Евгений Габрилович - Искатель. 1982. Выпуск №2 Страница 13

— Руби белый уголь Кавказа, — подбодрил его Гурам.

— Слушаюсь, генацвале, — отозвался Вася.

Ребята даже теперь не теряли чувства юмора. Это неплохо.

Но вот мы оказались на крохотной площадке перед отвесной обледеневшей стеной. Такие стенки даже на картах-трехверстках, какая лежала у меня в планшете, не обозначаются. А может быть, ее и не было тогда, когда делались съемки этих диких, пустынных мест. То был каток, поставленный вертикально. Мы уперлись в него и остановились. До гребня было всего несколько метров, но как их преодолеть?..

Какое-то время все растерянно молчали. И вдруг Левон сказал:

— Пирамида…

— Товарища Хеопса или товарища Рамзеса? — мрачно съязвил Гурам.

— Нет, как в школе, на спортивном празднике.

Вася сразу все понял и поддержал Левона с неожиданным азартом:

— Два стали на корточки. Один, им на плечи — и присел. К нему на плечи — еще один. Потом — р-р-раз, встали и вон до того выступчика дотянулись… А?

Я не помню, чтобы не то что зимой, летом в горах альпинисты проделывали подобные номера на краю отвесного склона. Но война вносила и в альпинизм такие коррективы, которые никогда никому и не снились… Да, мы, конечно, предприняли какие-то возможные меры предосторожности, страховки. Но как знать, смогли бы мои товарищи — и каким образом — удержать гроздь из четырех тел, если бы она начала скользить вниз.

И вот эта единственная в своем роде пирамида, на вершине которой был я с ледорубом в руках, начала медленно выпрямляться… выпрямилась… застыла. И терпеливо, нерушимо стояла, пока я вгонял крюк и крепил на нем веревку, пока вырубал уступ для упора ноги, потом еще один уступ там, где я должен был вцепиться в лед рукой и, подтянувшись, ухватиться другой рукой «за тот выступчик». И мне все это удалось. Я лег плашмя на кромке стенки, прополз несколько метров по скользкому, градусов в тридцать, скату до острого, выраставшего из самых недр хребта камня, показавшегося мне надежным. Именно за него удобно было захлестнуть веревку. Потом я вернулся и позвал:

— Давай!

Первой появилась голова Ашота. Он ухватился за мою руку и выполз, тяжело дыша, пофыркивая, словно морж, выбравшийся из воды.

— Ползи выше, следи за веревкой, — шепнул я ему.

Вот так, один за другим, выбирались по ледяной стене мои товарищи. Вот, кажется, последний. Я ухватил… тоненькую руку в варежке.

— Черт побери, ты?!

Передо мною было лицо Нюси.

— Да тяните же, тяните… потом, — прокряхтела она и вьюном проползла, мимо меня, довольно больно двинув в плечо санитарной сумкой.

Последним выбрался Левон.

Я не мог успокоиться от негодования и злости на самого себя. Как это за всю дорогу ни разу не удосужился оглянуться и пересчитать идущих со мною людей. Хотя что это теперь меняло? Назад эту настырную девчонку не отошлешь — замерзнет, пропадет в горах. Но и так оставить подобное самовольство тоже нельзя. Я повернулся к бойцам, притихшим на пятачке, среди камней.

— Сержант Чечеткина, как вы сюда попали?

— Следом шла, — жалобно и все-таки с вызовом ответила она. — Сперва за камешками ховалась, а потом в строй стала.

— Кто был замыкающим?

Смущенно, будто провинившийся школьник, поднялся Левон.

— Почему не доложил?

— А он не мог, товарищ старший лейтенант, — вместо парня бойко ответила Нюся. — Я сказала, что все равно не вернусь. А с ним, если предаст, слова больше никогда не скажу.

Была в этом ответе такая несвойственная Нюсе самоуверенность женская, что я едва подавил улыбку, сказал сухо:

— По возвращении доложите командиру полка. Оба… пять суток гауптвахты.

— Вместе? — под тихие смешки съехидничал Федулов.

— Не с тобою же, ехидина костлявая! — отрезала Нюся.

— Откуда ты знаешь… костлявая… — обиделся Федулов.

— Издали видно!

— Ладно, — махнул я рукой, — кончайте перекур. А на «губе» отсидите, как миленькие.

— Так точно, — дуэтом ответили «грешники».

…А там, где вот-вот должно было взойти солнце — небо порозовело. И перед нами был, пусть довольно крутой, но, кажется, без таких вот стенок гребень, который там, дальше, смыкался с другим. А за ним была только густая, бездонная синева предутреннего неба. И, словно на японской акварели, вырисовывалась надо всем, возвышалась гора Безымянная, цель нашего похода.

Сама вершина оказалась плоской и немного пологой, как лужайка, заваленная снегом. Подав руку запыхавшейся Нюсе, я помог взобраться ей на это маленькое плато. И все остальные выбрались, остановились, пораженные грозной красотой Главного Кавказского хребта.

— Товарищ командир, тут совсем как на самолете, — сказал возбужденно Гурам и засмеялся. — Все видно. Я перед войной летал один раз, честное слово.

Вася отошел немного в сторону, неловко задел какую-то пирамидку из камней. Она разлетелась, а к ногам скатилась консервная банка.

— Ребята, что я нашел! Судак в томате!

Банка была пустая, легкая. Вася легко вскрыл ее.

— А ну, дай сюда, дорогой, — сказал Гурам и вытащил из банки листок бумаги, стал читать расплывшийся от сырости текст:

«12 июля 1939 года на эту безымянную вершину поднялась группа студентов Киевского политехнического института в составе мастеров спорта Марчука, Голубева, разрядников Ходько, Павлова, Шульгина. Ура первопроходцам!»

Помолчав, Гурам добавил уверенно:

— За такую гору до войны значок давали «Альпинист СССР».

Федулов тем временем подобрался к самому краю площадки, на которой мы были, и вдруг резко, зло зашипел:

— Ша! А то будет нам и значок, и вечная память.

Немецкие позиции были совсем близко, метров на 300–400 ниже нас. Ясно видны были проталины землянок и блиндажей, над которыми вставали дымки, насыпи камней, где притаились пулеметы. Прихотливо вились тропинки. Одна сползала с гребня вниз — по ней к землянкам двигалась вереница людей, навьюченных мешками, ящиками. Их подгоняли немецкие солдаты с автоматами.

— Гляди, гляди, бабы… и мальчонки… будто лошадей захомутали, гады! — возмутился Вася.

Внизу раздался выстрел. Одна из фигурок неловко ткнулась в снег, но движение «людского каравана» не прекратилось.

— Эх, достать бы их! — привстал Гурам.

Я предостерегающе погрозил ему кулаком. Стал делать пометки на карте.

— Забегали, затевают, видно, что-то, — сказала Нюся.

— Готовятся, — подтвердил Ашот. — Вниз, к морю, у них одна дорога — через нашу заставу.

— А может быть, они не собираются вниз… пока, — осторожно предположил Федулов.