Джек Лондон - Собрание сочинений в 14 томах. Том I Страница 13

Очертания этой утопии — отметим, обязательно трудовой, ибо Лондон и эдесь остался поэтом труда, — намеченные в некоторых эпизодах «Путешествия на «Снарке», определились и в романе «Время-не-ждет» («Burning Daylight», 1910). В нем рассказано, как удачливый золотоискатель и делец Элэм Харниш находит свое счастье в тихом углу Калифорнии в труде земледельца. Еще очевиднее и шире эта утопия повторена в романе «Лунная долина» («The Valley of the Moon», 1913). Этот роман — одна из самых неприятных для нас страниц в наследии Лондона.

Ведь именно в «Лунной долине» Джек Лондон рассказал о судьбе молодого рабочего, побежденного Железной пятой. Не вынеся трудностей борьбы против произвола промышленников, изверившись в силе и возможностях рабочего класса, он предает интересы товарищей, становится штрейкбрехером. А Лондон оправдывает его, объясняя поступки этого опустившегося человека стремлением сохранить свою индивидуальность, правом следовать своей прихоти. Спокойную жизнь, о которой мечтает герой «Лунной долины», он находит в прозябании на роскошном калифорнийском ранчо, принадлежащем некоему чудаку-писателю. Бывший рабочий превращается в сторожа этой усадьбы, становится чем-то вроде любимого слуги своего странного хозяина. Оказывается, в кругу друзей, собирающихся в гостеприимном ранчо, исчезают мучительные и унизительные противоречия буржуазного строя; он, простой человек, наконец-то чувствует себя просто американцем, равным среди равных, перестает испытывать чувство страха, зависти, зависимости, от которых так страдал, будучи рабочим. И эту жалкую книгу написал автор «Железной пяты» и «Мексиканца»!

Заключение у этой утопической линии творчества Лондона было все же трагическое: роман «Маленькая хозяйка большого дома» («The Little Lady of the Big House», 1915) при всех его недостатках, при всем налете литературщины, который так досадно портит многие его сцены, все же свидетельствовал, что и на своем калифорнийском ранчо писатель не нашел душевного покоя. Трагическое начало в целом заметно усиливается в творчестве Лондона после «Мартина Идена». Оно звучит не только в истории «Маленькой хозяйки», но и в фантастическом романе «Странник по звездам» («The Star-Rover», 1915), а особенно — в книге «Джон Ячменное зерно» («John Barleycorn», 1913), и в группе повестей и рассказов о будущем человечества, среди которых выделяется своим безнадежным колоритом «Алая чума» («The Scarlet Plague», 1915) — нечто прямо противоположное революционному оптимизму «Железной пяты».

Трагичны, по существу, и повести о дружбе людей и животных — «Джерри-Островитянин» («Jerry оf the Islands», 1917)[15], «Майкл, брат Джерри» («Michael, Brother of Jerry», 1917)[16].

Наряду с этим в творчестве позднего Джека Лондона заметно нарастает значение авантюрного элемента. Укажем на очень слабый роман «Мятеж на «Эльсайноре» («The Mutiny оf the «Elsinore», 1914), в котором, кроме перепевов своих ранних морских повестей, Лондон наивно популяризовал некую реакционную теорию, делящую людей на простых смертных и «самураев». Будто тень капитана Ларсена восстала из мертвых, чтобы вновь утвердить ницшеанский идеал сверхчеловека, увлечение которым так дорого стоило Лондону! Авантюрность, откровенная стихия «приключения для приключения» царит в романе «Сердца трех» («Hearts of Three», 1920)[17]. Это закат большого писателя. Нет, он не сможет сказать о себе, что он, подобно Горькому, знает, «как и для чего следует жить». Нет, цель потеряна, и в произведениях позднего Лондона нет «действенного реализма» и «страстного порыва», которые радуют нас в «Железной пяте» и «Мартине Идене».

При всем том он оставался большим писателем и в эти грустные годы. Из-под пера Лондона все еще выходили порою первоклассные произведения искусства, сверкавшие новизной темы и выполнения. Новелла «Мексиканец» («The Mexican», 1911), напоминающая о народных характерах, которыми увлекался Д. Рид в своей книге о мексиканской революции, относится к числу лучших американских новелл XX века. Циклы тихоокеанских рассказов[18] открыли перед читателем новый мир, поведали о трагедии целых народов, гибнущих в ходе безжалостного «освоения» Тихого океана европейцами, познакомили с неповторимыми человеческими характерами, которые сложились на островах Тихого океана. Рассказы о страшной участи прокаженных, истребляемых полицией, о методах колонизации на заброшенных островах Тихого океана свидетельствуют о том, что и в эти годы мастерство Лондона совершенствовалось. Всего за полвека до этого — в 40-х годах XIX столетия — уже упоминавшийся Г. Мелвил в книгах «Тайпи» и «Ому» воспел дикие и цветущие островки Тихого океана как убежище, где может найти себе приют человек, истерзанный и униженный буржуазным обществом. В рассказах Лондона мы видим трагический конец патриархального прошлого тихоокеанских архипелагов: броненосцы осыпают гранатами деревни, затерянные среди джунглей или на ласковых берегах великого южного моря, винтовки военных десантов, а то и просто охотников за рабами довершают страшное дело цивилизации, начатое водкой, миссионерами, жульнической торговлей. Как и в северных рассказах, где он был на стороне индейцев, Лондон всей душой на стороне погибающих и порабощаемых племен. Но, как и в северных рассказах, и здесь, в рассказах о Тихом океане, прорывается то киплинговская нотка признания «исторической миссии белого человека», то ницшеанское преклонение перед «сильной личностью».

С прежним блеском написан и новый цикл северных рассказов о приключениях Смока Беллью («Smoke Bellew Tales», 1912)[19] и новелла «Как аргонавты в старину...» — это последнее произведение Лондона-романтика. Впрочем, в этих рассказах немало самоповторений.

Полные конкретного ощущения истории, захватывающе напряженные сцены его романа «Странник по звездам» тоже говорят о новых сторонах творческого развития Лондона. Но в «Страннике по звездам» сильно отозвалось характерное для Лондона увлечение модными в США мистическими теориями, согласно которым «бессмертная» душа человека путешествует в веках, воплощаясь в новой плоти для новой жизни.

К тому же через изображение различных эпох в романе Лондона проходят весьма старые ошибочные мысли о том, что всё в человеческой истории повторяется, что признаки расы, состав крови определяют поведение человека, остающееся во всех веках и при всех условиях, в общем, одинаковым, когда речь идет о самом важном в жизни — о любви, о подвиге, о смерти. Все это снижает ценность книги. Досадно чувствуется и прямое подражание Киплингу. Но если в повести «До Адама» Лондон уже пробовал в полушутливом виде воссоздать увлекавшее его прошлое человечества, до в «Страннике» он выступает как автор нескольких исторических новелл, искусственно объединенных судьбой человека, которого американская юстиция ведет к электрическому стулу. В романе звучит протест против неестественности и условности американской общественной жизни; некоторые исторические новеллы «Странника» при всей их эскизности относятся к числу сильных страниц Лондона. Укажем особенно на рассказ о гибели каравана переселенцев, истребляемых изу верами-мормонами в безводной степи.