Густав Эмар - Ранчо у моста Лиан Страница 12

— Да правда, ведь, ты уезжаешь!.. В сущности, ты отлично делаешь. Для такого молодого человека, как ты, который не имел здесь особенного дела, ничего нет лучше, как поискать где-нибудь на стороне разнообразия и настоящего дела.

— И так, вы теперь находите, что я хорошо делаю что уезжаю? — иронически осведомился молодой человек.

— Да, в видах твоей же пользу; посмотреть свет и людей; это дает опыт и полезные знания!

— Ну, в таком случае, я очень рад и иду седлать своего коня!

Иди, мучачо! Иди, — да, главное, не болтай лишнего!

— Будьте покойны!

— Да вот что, смотри, не уезжай, не простившись со мной.

— Ладно! — Торрибио вышел из комнаты, оставив, ранчеро в компании бутылок, которые, судя по тому, как усердно он прибегал к ним, скоро должны были осушиться до дна.

Дон Торрибио поспешил на конюшню, куда вошел, тихонько посвистывая; веселое ржание было ответом, — и умное животное тотчас же стало искать мордой своего господина.

— Ну, едем Линдо! едем друг мой! — сказал молодой человек, целуя его прямо в ноздри, и подавая своему любимцу кусок сахара. Затем он тщательно оседлал коня и, закинув поводья на луку седла, вышел из конюшни, а Линдо последовал за ним, как собака. Заперев конюшню, дон Торрибио направился к дому, но не дойдя до него, заметил при бледном свете месяца какую-то белую фигуру, неподвижно стоявшую под навесом, в которой тотчас же признал Леону. Брови его нахмурились; лицо приняло оттенок досадливости и видимого неудовольствия.

— Что ей надо от меня? — подумал он, а я уже было надеялся, что не увижу ее больше.

Но тем не менее он продолжал идти вперед.

— Это вы Леона? — ласково спросил он, — уж не больны ли вы? Я полагал, что вы давно легли и спите!

— Нет! — грустно сказала она, — я не ложилась и не спала, я не больна, я ждала вас!

— Вы ждали меня, Леона? И для того, чтобы повидаться со мной, вы рискуете простудиться и заболеть?! Войдите в дом, прошу вас!

Девушка отрицательно покачала головой.

— Нет! — сказала она самым решительным тоном.

— Смотрите Леона, отец ваш тут, он не спит, что если он услышит нас?

— Он меня убьет. Но что мне жизнь, раз вы не любите меня, Торрибио! — сказала она скорбным голосом.

— Леона!

— О, будьте покойны, — сказала она, широко распахнув дверь большой горницы, — он нас не слышит; он спит пьяный и не проснется ранее, как через несколько часов! — насмешливо сказала она.

Действительно, дон Хуан Педрозо спал, растянувшись на полу, под влиянием изрядного количества выпитого им вина.

— А ваша мать? — заметил молодой человек.

— О, моя мать все знает! Она угадала мою любовь — и я вынуждена была во всем сознаться ей. Ее не бойтесь, дон Торрибио она жалеет меня и плачет вместе со мной, стараясь всячески утешить меня с тех пор, как ей стало известно, что вы бросили меня.

Теперь эта девушка была уже совсем не та; ничто не напоминало в ней гордой надменной девушки, нервной и насмешливой. Это было кроткое, любящее существо, покинутая женщина, робко пытающаяся скрепить снова порванную, но дорогую для нее связь с любимым человеком.

— Как бы то ни было во всяком случае не прилично так, на самых глазах у вашего отца…

— О, если только это стесняет вас! — с грустной улыбкой сказала она, — то пойдемте туда, под деревья, там никто не услышит нас и не помешает!

— Нельзя отложить этот разговор до следующего раза?

— Нет, — с живостью возразила она, — нет, надо разом покончить со всем этим! Я должна поговорить с вами непременно сегодня же!

— Как угодно! — согласился дон Торрибио.

— Благодарю! — Подождите меня одну минуту! — с этими словами она бегом вернулась в дом и возвратилась через минуту с ружьем дона Торрибио.

— Возьмите, — сказала она, — теперь вам не надо будет возвращаться за ним в ранчо!

Молодой человек молча взял из ее рук свое ружье и последовал за нею.

Линдо шел за ним следом.

Отойдя шагов на сто от дома, они остановились посреди небольшой рощицы ликидамбров, густая тень которых окончательно скрыла их от посторонних глаз. Зубы молодой девушки лихорадочно стучали она была очень бледна, а глаза горели каким-то мрачным огнем.

— Право, вы пугаете меня, Леона, — сказал Торрибио, — этот холод может быть смертельным для вас!

— Ничего, внутренний жар греет меня! — сказала она каким-то загадочным тоном.

— Бедняжка! — Почему бы вам не подождать до завтра?

— До завтра?! — с горькой иронией повторила она, — кто знает, где вы будете завтра, не пытайтесь и теперь еще обманывать меня, Торрибио! — Я слышала ваш разговор с отцом; я стояла за дверью и не проронила ни единого слова. Я последовала за вами до самой конюшни, когда вы остаетесь одни с вашим Линдо, вы говорите с ним, как с другом, вы не лжете ему и не обманываете его! — сказала девушка, трепля своею крошечной ручкой шею верного коня, который при ее прикосновении тихо заржал от удовольствия.

Молодой человек молча опустил голову, видимо смутившись.

— И так, вы уезжаете, Торрибио? — с грустью сказала она, — скажите, почему вы уезжаете?

— Я сам не знаю, — с замешательством ответил он, — лес этот стал мне гадок, я его ненавижу! я хочу, во что бы то ни стало покинуть эти леса, хотя сердце мое разрывается на части.

— Меня вы так ненавидите, Торрибио, а не сам лес.

— Ах, Леона! Как можете вы говорить такие вещи?! — воскликнул он.

— Я часто слышала, что сильная любовь превращается в ненависть, а вы меня раньше любили, Торрибио! — Я это знаю, я чувствую это точно также, как чувствую сейчас, что вы уже не любите меня!

— Вы ошибаетесь, Леона! Я все еще люблю вас!

— Да, как сестру, вы уже говорили мне это! — с горечью продолжала она — Боже! неужели к этому должна была привести нас эта безумная любовь, какую вы прежде питали ко мне, и о которой вы говорили, что она вечна и бессмертна!

— Леона, не говорите так!

— Или, быть может, вы бежите от другой любви? — продолжала она, преследуя ход своих мыслей и, по-видимому, не слыхав его слов, — вы бежите от другой женщины, которую любите, но которая пренебрегает вами? Да, Ассунта очень хороша и очень кокетлива, — с горечью продолжала она, — ей мало водить за собой на цепочке двух своих двоюродных братьев, которые всегда висят на ее юбке, ей надо еще отбивать и чужих cortejos»!

— Леона! — воскликнул молодой человек дрожащим голосом, — какой злой демон учит вас говорить так о девушке стыдливой, скромной и добродетельной, с душой светлой, как кристалл?!

— А! — с едкой иронией подхватила Леона, — вы защищаете ее от меня! — Прекрасно! Этого только и недоставало! — Я-то, конечно, не стыдлива и не скромна — и душа моя не светла, как кристалл! А кто тому виной? кто заставил меня забыть женскую стыдливость, которая так красит девушку? — Скажите, дон Торрибио, кто это сделал? Какая несчастная роковая страсть заставила меня все позабыть и увлекла меня в ту бездну, где я гибну? О, какими чарами эта девушка сумела похитить у меня твою любовь? — Она хороша, — да хороша, — но, ведь и я не хуже! — или ее любовь прельщает вас, — но ведь она не только отвергает, но даже презирает вас! Знаете ли вы это!