Эдгар Берроуз - Возвращение Тарзана в джунгли Страница 14

Затем господин Флобер сообщил соперникам правила дуэли. Они должны стать один подле другого, повернувшись друг к другу спиной, а по сигналу господина Флобера разойтись в противоположные стороны. Пройдя десять шагов, они обязаны остановиться, повернуться лицом друг к другу и, по сигналу лейтенанта д’Арно, одновременно начать стрельбу. Стрелять они могут три раза, либо до тех пор, пока один из противников не упадет.

Пока господин Флобер говорил, Тарзан вынул из портсигара папиросу и закурил. Де Куд был олицетворением спокойствия, — разве не он первый стрелок Франции?

Наконец господин Флобер кивнул д’Арно. Они поставили противников на позиции.

— Готовы ли вы, господа? — опросил Флобер.

— Вполне, — ответил де Куд.

Тарзан кивнул головой. Флобер дал сигнал. Он и д’Арно отошли немного назад, чтобы не оказаться на линии огня. Противники разошлись.

Шесть шагов, семь, восемь…

У д’Арно на глазах показались слезы. Он очень любил Тарзана… Девять шагов, десять…

Бедный лейтенант вынужден был дать, наконец, сигнал, прозвучавший для него самого как смертный приговор другу.

Де Куд быстро повернулся на месте и выстрелил. Тарзан слегка вздрогнул. Его пистолет все еще болтался на боку, на привязи. Де Куд помедлил немного, как бы ожидая, что противник свалится на землю. Он был слишком опытен, чтобы не видеть, что попал в цель. И все-таки Тарзан не протянул руки к своему пистолету.

Де Куд выстрелил во второй раз, но поведение противника, равнодушие, которым веяло от его исполинской фигуры, застывшей в бездеятельной позе, спокойно попыхивавшей папиросой — все это обескуражило лучшего стрелка Франции. После второго выстрела Тарзан даже не вздрогнул, но де Куд знал, что и на этот раз не промахнулся.

Внезапно француза осенила мысль: его противник решил спокойно ждать трех его выстрелов в надежде, что ни одна из полученных ран не свалит на землю. А потом он спокойно, хладнокровно, не опасаясь больше за себя, использует три законных выстрела. Легкий холодок пробежал по спине графа. Это был адский, дьявольский план. Разве не дьявол стоял перед ним в образе человека, который, несмотря на вонзившиеся в его тело две пули, спокойно и равнодушно ждал третьей…

В третий раз де Куд прицелился еще тщательнее. Но его нервы были расшатаны. Он промахнулся. Между тем Тарзан так и не дотронулся до пистолета.

Несколько мгновений противники молча стояли друг против друга. Лицо Тарзана выражало разочарование, на лице графа читалось выражение ужаса, да, ужаса!

Он больше не в силах был сдерживать себя.

— Пресвятая дева!.. Стреляйте же! — крикнул граф Тарзану.

Но Тарзан не поднял своего пистолета. Вместо этого он сделал несколько шагов по направлению к графу де Куд и, когда д’Арно и Флобер, не поняв его намерений, хотели броситься на защиту графа, — он поднял левую руку, чтобы успокоить их.

— Не бойтесь, — сказал он, — я не причиню ему вреда.

Поведение Тарзана противоречило всем правилам, но все же они остановились. Тарзан подошел вплотную к графу де Куд.

— Вероятно, у вас пистолет не в порядке, — сказал он. — Возьмите мой и попробуйте выстрелить еще раз.

Тарзан взял свой пистолет и, повернув его прикладом вперед, протянул изумленному противнику.

— Ради бога, что вы делаете? — воскликнул граф. — Вы с ума сошли!

— Нет, мой Друг, — ответил человек-обезьяна, — просто я заслуживаю смерти. Только смертью я могу искупить свою вину перед очень хорошей женщиной. Возьмите мой пистолет…

— Но ведь это было бы убийством беззащитного! — сказал де Куд, — И в чем заключается ваша вина по отношению к моей жене? Ведь она поклялась мне, что…

— Я не об этом говорю, — поспешно ответил Тарзан, — Вы видели все, что произошло между нами. Но и этого достаточно, чтобы бросить тень на ее имя и разрушить счастье человека, к которому я не питал никакой вражды. Во всем виноват я один, и поэтому я хотел умереть сегодня. Я разочарован в вас, так как все говорят о вас как прекрасном стрелке.

— Вы говорите, что виноваты вы один, — жадно переспросил де Куд.

— Да, только я. Ваша жена — благородная женщина. Она любит только вас. То, что вы видели, произошло по моей вине. Но в нашей встрече в ту ночь неповинны ни я, ни она. Вот документ, который подтвердит мои слова.

Тарзан вынул из кармана показание, написанное Роковым, и протянул графу. Де Куд взял листок. Д’Арно и Флобер подошли ближе. Они были крайне изумлены скончанием странной дуэли, но никто из них не вымолвил слова, пока граф не кончил читать.

Прочитав до конца, де Куд взглянул на Тарзана.

— Вы — доблестный и благородный человек, — сказал он, — Я счастлив, что не убил вас.

Де Куд был французом. Французы — народ экспансивный. Он протянул руку Тарзану и заключил его в свои объятия. Флобер обнял лейтенанта д’Арно. Только доктору некого было обнять. Может быть, чувство обиды заставило его вмешаться и попросить позволения осмотреть раны Тарзана.

— Вы были ранены, по крайней мере, один раз, а, может быть, и три…

— Два, — поправил его Тарзан, — сначала в левое плеча, а затем — в левый бок, но, кажется, ни одна из ран не серьезна.

Все же доктор настоял на том, чтобы Тарзан лег на траву и позволил промыть и перевязать раны. После дуэли все вернулась в Париж в автомобиле д’Арно. С души Рауля де Куд точно свалилось тяжелое бремя, когда он получил двойное подтверждение верности своей жены. Правда, Тарзан взял на себя больше вины, чем этого требовала справедливость. Но если он и лгал немного, то только потому, что защищал честь женщины. А это благородная ложь.

Человек-обезьяна пролежал в постели несколько дней. Он считал это лишним и нелепым, но доктор и д’Арно так настаивали, что он подчинился их воле, не переставая смеяться над своим положением.

— Это так смешно — лежать в постели из-за булавочного укола, — говорил он д’Арно. — Была ли у меня такая мягкая и удобная постель во время детства, когда Болгани, величайшая горилла, почти разорвала меня на куски? Я лежал тогда несколько недель под сенью дружественного куста, и только Кала, бедная, преданная мне Кала, ухаживала за мною. Она не давала насекомым тревожить мои раны и стерегла от нападения хищных зверей… Когда я просил воды, она приносила мне ее во рту — другого способа у нее не было. Ни стерилизованной марли, ни антисептического бинта! Наш доктор сошел бы с ума, увидь он, в каких условиях я лежал. И выкарабкался. А теперь лежу в постели из-за таких ничтожных царапин, на которые дикие жители нашей чащи не обращают никакого внимания, если только эта царапина не на носу.