Орден Прометея - Одран Нюктэ Страница 12

– В драку и без ножика? Что за безрассудство! А если пес бешеный? а вдруг бы укусил?

– Поводырь кормил своего пса сладостями, и пес растерял все свои зубы. Хотел прикусить – да нечем.

Юлиус подержал на весу ее ладонь, невесомую, шелковистую, почувствовал биение двух сердец и поспешно выпустил. Отступил. Она горделиво заулыбалась.

– Мой вам совет, Хозяин: прежде чем собака вернется, выройте запасной ход из норы и оставьте шавку с носом!

– Лисы не роют нор. Они занимают чужие.

– А, правда, что у вас с посыльным Сэржем что-то интересненькое завязалось?.. – Эльгеберд встала так, что хоть срочно зови художника рисовать картину 'Воплощение бури'.

– И кто такие слухи распускает? – Ротмунд сел за стол, от свечи зажег лампу.

– Сам Сэрж и распускает! Проходу не дает – на каждом углу пищит!

– Бедному мальчику заняться, похоже, нечем… – чуть ворчливо прокомментировал донос Юлиус. – Я его и видел-то последний раз на его собственных крестинах во-о-от такусеньким пострелом…

– Мне, кстати, тоже нечем заняться. Вы знаете, я обожаю цветы – ну, такие зеленые штучки с разноцветными лоскутками сверху. – (Еще одна старая игра – 'объясни мне, я никогда не видел'). – Скоро зима, и мне сказал капитан, что я не смогу разбить сад во дворе, потому что это, видите ли, противоречит какой-то там стратегии. А у меня в комнате их уже некуда девать, да и света солнечного им не хватает. Вот были бы вы растением, с вами и хлопот не было: сидите себе в темноте, на вас не нарадуешься, а с цветами – прямо беда!

– Обычно жалуются, что ты все преувеличиваешь. Но когда твои кадки с розами и ящики с геранями заполонили даже оружейную офицеров, и ты говоришь скромно, что тебе их некуда девать, чего же ты хочешь?

– Если мне нельзя разворотить мостовую и посадить цветы во дворе, может, вы разрешите ма-а-алюсенькую оранжерею на четвертом этаже?.. Зимний сад?..

– Смешная, ты предлагаешь разобрать крышу и застеклить ее?

– Ага. А мы бы с Сэржем занялись его благоустройством. Можна-а-а? Ну, можна-а-а?..

– Ты представляешь, во сколько это мне обойдется? Удовольствие не из дешевых. Работа стекольщиков – раз, залатать все швы в перекрытии, чтобы вода не просачивалась, – два, земли туда натаскать – три, а само содержание?..

– У-у-у-у…

–…но я подумаю над этим.

– Правда?! Правда?! Уррра!

Размахивая тряпкой и веником, она убежала.

Юлиус посидел еще за столом, подперев кулаком подбородок. Взял лист гербовой бумаги. Потянулся за пером. Задумался. Отложил гербовую бумагу, встал, прошел в дальний конец комнаты, достал из конторки обычную писчую, оторвал клочок, нацарапал коротенькую записку. Тщательно высушил, свернул вчетверо и, поколебавшись, оставил на столе.

Замер у дверей, прислушиваясь. С тоской посмотрел в окно – еще не стемнело. Огненное солнце золотило шпиль ратуши, отсвечивало и слепило. Можно, конечно, и так пробраться, при желании… Юлиус натянул кожаные перчатки, помедлил, задержался у ларца с заветным клинком, но не открыл его, не достал. В один миг почувствовал страшную опустошенность и слабость. Лег у двери, опасаясь шевельнуться. Закрыл глаза. Камень станет песком, песок обратится в землю, земля даст всходы. Люди не торопились с 'ежевечерним приношением'. А ведь еще столько надо сделать! Впрочем, они и не опаздывают. Терпение, немножко терпения…

В голове кружили в причудливом танце мысли. Постепенно складывались в стройную схему. Логичную. Без изъяна. Будь он обычным человеком и сознайся он кому, его назвали бы помешанным: он слышал голоса. Всегда, сколько помнил. Так привык к этой странности, что не отличал собственные решения от чужих советов. Правда, никогда еще эти чужие слова, проникавшие извне, из ниоткуда, в его мозг, не приносили ему вреда. Они были удивительно мудры, его незримые наставники.

Наконец, раздались быстрые шаги. Привычным жестом, не расплескав ни капли, кто-то поставил в проем миску. Ульш дернулся к теплой пахучей жидкости. Приник к ней губами. Ощущение нестерпимой жажды завладело им. Казалось, высохли все внутренности. Он выпил бы втрое больше. Он представил море. Блистательный Океан. Жажда потихоньку убралась восвояси, уползла гадюкой. Остался железный вкус, соль и горечь. Кто-то за дверью привычно ожидал. Превозмогая себя, Ульш собрал последние капли со дна. Нужны силы, много сил. Крепость и уверенность в своем теле. Что не подведет. Сослужит. Кто-то забрал пустую миску.

Ротмунд встал и осторожно тронул деверь: заперто снаружи. Улыбнулся самому себе – знал ведь наперед. И все равно проверял. Нет, его люди хорошо изучили звериные повадки. Они откроют дверь часом позже, чтобы не возникло искушение перегрызть глотку зазевавшемуся пажу или служанке. Да что, он бы и на стражника согласился, только бы повозиться пришлось – что-что, а защищаться он их научил…

Нерушимый договор крепче стальных цепей сковывал Юлиуса и его слуг. Добровольные жертвы ради всеобщего благоденствия. Ну, разве не чудо?..

Ульш уныло поскребся в дверь. Еще чуть – и заскулил бы. Беззвучно рассмеялся. Оставил бесплодные попытки разжалобить тюремщиков. Но был еще способ.

Он позвонил в серебряный колокольчик. Отдаленная перекличка. Шум, побрякивание.

– Да, господин граф. Я слушаю ваши указания, – по ту сторону разлилось напряженное молчание.

– Ничего из ряда вон. Мне требуется еще. Сопроводите меня на место.

– Стойте смирно. Отойдите на пять шагов назад.

Дверь отворилась, в свете фонаря вырисовалась фигура коменданта Берна. Кличка ли то, или имя – он и сам не мог ответить. Но от медведя у него было все, начиная от бурой растительности на лице и загривке, походки враскачку и кончая широченными лапищами и басом.

– Ну, что за дела?.. На прогулку собрались?..

Комендант – большой любитель пошутить, добр, покладист и говорлив.

– А почему бы и нет? Погодка славная, дождя не намечается.

– Ну, ладно-ладно, чего уж там. Поразмяться не помешает.

– Одна просьба: можно обставить это поскромнее, а то у меня невольно возникает чувство, что я иду на казнь. Или на собственные пышные похороны.

– Как скажете. Будет исполнено, – кивнул Берн, развернулся на каблуках (всей спиной наблюдая за дверным проемом) и крикнул вниз: – Сэрж!

Сию секунду появился долговязый подросток в нечищеном лиловом камзоле и уставился хмуро на коменданта.

– Сбегаешь за капитаном Криегом, доложишь, чтобы снял посты вдоль южной стены, остальным – неукоснительно следовать второму правилу. Все понял?

– Да, господин комендант, – Сэрж юркнул вон.

– Вы спешите? – обернулся Берн к графу, покорно стоящему в пяти шагах по ту сторону от двери.

– Нет, но до заката хочу управиться,