Виктор Егоров - Чекисты рассказывают... Книга 2-я Страница 12

Гражданская война разметала сановитых родственников Майкла по всему свету, но он не последовал за ними. Он оказался в стороне от активных мероприятий английской разведки в России: от белогвардейских заговоров, восстаний. В порядке политики «дальнего прицела» его готовили для других «дел». Царский офицер в небольшом чине в силу своих прогрессивных убеждений встал на сторону Советской власти. Как бывшего генштабиста его использовали в качестве военспеца в штабе Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В 1920 году Майкл был инструктором, готовил молодых командиров для работы в оперативном управлении штаба, но сам непосредственного отношения к делам этого управления не имел. Такое положение мало устраивало шефов Майкла, и он получил указание «подобрать ключи» к секретам главного штаба красных.

Из всех своих учеников особое внимание Майкл уделял наиболее способному — Шлемову. Он не принимал участия в шумной компании своих коллег по занятиям у Майкла. Со стороны даже казалось, что он сторонился товарищей. Майкл заметил, что Шлемова что-то угнетает, и стал всячески сближаться с ним. Он наткнулся точно на ледяную глыбу. Много положил Майкл труда, прежде чем сумел зазвать его к себе в гости. Жил Майкл в небольшой двухкомнатной квартире. На валюту, которой снабжали его шефы, можно было приобрести многое, чего не купишь за обычные деньги. Радушный прием, обстановка, умело направленная беседа и хороший коньяк сделали свое дело.

— Меня беспокоит судьба родителей. Они поддались общей панике и ринулись за границу. А каждому из них за пятьдесят. Как устроились там? Живы ли? Почему я их не остановил тогда? — откровенничал захмелевший Шлемов.

— Надо попытаться разыскать их, — подал совет Майкл.

— Но как? Они не знают, где я сейчас, и мне нельзя искать их официально... Я скрыл, что мои родители за границей... Надеюсь на вашу порядочность, — спохватился Шлемов.

— Можете быть совершенно спокойны.

— Мне иногда хочется пойти к нашему комиссару и рассказать все. Он умный человек, поймет. Тем более, что отец инженер, никогда политикой не занимался и к классу эксплуататоров не принадлежал.

— Ни в коем случае. Откуда вы знаете, что делает ваш отец сейчас и какое занимает положение. Надо сначала списаться с ним.

— Но как?!

— Раз вы поверили в мою порядочность, и я поверю в вашу... У меня родственники в Англии и Франции, с которыми я поддерживаю переписку через двоюродную сестру, проживающую в Москве. Могу помочь вам найти родителей.

— Буду вам признателен, — после небольшой паузы сказал Шлемов. — Моего отца зовут Никодим Степанович Шлемов. Выехали родители в Париж. Там по улице Рамбюто, 15 проживает дальняя родственница матери Сусанна Цвеклинская, полька по национальности.

После этого разговора Шлемов стал сторониться Майкла. Отказывался от настойчивых приглашений зайти в гости и даже часто пропускал занятия. Майкл понял, что Шлемов сожалеет о сказанном. Но отступать Майклу было нельзя. Шлемов имел доступ как раз к тем документам, которые интересовали лондонских шефов Майкла. Прошел месяц, и из Лондона Майклу прислали письмо от отца Шлемова, адресованное сыну.

Когда Майкл сказал, что пришло письмо от отца, Шлемов без всяких колебаний согласился прийти за ним.

На бледном лице Шлемова выступили ярко-красные пятна, когда он читал письмо отца.

Майкл с интересом наблюдал за ним. Он знал содержание письма.

Мой сынок, мое сокровище! Меня уверили, что ты жив и здоров. Мы с мамой благодарим всевышнего ежечасно, ежеминутно за счастье, посланное нам. Напиши, сынок, сейчас же. Весть от тебя вернет твоим старикам интерес к жизни.

Буду краток. Меня просили об этом. Мы, слава богу, устроены хорошо и не нуждаемся. Не хватает рядом тебя. Теперь все наши мысли будут о свидании с тобой. Какое счастье, если ты сумеешь выбраться оттуда. Эти добрые господа, нашедшие нам тебя, обещали помочь. Обнимаем и крепко целуем твои родители.

С минуту стоял Шлемов задумавшись.

— Разумеется, я должен как-то оплатить эту услугу «добрых господ»? — спросил он.

— Ерунда, несколько цифр из наметок вашего сектора.

Не ответив, Шлемов круто повернулся и вышел из комнаты.

«Все пропало. Этот психопат передаст письмо комиссару и расскажет обо мне», — молнией пронеслось в голове Майкла. И только то, что Майкл ни на минуту не сомневался в своем предположении, спасло его. Буквально через несколько минут он перешел на нелегальное положение. Стараниями английских шефов он был включен в дополнительный список немецких военнопленных и в затасканном мундире немецкого лейтенанта выехал в Германию.

С тех пор Майкл прошел суровую школу и не оступился ни разу. Потом его заслали в Баку. В 1928 году Майкл в платье азербайджанского крестьянина нелегально перешел советско-иранскую границу и по сфабрикованным Интеллидженс сервис документам на имя Аркадия Ивановича Юдина обосновался в Баку. В его задачу входило восстановление старых английских связей и регулярное освещение хода развития нефтяной промышленности, организация саботажа, диверсий. Но хотя теперь он был уже профессионалом высокого класса, работалось ему много труднее, чем прежде.

Чувство не личной обреченности, а полной исторической бессмысленности того, что приходилось делать, все чаще и чаще овладевало Аркадием Ивановичем. Он понемногу опускался, забросил гимнастику, начал попивать, обрюзг.

Доведенные до автоматизма навыки пока еще надежно оберегали его от роковых оплошностей.

Проспал Аркадий Иванович довольно долго. Солнце давно уже зашло, когда он, будто поднятый звонком будильника, вскочил. Было ровно восемь. До сеанса связи оставалось еще достаточно времени, вполне можно было успеть приготовить очередную сводку.

Аркадий Иванович запер дверь, достал из ящика стола отвертку и, подойдя к изразцовой печи, начал методично вынимать из облицовки голубоватые прохладные плитки. Одна, другая, четвертая... Через несколько минут открылся глубокий тайник, в котором стаял аккуратно упакованный радиопередатчик. Аркадий Иванович поставил его на стол, подключил к сети, соединил с куском провода, поддерживающего над окном плотную штору, — это была антенна, надел наушники, Еще раз посмотрев на часы, он тронул верньеры. Чуть потрескивая, засветились лампы, блестящая игла стрелки поползла по прорези шкалы, рука привычно легла на ключ.

«Я БРС... Я БРС... Прием... Прием...» — неслось в эфир.

Через две минуты в наушниках послышался частый писк ответной морзянки. Длинная колонка аккуратно, по-бухгалтерски выписанных цифр быстро вырастала на гладкой бумаге. Последние несколько знаков он не стал записывать. Они бывали в каждой радиограмме и означали: «Да хранит вас бог, Уильям». Брезгливая усмешка скользнула по обрюзгшему лицу, когда он услышал давно знакомое сочетание точек и тире. Упоминание о боге со стороны шефа, который не моргнув глазом посылал на смерть десятки людей, звучало по меньшей мере неуместно. Но таковы были традиции старой школы, давно уже вызывавшие у Аркадия Ивановича только недобрую усмешку.