Владимир Понизовский - Посты сменяются на рассвете Страница 14

Наступила зима. Здесь, на юго-западном побережье Средиземного моря, она отличалась от осени лишь нудными дождями и сырыми туманами. Испанцы мерзли, кутались в одеяла манто, которые накидывали на себя как плащ-палатки. Действовать в горах стало трудней. Зато и ночи — длинней и беспросветней.

Но не только погода изменилась в районе Малаги. Не добившись успеха в осеннем наступлении на Мадрид, мятежники и интервенты решили, видимо, попытать счастья на юге. С начала нового, 1937 года разведка республиканцев, в том числе и парни Андрея, сообщали о сосредоточении франкистских войск на самом левом фланге Южного фронта. Оживились действия на передовой. Все чаще возникали перестрелки. На отдельных участках мятежники небольшими силами пытались атаковать позиции республиканцев.

— Здесь, на юге, у нас очень мало боеспособных частей, — поделился с Лаптевым своими опасениями советник. — Несколько тысяч дружинников, формирования народной милиции. В подразделениях мало коммунистов, в основном заправляют анархисты. Дисциплина низка. В штабе фронта есть подозрительные личности. Я сообщал в Валенсию. Но там, видимо, не хотят распылять силы — опасаются за Мадрид.

— Пока гром не грянет... — отозвался Андрей. Понимал: вот-вот под Малагой должно что-то начаться.

Тридцатого января у Испанского побережья, в полусотне километров юго-западнее Малаги, бросили якоря германский линкор «Адмирал граф Шпее» и крейсер «Кельн». Сюда же подошли крейсеры мятежников «Альмиранте Сервера» и «Балеарес». Разведка сообщила, что генерал Кейпо де Льяно, командующий Южным фронтом мятежников, перебрался со своим штабом на борт германского линкора. Сосредоточение франкистских и итало-германских войск продолжалось.

Третьего февраля над окопами республиканцев повисли германские бомбовозы «юнкерсы» и итальянские «Савойя-Маркетти». Из-за холмов ударила артиллерия. Мятежники перешли в наступление.

Командование республиканцев бросило против них все имевшиеся силы, в том числе и саперный батальон Артуро. Отряд поступил в распоряжение бригады, удерживавшей Кадисскую дорогу. Мятежникам удалось потеснить бригаду, занять выгодные позиции по вершинам холмов.

— Здесь, внизу, — гиблое место. Надо выбить франкистов из занятых траншей, пока они не закрепились, — предложил Андрей командиру бригады.

Командир согласился. У саперного батальона было с десяток ручных пулеметов, два станковых «гочкиса», гранаты.

Мятежники не ожидали контратаки, начали отходить. Но их поддержали минометы. Ударили с ближней дистанции, из-за камней. Республиканцы залегли. Кое-кто бросился назад. Андрей был в первой цепи. Вскочил. И оторопел, услышав громогласные ругательства на русском языке, — это раньше него встал в полный рост громадный детина в черт-те какой одежде, в галошах, подвязанных веревками. Яростные ругательства на незнакомом языке подействовали. Испанцы поднялись и прорвались на вершину холма, к своим траншеям.

Во время передышки Лаптев познакомился с крепким на язык незнакомцем. Оказалось, что он серб. Божидар Радмилович, матрос торгового флота. Десять раз обошел вокруг света. И вот «списался на берег». «Разве могу не принять участие в такой заварушке?» Он понравился Андрею с первого взгляда. Хотя и предвидел, что хлопот с этим морским бродягой не оберешься, предложил Божидару вступить в отряд. Серб знал и русский, и испанский, а Лаптеву нужен был переводчик, которого можно без душевной борьбы взять на любое задание. Не по себе становилось, когда шел в тыл с Хозефой. А вдруг ее ранят? Или, того страшней, попадет в плен?..

— Ну, матрос в галошах, пойдешь ко мне переводчиком?

— Пойду. Когда найдешь мне штиблеты по размеру, — ответил Радмилович.

Ножищи у югослава были минимум сорок седьмого размера, и ни у запасливого старшины отряда Рафаэля, ни в магазинах всей Малаги подыскать подходящую пару ботинок не удалось. Но, как всегда бывает в армии, нашелся в саперном батальоне и бывший сапожник, и бывший портной — и через день юнак Божидар уже щеголял в обновках.

Впрочем, красоваться некогда. Противник двинул на Малагу свои главные силы. Наступление началось с суши и с моря. Основной удар враг наносил вдоль Кадисской дороги. На стороне мятежников действовали двадцать тысяч итальянцев, несколько тысяч немцев и марокканцев, поддержанные танками и авиацией. С моря вели обстрел германские и франкистские корабли.

Бригада, в которую входил отряд Андрея, держалась на своем участке до последних сил. На позиции подбросили подкрепление — батальон народной милиции, две противотанковые 45-миллиметровые пушки. Лаптев приказал одну пушку выставить на прямую наводку на шоссе, а другую замаскировать на полторы сотни метров в глубине обороны, в стороне от дороги.

— Не согласен! — неожиданно вмешался в его распоряжения Радмилович. — Фашисты, так их растак, захватят пушку!

— Здесь командую я.

— Не сделаешь по-моему, з богом, драги приятели! — Серб повернулся и пошел прочь.

Андрею было не до него: цепи франкистов приближались. Впереди ползли зеленые, похожие на навозных жуков, итальянские танкетки.

— Фуэго! — подал команду командир орудия.

Недолет.

— Фуэго!

Снова снаряд разорвался впереди цепи.

— Фуэго!

Танкетка клюнула носом, потом завертелась на месте. Из нее заструился белый дым.

— Фуэго!..

Ударили пулеметы. Бойцы стали ввинчивать запалы в гранаты.

В разгар боя возвратился Радмилович.

— Дьявол с ней, с пушкой! Где мои гранаты? — Сгреб гранаты и, не кланяясь пулям, зашагал к окопу.

В ночь на шестое февраля мятежники прорвали фронт в нескольких местах. Бригада, потеряв почти половину состава, отступила. К вечеру того же дня противник занял высоты под Малагой. По городу начали бить пушки.

— Команданте, — явился к Андрею Хулиан, — разреши мне взорвать мост на Кадисской дороге.

Андрей знал этот мост. Еще два дня назад он находился в глубине обороны республиканцев. При отступлении уничтожить его не успели. Перекинутый над неглубоким оврагом, мост не имел большого значения, уничтожение его лишь ненадолго задержит обозы противника — основные силы франкистов уже подтянуты. Так Андрей и объяснил докеру. Хулиан покачал головой:

— Не понимаешь. Мы — андалузцы. Мой отец и мой дед родились здесь, на море, под Эстепоной. Я родился и вырос в Малаге, в порту... — Андрей еще ни разу не слышал от Хулиана так много слов. Докер не умолкал: — У меня здесь жена и пятеро детей, и еще троих мадридских мальчишек жена взяла. — Он пожевал губами сигару, подождал, пока Хозефа переведет, и, показав на стоявших в стороне бойцов его группы, сказал: — Я и они отсюда не уйдем. Мы все — докеры из этого порта.