Евгений Коршунов - Под белым крестом Лузитании Страница 12

У входа в хижину выросла фигура человека в шортах.

— Товарищ доктор, — сказал он и поднес ладонь к шлему, — поступают раненые.

Доктор Балла поспешно встал, потом обернулся:

— А вам, дорогие гости, придется посидеть здесь; набраться терпения и подождать, пока я не вернусь… Я распоряжусь, чтобы вас накормили… Книги и журналы в вашем распоряжении…

Он поклонился и вышел, провожаемый восхищенным взглядом мамы Иду.

На время воцарилось молчание: каждый был занят своими мыслями…

«…Тогда, на переправе, майор Баа вел с Евгением разговор — прямой и откровенный: да, враги сумели заманить в ловушку его отца и Мангакиса. Но в форт № 7 их еще не доставили. Поэтому всем отрядам 7-й зоны приказано во что бы то ни стало блокировать подходы к форту. Подумав, Баа добавил: „Мы были бы обязаны вернуть вас и не подвергать опасностям. Но вы можете помочь нам…“

Он сказал деликатно „нам“, а не „вашему“ отцу, и Женя поспешно, словно боясь, что майор передумает, кивнул в знак полного согласия.

— О вас будет знать весь буш, — продолжал Баа. — Мы позаботимся, чтобы об этом знал и Фрэнк Рохо. Этот человек опытен и осторожен, и все же он может не устоять перед такой… приманкой…»

…Елена посмотрела на Евгения, упрямо и недоверчиво покачала головой.

— Ты не знаешь, что с ними?!. Неправда, Джин — ты все прекрасно знаешь. Недаром майор на переправе о чем-то с тобой так долго говорил…

— Если хочешь — я повторю все снова. В который раз… Майор сказал мне, что они живы… И это главное… Он даже не назвал места, где они сейчас находятся, — видимо, это… секрет! И еще он говорил, что уж если мы решили навестить доктора Балла — нас пустят в лесной госпиталь… для поднятия боевого духа раненых…

— Значит, наше путешествие окончено?! — голос Елены дрогнул.

— Не знаю, возможно, что и так…

Путешествие… Это путешествие запомнится ему на всю жизнь…

Сначала они погрузились в длинную, выдолбленную из цельного ствола пирогу, скрытую нависшими над водой манграми. Лодка сидела в черной вонючей воде почти по самые борта. А полуголые люди бесшумно все подносили и подносили новую кладь. Потом они стали грузить другие лодки, вытянувшиеся цепочкой впереди. Безмолвные фигуры, как тени, скользили мимо, с тюками и ящиками на головах.

И вдруг, будто по невидимому сигналу, караван неслышно тронулся в путь. Четверо гребцов ловко орудовали короткими, широкими веслами. Они вонзали их без всплеска в речную гладь — и тяжелая лодка легкими рывками скользила по реке, словно жук-плавунец.

Ночь была безлунной, и сидящий впереди Елены и Евгения одноглазый Нхай ворчал, что из-за этих проклятых тугов нельзя даже чиркнуть спичкой — огонек заметят «с самого дальнего неба».

Майор поручил ему сопровождать маму Иду и «ее племянников» до базового госпиталя, и Нхай, возвращавшийся в свой отряд, действовавший в районе форта № 7, был недоволен вынужденной задержкой. Ему, опытному проводнику, уже не раз приходилось водить иностранных гостей по узким, еле приметным тропинкам буша, где в любой момент можно было напороться на мину — партизанскую или поставленную патрулем тугов: минная война была в самом разгаре…

Нхай был откровенно удивлен тем, что его спутники оказались легки на ногу. Даже грузная мама Иду неслась за ним, не отставая, пыхтя, как разъяренный носорог. Проводник было пошутил, что ее можно использовать для прокладки дорог в буше — за что сейчас же получил такой удар в спину, что пролетел вперед шагов пять, почти не касаясь земли.

— Вот и помогай таким, — обиделся старый солдат.

В ответ мама Иду обозвала его дикарем, не умеющим обращаться с леди.

Нхай хотел было возразить, что когда он служил в армии тугов и бывал в их стране, он был знаком с сеньорами и даже с сеньоритами почище этой зазнавшейся толстухи, но не рискнул: он уже побаивался маму Иду.

Старый солдат знал, что в буше у каждого, кто хотел выгнать тугов, было свое задание, а у этой толстухи задание, должно быть, очень важное, если с нею идут двое белых, если ее принимал сам «камарад коман-данте» и если именно ему, Нхаю, было поручено их сопровождать.

Мадам Балла и ее спутники шли с небольшими рюкзаками, не то что сам Нхай, тащивший за спиной целую гору разного добра. И все же им было трудно — солдат видел, как пот заливает их лица, как ноги с трудом вырываются из вязкого красного латерита и кустарник цепляется за одежду. Но медленнее идти было нельзя — туги наверняка уже знают о том, что из Боганы идет колонна с грузом.

Евгений понимал опасения старика. Ему казалось, что буш, словно огромное живое существо, внимательно следит за каждым их шагом, что крик незнакомой птицы — чей-то таинственный сигнал, а внезапная возня в ветвях — не переселение стаи зеленых мартышек, а оплошность вражеского наблюдателя…

Они доставили в госпиталь медикаменты, и неизвестно чему больше был рад доктор Балла — появлению матери или принесенному ею грузу.

Но никто, даже Евгений, не знал, что Нхай принес доктору Балла письмо, тщательно прикрученное к гранате, чтобы в случае нападения оно не попало к врагу.

И доктор Балла, прежде чем пригласить гостей в свой лесной кабинет, прочел его, отойдя в сторонку, задумчиво покачал головой, потом подозвал Нхая. Тот внимательно выслушал его, кивнул — и через минуту, взвалив на тощую спину свой огромный рюкзак, исчез в чаще…

СОЖЖЕННАЯ ДЕРЕВНЯ

Майк быстро и бесшумно шел по еле заметной тропке, окруженный со всех сторон плотной зеленой стеной, не видя никого и в то же время зная, что с полсотни вооруженных людей скользят сквозь чащу справа и слева, впереди и позади него.

Буш молчал, в чаще не было слышно даже птиц. Иногда гигантские стволы деревьев, покрытые гладкой сероватой корой, перегораживали топкую тропку, порой приходилось перепрыгивать полоски черной воды, еле видной сквозь ярко-зеленую осоку. Воздух был неподвижен и затхл, напоен запахом гниющих листьев и сырой земли, и Майку вспомнился блокгауз, в котором лежали аккуратным рядком тела убитых командос. Вспомнилось, как Фрэнк Рохо рассказал ему о задачах этой операции, которую поручил им генерал. Цель ее была проста и даже гуманна.

«Под белым крестом Лузитании» — так нарек операцию старый ди Ногейра. От этого веяло средневековьем, романтикой, хотя и вызвало снисходительную усмешку бородатого Рохо…

Чаща наконец расступилась, ч на залитой солнцем поляне Майк увидел Великого Охотника, замершего, словно собака в стойке.

Рохо молча дотронулся указательным пальцем до кончика своего крупного прямого носа и кивнул Майку. Юноша втянул воздух — откуда-то пахло дымом… Командир «Огненной колонны» коснулся пальцем правого уха, и Майк, которого охотник уже обучил нехитрой сигнализации, сделал шаг вправо. Рохо кивнул, тоже шагнул направо и исчез в густой слоновой траве.