Александр Кучеренко - ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №6 Страница 14

Профессор Шмидт все чаще подходил к окну, из которого просматривалась обсаженная яблонями дорога, идущая к Вальтхо-фу. Вот-вот должна показаться машина с Лебволем — дочь Регина еще с утра уехала встречать его на аэродром. Внизу, на первом этаже, суетилась прислуга, готовясь к встрече желанного в доме заморского гостя.

— Едут, едут, герр Шмидт! — закричала Габи и захлопала в ладоши. Профессор торопливо спустился вниз и вышел во двор. Садовник Форрейтол услужливо распахнул ворота, взял под козырек. Машина проскочила мимо него и остановилась возле Шмидта. Вездесущая Габи, не дожидаясь, когда медлительный Форрейтол подойдет к машине, сама открыла дверцу и помогла выйти счастливой Регине. Лебволь вышел следом за двоюродной сестрой. Тонкий, стройный, загорелый, в яркой цветной рубашке с завязанной на шее косынкой, непомерно широким кожаным ремнем и огромным сомбреро на голове, он ошеломил всех. Секунду-две Лебволь выжидающе смотрел в глаза Шмидту, потом подошел к нему и протянул обе руки.

— Здравствуйте, дорогой дядюшка!..

— Племянник… Лебволь!.. — Профессор обнял юношу и долго не отпускал от себя…

В этот вечер за столом просидели допоздна. Пили старое вино, что было редкостью в доме Шмидтов. Габи без конца подогревала кофе. Почти все время говорил один Лебволь, рассказывал о жизни своего отца — младшего брата профессора Фрица Шмидта, его последних днях жизни, показывал привезенные с собой фотографии. Говорил, что прав был Шмидт, когда отговаривал взбалмошного Фрица от женитьбы на заокеанской певице. И вот его не стало. Жизнь на колесах, муж как слуга, развод, гнетущее одиночество, страшная, неизлечимая болезнь — вот наказание Фрицу за его легкомыслие…

Шмидту не понравилось, что Лебволь так отзывается о своей матери. Но он не стал ничего говорить, чтобы не омрачать радость встречи.

Утром профессор показал племяннику свое хозяйство. Лебволь был в восторге от обширного сада с уникальными породами деревьев, саженцы которых были присланы Шмидту коллегами со всех континентов. Восхищался он и роскошными клумбами цветов, выхоженными старым Форрейтолом. Но особенно поразила его частная химическая лаборатория дяди. Здесь великий химик создавал свои знаменитые препараты против полевых грызунов, гербициды, регуляторы роста растений. И уж совсем он был потрясен экспериментальной теплицей, занимавшей довольно обширную площадь, где росли невиданно высокие пшеница, рожь, ячмень, кукуруза, огромные огурцы, помидоры…

— Все гербициды, регуляторы роста растений, — гордо пояснил профессор.

— Вы гений, дядюшка! — воскликнул Лебволь. — Люди… немецкая нация будет вечно чтить ваше имя…

Шмидт привлек племянника к себе, дружески похлопал по плечу. Потом, точно спохватившись, повел его к дощатой перегородке, отделявшей часть теплицы. Здесь пахло гнилью, на земле лежали растения, пораженные какой-то непонятной болезнью. Чахлые колоски пшеницы, ржи и ячменя были покрыты ржавыми наростами, огурцы, помидоры словно вспухли от синих нарывов.

— Дядюшка, что это?!

Профессор болезненно поморщился.

— Вот что получается, если неразумно использовать гербициды и регуляторы роста растений.

— Но зачем вы этим занимаетесь?!

— К сожалению, мой друг, приходится. Вот поживешь здесь, многое поймешь…

После ужина Шмидт увел племянника в свой кабинет, как он сказал, «на дружескую беседу». Лебволь понял, что принят в семью Шмидтов равноправным членом.

Вечеринка, которую устраивала на даче фрейлейн Эрна Штайниц, вполне удалась. Офицеры блистали остроумием, девушки, разгоряченные крепкими напитками и любезным вниманием мужчин, были обаятельны и милы. Но лучше всех без сомнения была сама фрейлейн Эрна, взбалмошно веселая, дерзкая, капризная. И только сама Эрна не чувствовала полного удовлетворения. Она все ждала обещанного фрейлейн Региной сюрприза и почему-то волновалась. Она покоряла всех той прелестью, какая бывает лишь в ранней молодости у девушки, только что сменившей угловатость подростка на уверенную грацию фрейлейн, знающей себе цену.

Приезд Регины прервал пространные разглагольствования гладкого моложавого офицера, весь вечер мучившего девушек своими нудными тостами.

— Регина, дорогая, как я рада вашему приезду! — трогательно расцеловалась юная хозяйка с гостьей, ни на секунду не спуская глаз с ее спутника.

— Господа, — негромко сказала Регина, — позвольте вам представить моего кузена Лебволя Шмидта! Эрна, голубушка, прошу полюбить нашего американца и приобщить его к немецкой цивилизации!

Эрна, улыбаясь, посмотрела па Лебволя. Так вот он какой, обещанный сюрприз! Лицо кузена фрейлейн Регины оставалось серьезным. Спокойно и холодно он склонился к руке Эрны и церемонно произнес:

— Очень рад, мисс!

Эрна вдруг почувствовала желание чем-то удивить, поразить этого экзотического юношу.

— Эрна! Познакомь Лебволя со своими гостями, — напомнила Регина.

— С гостями? — Эрна медлила с ответом, раздумывая, стоит ли представлять Лебволю своих подвыпивших друзей. — Ах, с гостями. Пожалуй, внимания вашего кузена, дорогая Регина, достоин в первую очередь… — она нарочито небрежно обвела глазами присутствующих. — Ну, конечно же, вы, уважаемый оберштурмбаннфюрер!

Эсэсовский офицер, сидевший в тени так, что лица его совсем не было видно, встал и шагнул в полосу света. Широкополое сомбреро в руках Лебволя описало полукруг, он склонил голову, здороваясь. Грюндлер прищелкнул каблуками, протянул руку. Он уже знал, что в РСХА досконально проверили досье племянника профессора Шмидта, прежде чем допустить его в Вальтхоф, и хотел поскорее познакомиться с ним. Сегодня такой случай представился.

— Надеюсь, будем добрыми друзьями, дорогой Лебволь!

— Почту за высокую честь, оберштурмбаинфюрер!

— Как вам нравится в фатерланде?

— Великая родина есть великая родина! Этим сказано все, оберштурмбаннфюрер.

— Как долго думаете задержаться здесь?

— До полной победы.

— Господа, — обратился Грюндлер к присутствующим, — я предлагаю выпить за нового гостя нашей обворожительной хозяйки и его кузину, прекрасную фрейлейн Регину!

— Прозит, герр Лебволь! — улыбнулась Эрна.

— Прозит…

После работы профессор Шмидт неизменно заходил в комнату племянника, к которому привязался как к родному сыну. Их беседы порою затягивались за полночь. Чаще всего профессор сетовал на войну, отнявшую у него сына Альберта, жаловался, что вынужден заниматься грязным делом — создавать сверхмощные отравляющие вещества, что его бывший ученик доктор Штайниц посвятил себя работе с болезнетворными бактериями.