Глеб Голубев - Пасть дьявола Страница 14

Но «Бермудский треугольник» продолжал настойчиво напоминать о своих загадках. В радиопередачах, которые мы слушали, обсуждались причины возникновения гигантской волны, потопившей «Сперри», но не отмеченной береговыми станциями оповещения. Наверное, Гартвиг много нарассказал и репортерам, только газеты до нас не доходили.

Мы вели научные исследования не только с борта «Богатыря». Время от времени в океане устанавливали буи на якорях — настоящие небольшие лаборатории. Целый месяц они автоматически измеряли температуру воды, направление и скорость течений на разных глубинах, вели наблюдения за погодой, регулярно передавая все сведения по радио.

Жизнь наша шла размеренно и спокойно. Но восемнадцатого сентября в эфире опять прозвучал тревожный сигнал — всем, всем, всем. При хорошей погоде пропала яхта «Мария», занимавшаяся поисками затонувших сокровищ возле Багамских островов. Вот уже третий день не выходит на связь, не отвечает на вызовы.

Заканчивалась радиограмма все тем же зловещим рефреном — просьбой ко всем судам и самолетам, находящимся в этом районе, принять участие в поисках пропавшей яхты.

— «Мария», «Мария», — морща лоб, задумчиво проговорил Волошин. — Что-то мне это название кажется знакомым. Надо лететь. Пойду переоденусь по-походному. И вам советую поспешить, если хотите отправиться с нами. Позавтракаем в воздухе.

Я побежал в каюту, захватил блокнот, диктофон, два фотоаппарата и поспешил на палубу. Оболочка дирижабля быстро наполнялась газом.

— А я ведь не ошибся, мы с этой «Марией» уже знакомы, хотя и мимолетно, — сказал Сергей Сергеевич.

Он достал из планшета фотографию.

— Помните? Мы снимали роскошную яхту «Звезда моря» этого Сеймура — разбогатевшего инженера с компаньоном — зубным врачом. А на заднем плане попала случайно в кадр и «Мария». Она мне потому и запомнилась, что носила родное российское имя.

— Значит, это она пропала? Что же с ней могло случиться?

— «Пасть дьявола», — лаконично, но весьма многозначительно ответил Сергей Сергеевич.

— А может, она вовсе не пропадала? Может, они в самом деле там передрались у островка, перерезали друг друга?

— Нет, «Звезда моря» цела и другие яхты тоже, сейчас сообщили. А «Мария» ушла оттуда через неделю после нашего визита.

— Куда?

— Вот этого, к сожалению, никто не знает. Разве такие сведения искатели сокровищ сообщают?

Мы взлетели, быстро позавтракали, выпив крепчайшего кофе и закусив бутербродами, и поспешили занять привычные места у окон., где за каждым был закреплен сектор для наблюдений.

Небо на горизонте сливалось с морем, одно незаметно переходило в другое. Казалось, мы не движемся, неподвижно парим над океаном. Какое-то странное, колдовское ощущение. Может, в самом деле улетим незаметно в какую-то другую вселенную?!

— Да, — задумчиво произнес Сергей Сергеевич, — сильно сказал как-то старик Конрад о пропавших без вести судах:

«Никто не возвращается с исчезнувшего корабля, чтобы поведать нам, сколь ужасна была его гибель, сколь неожиданной и мучительной стала предсмертная агония людей. Никто не расскажет, с какими думами, с какими сожалениями, с какими словами на устах они умирали…»

Помолчав, он добавил:

— Одно утешает: агония оказалась недолгой, если они даже не успели подать зов о помощи. Повторяется история «Прекрасной Галатеи».

— Но почему? — снова не мог удержаться я. — Ведь не было ни шторма, ни магнитной бури. Почему же они как и «Галатея», исчезли бесследно, не подав никакого сигнала?

Никто не ответил мне.

Наверное, и на этот раз нечего было бы записывать в дневник, если бы не чистейшая, невероятная случайность, какие порой вдруг совершенно неожиданно круто меняют спокойное течение событий.

Когда мы уже разворачивались, чтобы лечь на обратный курс, вдруг заметили маленькое белое судно. Волошин посмотрел в бинокль:

— Тунцеловчик. Рыбачат.

Но Локтев, словно не слыша его, направил дирижабль к суденышку.

— Ты что, Борис Николаевич? Это же тунцелов.

Командир промолчал и лишь через несколько минут вдруг отрывисто сказал:

— Что-то у них не в порядке. Мачта сломана.

Мы все приникли к биноклям.

— «Сперри»! — вдруг вскрикнул Олег Никаноренко. «Сперри»?! Пропавший тунцелов?!

— Точно, «Сперри», — подтвердил Гриша. — Две буквы совсем стерлись, еле разберешь название.

— На вызов не отвечают, — сказал радист.

— И на палубе никого нет, — пробормотал Сергей Сергеевич, не отрывавшийся от бинокля.

— Нет, один лежит возле рубки. Ближе к корме, — сказал Олег.

— Где? Нет, это какие-то тряпки, — ответил Волошин. — Хотя…

Мы подлетели к суденышку совсем близко. Могли рассмотреть уже без биноклей и сломанную мачту, повисшую на снастях, и полустертую надпись на корме, и труп, валявшийся ничком на палубе возле рубки.

На судне по-прежнему никого не было видно.

Дирижабль завис метрах в пяти над палубой. Борис Николаевич опять блеснул мастерством. Он осторожно подвел дирижабль к самой рубке. Швартовое устройство надежно притянуло гондолу к леерной стойке, так что не пришлось даже спускать штормтрап.

Костя первый спрыгнул на верхний мостик, заглянул в рубку, отшатнулся:

— Умер прямо на вахте, за штурвалом, чтоб мне пропасть! — крикнул он. — Тут и лежит.

Один за другим мы перебрались на катер, оставив Локтева, как всегда, за пультом управления.

Стояла пугающая тишина. Зной, полное безветрие. Безжизненно обвисли снасти под тяжестью обломившейся мачты. И хотя мы находились посреди открытого океана, дышать было невозможно…

Кроме останков человека на палубе и второго в рубке, мы обнаружили еще четыре трупа: один в машинном отделении, остальные в крошечном грязном кубрике. Два рыбака свалились прямо возле стола, за которым, видимо, сидели. Третий, самый старший из всех и получше одетый — вероятно, капитан, лежал тут же на койке.

Не стану описывать, как они выглядели… У капитана застыло на лице выражение непередаваемого ужаса или страшной боли. Похоже, он пытался подняться с койки, но не мог. А один из валявшихся у стола схватился руками за голову, словно она раскалывалась от боли.

Видимо, все они погибли в одно время. Но от чего?

— Отравились, что ли?

— Сразу все? Сомнительно. — Мы переговаривались вполголоса.

— Да и уж в рыбе-то они разбирались, не стали бы есть опасную.

— Не обязательно рыбой. Не одну же рыбу они ели. Вон у них и консервы есть.

— Попробуй теперь узнай.

В самом деле, в ведре груда немытой посуды. Две тарелки на столе с остатками какой-то еды, давно высохшей. На полу какие-то пятна. Следы рвоты? Но пол такой грязный, что никакая экспертиза, наверное, уже ничего не выяснит.