Николай Прохоров - Комендант брянских лесов Страница 14

— Вот и разгадай его. Пришел человек прямо из тюрьмы, без документов. Одна, как говорится, голая душа. А чужая душа — потемки. Неизвестно, что из его рассказа правда, что вымысел и с какой целью пришел он к нам.

За столом, грубо сколоченном из трех тесин, сидел комиссар отряда Михаил Куликов. Покручивая на виске прядь седых волос и не глядя на командира, он спокойно вставлял слова.

— Надо проверить. Карнауховка близко.

— Из-за одного человека приходится рисковать всем отрядом, — горячо говорил Гуров. — Не лучше ли арестовать и допросить его как следует? К тому же он старик, пользы от него будет немного.

— В том-то и дело, Остап Григорьевич, — возразил комиссар,— что мы рискуем не из-за одного Ефима. Только за последний месяц к нам пришел уже восьмой человек. Люди все местные. А теперь, когда партизанские отряды расширяют борьбу против оккупантов, народ почувствует свою силу и сотнями пойдет к нам. Насчет возраста тоже следует обдумать. Конечно, было бы лучше пополнить отряд за счет призывных контингентов (он иронически подчеркнул последнее слово) — получить бы, скажем, партию из военкомата: с документами, характеристиками...

— Об этом не приходится мечтать. На то мы и партизаны,— возразил Гуров, не поняв иронии. — Ну, а что если повторится история с Потоцким? Ведь мы головой отвечаем за отряд.

Куликов задумался, словно командир предложил ему неразрешимую задачу.

— Опасность такая, — заговорил он после длительного молчания, — подстерегает нас ежечасно. Но ведь волков бояться — в лес не ходить. В своей работе, Остап Григорьевич, вы должны исходить из того, что Потоцких единицы, а честных — тысячи. Это наши люди. И если мы их будем арестовывать или отсылать обратно, я уверен, что они, помимо нас, начнут организовываться в отряды. Кстати сказать, были случаи в здешних местах, когда целые села бросали жилища, уходили в леса и начинали вести борьбу с врагом. А нам партия поручила поднимать людей, направлять партизанское движение. В этом сила вооруженной борьбы народа в тылу оккупантов.

Помолчав, Куликов как бы подытожил:

— Вот и выходит, Остап Григорьевич, что поговорочка-то насчет потемок чужой души не годна для нас, даже вредна.

Командир слушал молча, выкуривая одну папиросу за другой. Голова его то и дело окутывалась облаком дыма, который он отгонял от лица ладонью.

— Все-таки осторожность нам необходима, — уже спокойнее сказал Гуров.

— Полностью согласен с вами, Остап Григорьевич. Сейчас, когда в отряды усилился приток населения, мы обязаны утроить бдительность.

Капитан Гуров, военный, еще сравнительно молодой человек, пришел из окружения. Вначале его сильно смущал пестрый состав отряда. Ему, кадровому офицеру, непривычно было видеть в строю юношу и старика, одинаково вооруженных, или провожать в разведку женщину, которая так неловко обращается с пистолетом, пряча его в рукав кофты.

Комиссар же, напротив, относился к этому положительно. Бывший секретарь райкома, проведший около двух десятков лет на партийной работе в районах Брянской области, он со всеми легко находил общий язык, многих помнил еще по довоенному времени. Куликов был значительно старше Гурова, обладал большим жизненным опытом.

— Уж если старики, женщины, подростки взяли оружие, то у гитлеровцев, действительно, земля будет гореть под ногами. Это самый яркий показатель силы советского патриотизма, — говорил комиссар. — Народ жизнь отдает за Родину.

Разговор опять зашел о Потоцком. Этот случай не давал покоя Куликову. Потоцкий, молодой, здоровый парень, пришел однажды в отряд под вечер и представился как учитель, не успевший эвакуироваться. Его приняли радушно. Через пять дней он исчез. Вскоре после этого на отряд налетели немецкие самолеты, сбросили несколько небольших мин, засыпали лагерь листовками, призывавшими партизан сдаваться в плен.

По справкам, наведенным разведчиками, оказалось, что Потоцкий служит в гестапо в городе Почепе и часто разъезжает по селам, вынюхивает у населения сведения о партизанах.

— Хотелось бы мне еще раз встретиться с этим Потоцким, — сказал комиссар.

— Вот Леонову кто-то сообщил, что Потоцкий окончил Воронежский и ли Орловский педагогический институт, — вставил Гуров.

— Да, я слышал. Хотя это мало вероятно. Леонов, между прочим, поклялся привести мне его живым. Он следит за ним. Видел его на днях в селе Милечи, но захватить не представилось возможности. А убивать не хотел.

— Надо предупредить Леонова, чтобы был осторожен, — сказал Гуров. — Видимо, этот негодяй не лишен смелости, он хорошо знает местность.

— Предостерегал я Леонова. Только бы, говорит, нам столкнуться, а там видно будет. Вася парень хладнокровный, разумный, я за него не боюсь, — сказал комиссар, и Гуров заметил, как загорелое лицо Куликова вдруг прояснилось улыбкой. Подрывник и разведчик Леонов был любимцем комиссара.

Весь отряд размещался в шалашах. Летом в них удобнее, чем в землянках. Жилье недорогое, его легко оставить в случае необходимости и так же легко соорудить новое.

— Приглядись к нему, Егор. Он мужик, кажется, хороший, но ты сам понимаешь, что доверяться каждому с первого взгляда опасно, — сказал Куликов разведчику.

— Я его, товарищ комиссар, как-нибудь в деле проверю. Это вернее будет.

Егор слыл бывалым разведчиком. Характером он обладал веселым: в самые критические минуты не терял ни присутствия духа, ни юмора. Война забросила его, матроса волжского парохода, на западный фронт. Егор был кавалеристом, служил в полковой разведке. Он попал в окружение, а потом — в плен. Через три дня бежал из лагеря, но к своим пробраться не смог. Тогда Егор остановился в одной деревне, где его от немцев укрывали колхозники. На время разведчик даже пристроился в мужья к какой-то сельской молодухе.

Зимой 1941 года он ушел в брянские леса. К тому времени здесь уже действовали партизаны.

В отряде Егор попросил, чтобы его назначили по своей специальности. Трудная, полная опасностей служба разведчика была по душе молодому волжанину. Благодаря Егору и другим разведчикам командир и комиссар отряда располагали всегда точными сведениями о фашистских гарнизонах, размещенных в окрестных населенных пунктах, о передвижении вражеских войск.

Егору доверялись самые опасные поручения. Он был смел, отличался находчивостью, присущей опытным разведчикам. Правда, случалось, он допускал безрассудства, подвергая себя опасности без особой нужды. За это ему крепко доставалось от Гурова.

— Сниму с разведки! В таком деле нужны серьезные люди, — грозил ему Гуров.

Командир знал Егора давно, с тех пор, когда они вместе служили в части, где Гуров командовал эскадроном. Теперь, после окружения, они встретились в партизанском отряде случайно, но уже как старые знакомые, и очень обрадовались друг другу.