Антон Кротков - Проект: Клон Гитлера Страница 14

В тот вечер Софья пришла сюда с известным тенором Большого театра. Надо сказать, что с юности она выделялась незаурядными девичьими статями: высоким ростом, стройной спортивной фигурой и самоуверенным взглядом умных карих глаз. Фогт сам подошёл к ней. Оказывается, он давно обратил на неё внимание, но не решался свести серьёзное знакомство. Они уже как-то встречались в лаборатории при мавзолее и на научной конференции, посвящённой организации в СССР Института мозга, но всё это были только кивки на ходу. И вот теперь представилась возможность в непринуждённой обстановке обсудить интересные им обоим темы. Фогт сносно говорил по-русски, а Софья пыталась учить английский, которым немец также немного владел. На этой языковой смеси они довольно быстро нашли общий язык и вскоре поняли, что понравились друг другу. Так что от Луначарского ушли вместе. Правда, пришедший с Софьей тенор пытался темпераментно разыграть сцену ревности: сыпал немецкими оскорблениями и хватал девушку за руки. Потом напуганный обещанием вызвать милицию, увязался за ними и ещё долго мрачной нахохлившейся фигурой маячил вдали, но всё же смирился с собственным поражением и отстал. Этот забавный эпизод с ревнивым певцом они потом долго вспоминали. Отчасти он помог им сразу перешагнуть через разделяющие их условные барьеры.

Фогт и Софья стали встречаться чуть ли не каждый день, а потом немец пригласил девушку к себе в лабораторию. К слову сказать, работать под руководством всемирно известного невролога было для молодых русских учёных даром божьим. Фогт привёз с собой уникальное оборудование и революционные методики. Мозг Ленина он предложил исследовать методом тончайших срезов. Он нарезался сначала на толстые, а затем уже на тончайшие срезы. Каждый слой тщательно изучался. Всего с мозга Ленина было сделано 34 000 срезов, которые сравнили со срезами обычных средних людей: особые пирамидальные клетки мозгового вещества Владимира Ульянова-Ленина оказались на этом фоне более развитыми, как и соединительные волокна между ними. Вообще мозг Ленина оказался «образцово-показательным». Фогт, как независимый учёный экспериментально подтвердил то, что хотели услышать от него заказчики исследования — во главе русской революции стоял гений.

Руководитель Психоневрологического института в Ленинграде Бехтерев тут же высказал в связи с этим предложение: «Необходимо срочно создать пантеон, который явился бы полным собранием консервированных мозгов, принадлежащих талантливым людям нашей эпохи». Идея понравилась, и Нарком здравоохранения Семашко учредил такой «пантеон» при особой лаборатории Фогта. С этого момента мозг Ленина стали сравнивать с постоянно прибывающим «серым материалом» других выдающихся людей. Как только очередной видный большевик отходил в мир иной, содержимое его черепа тут же изымалось и оказывалось в особой лаборатории. Учёные скрупулезно замеряли объём каждого нового экспоната, подсчитывали количество борозд и извилин. И каждый раз выяснялось, что мозг Ленина намного превосходит по количеству борозд лобной доли (ответственной за высшую психическую деятельность) мыслительные органы своих ближайших соратников. Кончилось тем, что вскоре Фогта вежливо попросили из страны, а лабораторию засекретили: соратником покойного вождя уже не льстило, что по смерти их мозг извлекут из черепа и станут замерять по «революционному эталону». Все ведь отлично понимали, что сравнение будет не в их пользу.

Итак, в 1925 году Оскар Фогт неожиданно засобирался на родину. Расставаться с юной возлюбленной ему не хотелось, но и остаться он не мог. Последовать за руководителем в качестве его любовницы Софья решительно отказалась. Она не видела для себя необходимости просто так бросать ответственную работу в только что созданном Институте мозга ради призрачных перспектив в Германии.

А примерно через год после отъезда Фогта на одном из приёмов в Кремле восходящая звезда советской науки встретила другую восходящую звезду — нарождающейся советской авиации. В противоположность престарелому Фогту это был молодой черноусый красавец с внешностью карточного валета, какими их обычно изображают художники. На военлёте была синяя форма, которая идеально сидела на его сухощавой спортивной фигуре; на груди лётчика сиял новенький орден (в те времена это была большая редкость). Вацлав Дарский только три года назад закончил Борисоглебскую школу военных лётчиков и московские курсы высшего пилотажа, но уже успел прославиться на всю страну героическим перелётом из Москвы во Владивосток. Конечно же Софья читала восторженные газетные репортажи о его «Сталинском маршруте» через всю страну. В них молодого пилота называли не иначе, как «лучшим лётчиком страны». Они были очень похожи: оба молодые и красивые, оба опьяневшие от неожиданно накрывшей их славы. Если с Фогтом Софье было только интересно, то в случае с Вацлавом это была подлинная страсть. В первую же ночь они оказались в постели и не могли заснуть до самого рассвета, утоляя накопившуюся любовную жажду: не смотря на молодость, он был искушённым мужчиной с неутомимым сильным телом. Именно в его сильных и нежных руках Софья впервые по-настоящему ощутила себя женщиной. А потом было продолжительное и безумно красивое ухаживание. Вацлав это делал так, будто происходил не из семьи скромных львовских железнодорожных служащих, а воспитывался в старорежимном пажеском корпусе. Поначалу Софью это удивляло, пока она не узнала, что отец его любовника был чуть ли не первым штатским в древнем роду Дарских за всю его пятисотлетнюю историю.

Вацлав любил хвастливо ссылаться на сохранившиеся летописи времён русской смуты, где, по его словам, упоминается некий эскадронный командир польских улан с такой же фамилией, как у него, командовавший личным эскортом Лжедмитрия-I. «Этот отчётливый рубака — мой дальний предок! Он ещё в 17-м веке пришёл в Россию делать первую революцию!» — с гордостью, совершенно не опасаясь последствий, любил рассказывать в любой компании надменный поляк. Более того, все предки Вацлава по отцовской линии, за исключением отца, носили офицерские эполеты и служили в лучших полках империи, и этот факт из своей родословной молодой лётчик также не считал нужным скрывать.

Вообще, для неискушённого человека было непонятно, каким ветром этого статного кавалергарда занесло в ВВС Рабоче-Крестьянской Красной Армии, и как он умудрялся делать здесь карьеру. Но люди знавшие об особом отношении Сталина и Дарскому, ничему не удивлялись. Кремлёвский бог симпатизировал молодому лётчику с «неправильным» происхождением, и этого было достаточно, чтобы все вокруг с добродушными ухмылками слушали откровения Вацлава про похождения его дедушки-ротмистра лейб-гвардии Его Величества кавалергардского полка.