверия. У меня самой много тайн, которые я постоянно доверяю недостойным лицам. И если, как я предполагаю, тайна ваша не из умных, то вам нечего стесняться меня, так как глупее меня нет людей в Англии. Я провожу жизнь, отыскивая приключения, и нет такой глупости, которой бы я не сочувствовала.