Александр Паваль - Путешествие в 16-ю республику. Авантюрно-приключенческий роман Страница 14

– Макать в водку? – глаза Нинули округлились.

– Да не слушай ты его! – Маля взяла Серегу под руку.

– А что? Трезвая мысль! – поддержал я. – Съедим по кусочку водки, запьем пивком – во такой процесс! Танюша, ты как на это смотришь?

– Я – как все, – моя подружка пожала плечами.

– Великое дело – хлеб! – Я подхватил под руки Таню и Кэт. – Не представляю, как японцы одним рисом питаются? Даже водка у них и та рисовая.

– Я слышала, они водку горячей пьют, – сообщила Кэт.

– Это тоже выход! Горячая водка – это круто! Я на студенческой скамье горячий грог пил. Так, скажу вам, одного стакана хватало. Но лучше всего газировать водку. В сифоне. Вещь умопомрачительная! У нас в общаге, когда денег на нужное количество портвейна недоставало – скинулись и за бутылкой беленькой. Заправили в сифон, постояла минут двадцать, и готова. С пол-литра шесть человек вдупель накушивались.

– Не может быть! – изумилась Кэт. – А чем закусывали?

– Не важно, чем. Главное, первый полтинник – натощак. Посидеть, покурить. Потом еще по одной, и ты поехал…

– А мы-то, дураки, на работе пьем-пьем, пьем-пьем… Только голова на утро болит. Интересно, а у них в ресторане сифонов нет?

– Ну, так хлеб же взяли!

– Да ладно тебе прикалываться!

Все это время, пока мы двигались в направлении наших спален, Таня угрюмо молчала. Что с ней происходит? Совсем расквасилась. Ну, ничего! Знаю я способ, как разогнать кровь в молодом теле!

Праздничный стол не отличался верхом изыска. Он напоминал стандартный кухонный вариант, любимый простыми советскими тружениками: сало, маринованные огурчики, хлеб, шоколадка «Рот Фронт», яблоки, бутылка водки, несравненный «Солнчев Бряг», полдюжины пива и несколько банок кока-колы. Девочки все аккуратно расставили на гостиничном столике, покрытом простыней с эмблемами отеля.

– Где Кэт? – спросил я. – Пора начинать.

– Пошла в бар за пиццей, – отрапортовала Нинуля.

– А кто заказывал пиццу?

– Я не заказывал, – ответил Главный, наливая из бутылки.

– Ждать не будем! – категорично заявила Мальвина. – Можно было и в номер заказать. Пошла красоваться…

– Все, все, сели! Танюша, давай, поднимайся с кровати, а то уснешь! Всем налито? Серега, тебе слово.

Главный взял стакан, расправил плечи, выпятил грудь.

– Дорогие друзья! В этот день все прогрессивное человечество…

– Включая хлеборобов Якутии… – вставил я.

– И оленеводов Кубани… – добавила, смеясь, Мальвина.

– … отмечает праздник Великого Октября! – закончил предложение Серега. – Поэтому, предлагаю выпить… – мой друг обвел взглядом всю компанию.

– … за прогрессивное человечество, – продолжил я.

– … которое, несмотря ни на что, – подсказал Маля.

– … отмечает этот праздник! – выкрикнула Нинуля. – Ура!

– Ура!!! – дружно подхватила вся группа, и на двести пятьдесят граммов водки стало меньше.

– Повезло нам, что встречаем праздник в турпоездке, – закусывая огурчиком, проговорила Мальвина. – А то бы дома на демонстрацию погнали.

– Демонстрация – это внутренний порыв народных масс к объединению во имя достижения какой-либо цели, – констатировал Серега, прожевывая сало.

– Тебе агипросветом руководить! – Я посмотрел на Таню. Она сосредоточенно доедала третий огурец.

– А у нас в Новороссийске, когда норд-ост дует, то все как пьяные идут, – вступила в разговор Нинуля.

– Почему «как»? – спросил Главный.

– Вы мне не верите? Знаете, как норд-ост дует? Один мужчина в прошлом году на демонстрации погиб. Ему дали чей-то портрет на палке нести. Портрет большой – метр на метр. А ветер сильный был. Ну, тот мужчина примотал древко к себе веревками. Сам руки в карманы засунул. Так и шел. Уже колонна мимо трибуны прошла, и демонстрации вроде конец. Вдруг налетел шквал, и мужчина опомниться не успел, как его ветром потащило вместе с портретом и головой об чугунную урну. Вот так!

– Насмерть? – с ужасом в глазах спросила Таня.

– Конечно! – хладнокровно, словно врач-патологоанатом, изрекла Нинулая.

– Надо было ему к ноге ядро привязать. – Сделал вывод я и обратился к Сереге. – Ты как думаешь?

– Два!! – компетентно добавил мой друг.

– С вами серьезно говорить совершенно невозможно! – Обиделась Нинуля.

– Это потому, что мало выпили, – пояснил Главный и взял в руку бутылку.

– Кате оставьте.

– А где ее, кстати, черти носят?

– Уже час прошел, как ушла. – Маля глянула на часы.

– Наверное, пицца большая, никак доесть не может! – предположил я.

– Я пойду, поищу!

И как только Нинуля высказала свое предложение, дверь комнаты распахнулась и влетела Кэт. Ее покрасневшее возбужденное лицо и сверкающие глазки не оставляли сомнений, что она изрядно вмазала.

– Ой, что случилось! Не поверите! – Кэт буквально упала на кресло, где до этого сидела Нинуля, бросила на стол открытую пачку «Мальборо», – Вот! Угощайтесь!

В Болгарии американские сигареты стоили дороже бутылки русской водки. Поэтому вся наша компания с удивлением уставилась на красно-белую пачку.

– Что случилось? – подозрительно спросила Мальвина.

– А где же пицца? – поинтересовался Серега.

– Сейчас расскажу. Есть что выпить?

– Водки?

– Да, лучше водки, а то от виски мне плохо.

– От какого виски? – изумилась Нинуля.

– Сейчас расскажу. – Кэт опрокинула стакан и схватила огурец.

Ее возбуждение передалось всей компании. Еще дожевывая маринованный овощ, наша спутница нечленораздельно пыталась поведать свою историю:

– Заказала я пиццу. Стою у стойки, ожидаю. И тут подходит мужчина. В костюмчике весь, при галстуке. И начинает по-английски ко мне приставать.

– Англичанин что ли? – полюбопытствовала Мальвина.

– Да нет! Но я сначала не врубилась. Только понятно, что не наш. Весь такой солидный. Лет сорока. Брюнет Усики небольшие. А на пальце здоровенный перстень из золота с камнями. И говорит: «Хотите выпить?»

– По-русски? – подозрительно покосилась Маля.

– Да нет же! По-английски, конечно. Ну, понятно же, если мужик вокруг тебя вертится и говорит «дринкин, дринкин», значит, приглашает выпить. Я прикинула: не хам, иностранец, одет прилично, и говорю – «ес!». Он заказывает виски со льдом. Слушайте, гадость такая! Настоящая самогонка. Наша водка вкуснее! Потом он спрашивает: болгарка? Я ему – «ноу!». Румынка? – ноу! Ай эм рашен! У него глаза округлились. «О, руси! Руси гел бьютифул!» И лопочет что-то по-своему. По-русски ни бум-бум! Кое-как на английский перешли. Оказывается он турецкий бизнесмен. Ну, пока ляля-тополя, Ибрагим заказывает еще стаканчик. Фотографию мне свою показал с детьми и женой. И все время твердит: руси гел бьютифул, болгари гел ноу бьютифул.

– Так его Ибрагимом зовут? – вставила, наконец, слово Нинуля, которая внимала рассказу своей подруги, как пятилетняя девочка сказке о Золотом Ключике. Для нее простой съем в баре представляется верхом изыска и несбыточной мечтой юности.

– Кажется, Ибрагим… – Кэт закурила и сразу же стряхнула мнимый пепел с кончика «Мальборо».

– Это все? – иронично спросила Маля.

– Хм! Это только начало! – Кэт презрительно скривила губы, давая понять, что плевала на иронию своей подруги. Затянувшись на полсигареты и выпустив клуб сизого американского дыма, она, положив ногу на ногу, с плохо скрываемым торжеством продолжила.

– Выпила я и эти виски. Захотелось покурить. А сигарет с собой не захватила. Я ж на пять минут выскочила за пиццей.

– Так, где же пицца? – спросил Серега, которому, как впрочем, и мне, подробности знакомства с турецко-подданным совершенно не интересовали.

– Да подожди ты со своей пиццей! – негодующе воскликнула Нинуля. – Пусть расскажет.

Я показал Главному глазами на стакан. Он понимающе кивнул и взялся за бутылку бренди. Кэт, подстегнутая интересом своих подруг, с еще большим азартом пустилась в описание своего приключения.

– В общем, прошу барменшу принести сигарет. Ибрагим увидел пачку «ВТ» и говорит: «Смокин? Ноу! Ноу! Болгари сигаретс бед!» И показывает, мол, пойдем со мной. Берет меня под руку: «Руси бьютифул гёл смокин? О-кей! Кам, кам!» Тут я вспоминаю про пиццу. Турок говорит: «Пицца? О-кей! Какая рум?» Пишет барменше номер комнаты, чтоб, значит, принесли, как готова будет. Я после виски немного осмелела. Думаю, пойду с ним, ну что мне этот турок сделает? Если что, врежу в левый глаз!

Пришли мы в его номер. Он меня в кресло усадил. На столик вот эту пачку «Мальборо» положил. Достал стакан и опять виски. Сижу, попиваю. Номер у него не то, что наш: две комнаты, ковер, диван, холодильник, телевизор. Хорошо устроился. Вертится вокруг меня, все «бьютифул», да «бьютифул». Думаю, сейчас приставать начнет. Точно! Начал по коленке гладить. Но я это дело пресекла сразу. Ибрагим снова фотку свою показывает: жена, мол, дети. Я ему – давай наливай! Когда еще виски попьешь? Они в магазине тут шестьдесят левов стоят! Вдруг он вытаскивает сто долларов и говорит мне, оставайся и сотня твоя. Вот, чмо болотное! Думаю, надо сваливать, а то что-то от виски плохо становиться… Турок меня за руку хватает, уговаривает остаться. Достает еще пятьдесят долларов. Это тебе «бьютифул», только останься! Я ему по-русски объясняю, что меня подруга ждет. Не понимает ни хрена, блин дырявый! В конечном итоге дошло до него, что мне переодеться надо. Договорились – через двадцать минут вернусь.