Александр Кикнадзе - Кто там стучится в дверь? Страница 14

Владельцы соседних ювелирных магазинов были готовы кусать локти от досады, видя, каких новых клиентов, с какими чековыми книжками привлекает он. Разумеется, ни конкурентам, ни властям не были известий некоторые детали биографии служащего фирмы «Гюнтер Бауэр и Рудольф Фрайтаг».

В дни революции 1905 года студент-историк Петербургского университета Назим Рустамбеков вступил в марксистский кружок, а через два года, после студенческой забастовки, оказался в Тобольске, где продолжил образование среди политзаключенных. Отец Рустамбекова, инженер и владелец акций компании Баку-Сабунчинской дороги, никак не мог понять, в кого пошел его единственный сын, казнил себя за то, что не оставил его в Баку. Проведя более полугода в Петербурге, он одному ему ведомым способом смог добиться смягчения наказания и, когда Назим вернулся, уехал с ним в Германию — поучиться строительству электрических железных дорог.

Здесь, в этой благополучной стране с устоявшимися порядками, все было мило сердцу Рустамбекова-старшего, и он постарался развить проснувшееся у сына желание продолжить учебу. Так, за три года до начала мировой войны Назим Рустамбеков стал студентом экономического факультета Берлинского университета.

Только не все было так спокойно, устойчиво и в Берлине, как это казалось на первый взгляд; знал бы Рустамбеков-старший, что его сын встретится со своими старыми товарищами по Тобольску, кого-то приютит, кого-то ссудит деньгами, от кого-то получит листовки, не спешил бы возвращаться домой.

...Так начинался будущий чекист.

Основная работа директора ювелирного магазина измерялась не каратами и не марками. Рустамбеков знакомился с методами и формами работы западных военных разведок, засылающих в Советский Союз своих агентов. Как они работают, какие объекты их интересуют, каким образом пересекают границу, как собирают и каким путем передают информацию... И другая не менее важная цель стояла перед «ювелиром» — собирать сведения о военном потенциале возможных противников, о том, как модернизируются и каким вооружением оснащаются их армии, где и с чьим участием это вооружение создается и испытывается, где размещены заводы и полигоны. Рустамбеков проводил ночные часы за читкой газет и журналов, вырезая интересующие его заметки и статьи, сопоставляя их с другими, анализируя, предполагая, нащупывая нить, которая вела затем к более серьезной и рискованной работе.

Благодаря находчивости Рустамбекова, его связям и умению распознавать людей удалось с помощью третьего лица вступить в контакт с одним молодым человеком по имени Юрген Ашенбах.

Этот юноша во многих интересовавших Рустамбекова вопросах был осведомлен значительно шире, чем полагалось бы сыну военного атташе в одной из западных держав; имел много приятных знакомств и вел беззаботный образ жизни до адски несчастливой ночи за картами, перевернувшей все его представления о справедливости и совершенстве мироздания. Рустамбеков знал, что отец этого молодого человека причастен к заброске шпионско-диверсионной группы на Урал; знал и то, что военный атташе Александр Ашенбах был человеком жестким, и сын боялся его. К исходу второй недели помощница Рустамбекова, известная как коллекционерша цыганских пластинок, дала возможность юному Ашенбаху разделаться с долгом. В Москву ушла шифровка, содержавшая словесный портрет всех трех членов группы, а также сведения о сроках их встреч и явках.

Так началось знакомство с Ашенбахом-младшим, знакомство, которому было суждено возобновиться через несколько лет при иных обстоятельствах.

Пока же Юрген Ашенбах говорил себе: «Сделка совершилась к обоюдной выгоде, и стороны должны забыть о ней». Днем эта мысль казалась сама собой разумеющейся, но по ночам на ум приходило неотвязное и липкое: «Нет ничего такого тайного, что со временем не стало бы явным». И сын военного атташе спрашивал себя: не выгоднее ли было бы рассказать обо всем отцу, не согласился бы он сам оплатить весь его немалый долг, если бы узнал, какого рода господа искали связей с сыном военного атташе и в конце концов нашли их.

Но проходили дни, и Юрген Ашенбах все реже вспоминал о встречах с коллекционершей и все спокойнее спал, убеждая себя, что случившееся забыто... Раз и навсегда. И что ему только послышалось, что где-то недалеко тихо щелкнул затвор фотоаппарата в момент, когда он рассовывал по карманам пачки купюр.

Это была одна из тех чистых удачливых рустамбековских операций, вся ценность которых состояла не в сиюминутном успехе (после собранной информации обезвредить группу не составило особого труда) — работа имела дальний прицел и дальний расчет; истинные результаты ее стали сказываться в будущем, когда удалось вступить в контакт с одним из трех агентов, испытать его и превратить в закордонного сотрудника.

Рустамбекова берегли. Им дорожили. За то, что он сделал раньше. За то, что ему предстояло совершить в будущем. За то, что он видел, помнил и знал. И когда руководству стало известно о его предстоящей длительной командировке по делам фирмы за океан, было решено несколько изменить ее маршрут и сделать конечным пунктом Москву. За океаном же германское консульство посетил похожий на Назима Керимовича господин, который известил чиновника, что на несколько месяцев отправляется в горы по маршруту Туско — Налука — Хелая познакомиться с работами местных ювелиров и заключить сделки.

В управлении Рустамбекова поздравили с орденом. Дали неделю для подготовки доклада руководству. А после доклада он услышал:

— Вообще по всем правилам вам полагалось бы отдохнуть эти месяцы. Но если вы не возражаете, у нас будет одно предложение.

Так Назим Керимович узнал о новой специальной школе недалеко от его родного Баку, где изучают дисциплины, достаточно известные ему, и где очень нужен преподаватель его профиля.

Сдержанность, царившая в управлении и определившая взаимоотношения в его стенах, заставляла Рустамбекова ждать вечера, когда к нему в номер пришли старые друзья. Обмакнули в бокалы орден боевого Красного Знамени, выпили за встречу, за удачи в работе, за мирное небо над страной.

— Кем ты был в жизни, Назим? Помоги вспомнить, — сказал старший в компании. — Историком, юристом, коммерсантом, кем еще? Теперь я хочу провозгласить тост за новую твою профессию, за учительство... Чтобы она принесла радость тебе и пользу другим. Дала бы будущим нашим бойцам и командирам то, что они не прочтут ни в одном учебнике. Сколько в нашем распоряжении дней? Многое можно успеть. Желаю тебе...

Песковский слушал Рустамбекова, замерев, забыв о времени, которое существовало само по себе и ко всему происходившему на лекции не имело никакого отношения. Он удивился, когда раздался звонок, подумал: ошибся дежурный; посмотрел на часы, оказалось, что звонок прозвенел вовремя. Никто не шевельнулся. Рустамбеков продолжал рассказ, словно бы и сам не услышал сигнала.