Ольга Михайлова - Оборотни Митрофаньевского погоста (СИ) Страница 14

   Войдя, содрогнулся.

   В прихожей было темно, но Бартенев уже прошёл в зал и раздвинул шторы. Корвин-Коссаковский обомлел и замер. Вчерашняя комната была вся подернута пылью, и крохотные пылинки кружились в воздухе в просвете пыльных штор. Пыль была на поверхностях столов и бюро, запылены были, точно не протирались годами, подлокотники кресел и полки шкафов. Он заглянул в гостиную. Стол всё так же стоял посреди комнаты, но был пуст. На нём лежал такой же тусклый и белесый слой пыли, что и в зале, воздух был затхлый, как в склепе, при этом стулья стояли иначе, чем вчера, ровным полукругом возле стола. Арсений заметил в углу даже икону, но и киот был подёрнут паутиной, такой же серой, как и всё вокруг. На всём помещении лежала печать застарелой унылой запущенности. Арсений снял икону и платком очистил киот.

   Бартенев бросил взгляд на Корвин-Коссаковского, но ничего не сказал, вышел в прихожую. На комоде тоже был слой пыли, ровный, не потревоженный их вторжением.

   - А когда, Брандт тебе сказал, жилец прошлый выехал?

   -В начале октября.

   -Две недели назад, получается?

   -Угу.

   -Да, напылила нечисть. Столько и за год не накопишь.

   Корвин-Коссаковский был благодарен Порфирию за доверие, и на сердце его потеплело ещё и потому, что сейчас, стоя рядом с ним, он не испытывал того мучительного вчерашнего страха, почти мистического ужаса, что пережил, увидев часы на комоде. Этот человек непонятным образом усиливал его.

   Бартенев решил ещё раз обойти квартиру, теперь они зашли в спальню, прошли по двум другим комнатам. Ничего, всё везде было запылено и заброшено, везде царил всё тот же тяжелый дух подземелья. Они пошли к выходу, в прихожей остановились. Бартенев уже вынимал ключи, как напрягся и быстро прошептал.

   -Ты видел? В зеркале?

   Арсений видел. В зеркале, точнее, в мутном пыльном зазеркалье, появилось лицо старухи, то ли мертвое, то ли, со следами старческого разложения. Корвин-Коссаковский закусил губу: у нее были подлинно его глаза, чёрные, с большими фарфоровыми белками, но провалившиеся в глазные впадины и окруженные бурой тенью, - те же, что он видел вчера. Впрочем, мгновение спустя он уже сомневался, что видел что-то, кроме причудливых пыльных разводов на стекле да игры света.

   Но Порфирий Бартенев потёр лицо рукой и тихо попросил:

   -Пошли отсюда.

   Арсения не надо было уговаривать. Они вышли, Корвин-Коссаковский захлопнул дверь и дважды провернул ключ в замке, они спустились и сдали ключ консьержке.

   -Не подошла господам квартира? - любезно, чуть кокетничая, осведомилась она.

   Господа не очень-то вежливо что-то промычали и торопливо покинули парадное. На душе у обоих помутнело, Бартенев пожаловался на легкую тошноту, Корвин-Коссаковского тоже чуть мутило. Арсений повез Порфирия в академию, почти всю дорогу оба молчали, но, уже выходя из экипажа, Бартенев остановился на подножке.

   -Слушай, а ты можешь племянниц-то своих не везти к графине в пятницу?

   Корвин-Коссаковский смерил друга печальным взглядом. Он не хотел посвящать его в свои семейные проблемы, но коротко обронил, что спрятать можно только от непогоды, но не от нечисти...

   Порфирий, казалось, понял больше, чем хотел сказать Арсений.

   -Стало быть, девиц не особо и вразумишь?

   -Увы, да, - поморщился Арсений, - они... родители дурью маялись, бранились да лаялись, не до девчонок им было. А если Ваню, пока поперек лавки лежит, не выучишь, - все пропало, Ивана уже не научишь, сам же понимаешь. Поздно теперь вразумлять. Все, что можно - опознать этих людей в свете. Но даже и тут - боюсь, я не смогу скомпрометировать их в глазах племянниц. Мне никогда не удавалось ничего им внушить. Молодежь...

   -Ясно, - Бартенев со вздохом кивнул, - но как их опознать? Не с крыльями же нетопыриными они на бал явятся?

   -Не с крыльями, - вяло согласился Арсений. - Беда и в том, что там около двухсот человек будет, Порфиша.

   -Сколько? - ахнул Бартенев.

   -Около двухсот, - вдумчиво повторил Корвин-Коссаковский, но тут же и успокоил друга, - но половина - женщины, а из ста мужчин, надеюсь, пятьдесят будут старики да отцы семейств. Еще человек двадцать пять - люди всем известные, депутаты, высокопоставленные чиновники, приближенные градоначальника и сыновья всем известных семейств. В чистом остатке - две дюжины человек. Это молодые люди, танцоры и женихи. Я велел найти мне полный список этих молодцов и надеюсь вечером или завтра утром получить его. Но всё равно, искать придётся иголку в стоге сена. Да и времени мало.

   -Две дюжины... Боже мой...

   -Я надеюсь отсеять сыновей известных мне людей, тех, о ком хоть что-то знаю... Завтра четверг, один день у нас ещё есть. Списки я возьму с собой домой, всё, что можно, проверю.

   -Господи, может, мне это все-таки приснилось... - жалобно проронил Бартенев, и Корвин-Коссаковский понял, что минуты малодушия бывают не только у него. - Да ведь даже и догадайся ты - кто они, что делать? Кто тебе поверит, что некий франт - на самом деле мертвец, а другой - упырь? А кстати, - вспомнил Бартенев, - что такое инкуб-то? Ты сказал, что это не бессмыслица.

   -Блудный демон это, Порфирий.

   -О, Господи...

   ...Корвин-Коссаковский и вправду получил на следующий день списки приглашенных, забрал их домой и после ужина принялся за изучение. Задача оказалась не столь и сложна, он довольно легко ещё до полуночи отсеял всех знакомых ему мужчин, составил список тех, о ком ничего не знал, их оказалось чуть больше тридцати, и пошёл спать - голова гудела, ноги уже не держали его.

   Последний из отпущенных ему дней, пятницу, он посвятил изучению тех гостей, кого мог загодя проверить. Бедняге Полевому тоже досталось: пришлось наводить кучу справок. Но работа окупила себя, и в итоге перед Корвин-Коссаковским к трем часам дня в пятницу уже лежала бумага с именами.

   В ней был всего семь фамилий."Князь Макс Мещерский, Герман Грейг, Аристарх Сабуров, Даниил Энгельгардт, граф Михаил Протасов-Бахметьев, князь Всеволод Ратиев, Александр Критский". У Арсения Вениаминовича рябило в глазах, нужно было уменьшить список, по меньшей мере, ещё вдвое, но времени уже не оставалось, и в итоге, как ни усердствовал Полевой, как ни старался Корвин-Коссаковский, - это были тёмные лошадки. Только об одном - Германе Грейге - стало известно, что это незаконный сын великого князя.

   На большее времени просто не хватило.

   В итоге имена и фамилии путались в голове Корвин-Коссаковского, ровным счетом ничего ему не говорили, но он успокоил себя тем, что сделал всё возможное, к тому же его не оставляла надежда, что в залах графини он или Бартенев заметят что-нибудь такое, что поможет опознать хотя бы покойника, а по тому, кто окажется с ним рядом - выйти и на остальных.