Анастасия Коробкова - Сказки Перекрестка Страница 15

С горы хорошо был виден форт — неправильный четырехугольник, три стороны которого, выходящие на океан, представляли собой соединенные вместе двухэтажные дома, а четвертая, задняя — просто стену. Слева от форта — кучка домиков девочек, справа — какие-то другие скучковавшиеся домики, наверное, там обитают ребята с подлодок, а то в форте я их не видела. Дальше, справа, поблескивает разнозелеными листьями лес.

— А животные тут водятся? — спросила я.

— Только мышки, кошки и белки, — ответила Валя, — кто-то из дома привез.

Пожелали жить на свободе, видать, как и куры. Разнообразием местный животный мир не отличается, опять же, находится на самообеспечении: куры и мышки едят зернышки, кошки — мышек, а белочки — орешки и фрукты. Могли бы и козу какую-нибудь привезти, было бы молоко. Хотя, странно представить себе ребенка, берущего с собой в летний лагерь козу.

За лесом — небольшая долина, в которой блестят пресной водичкой четыре каскадных озерца. Вот это хорошее место для домика.

Дальше — снова широкая полоса леса, такого высокого, что берега Острова даже не видно, сразу за лесом плещется океан. Слева от залива высится скалистая гряда. Господи, как же здесь красиво!

— Вот вы где! — к нам поднялись Алешка, Димка и какой-то парень из гарнизона форта.

— Ася, показывай, где дом строить, — велел Алешка.

Я, не задумываясь, махнула рукой в сторону приглянувшейся долины.

Ребята этого не ожидали.

— Э, а можно поближе к форту? — попросил парень из гарнизона.

— Тогда все равно, где, — безразлично ответила я, сразу утратив интерес к их присутствию.

— Хорошо, — не отставал Алешка, — а какой дом ты бы хотела?

— Да неважно, — отрезала я.

Сама построю, что захочу. Был бы этот, как его Денис назвал? Да, творческий порыв!

— Ну хоть какого цвета? — примирительно улыбнулся парень.

Он-то мне ничего плохого не сделал.

— Сиреневый, — ответила я. — С красной крышей.

Ребята ушли.

— А ты с братьями не дружишь, — осуждающе заметила Валя.

— Это они со мной не дружат, — возразила я.

— Идем, — сказала заскучавшая Юля. — Пора обед готовить.

— А, ухи наварим, — мечтательно предложила Валя. — Быстро и вкусно. Если с хлебом, то еще и сытно, а хлеба у нас с последней выпечки много осталось. Ася, ты идешь? Пленным, вообще-то, работать необязательно, все равно накормим, никуда не денемся…

Я пошла с ними, решив про себя, что это в последний раз.

VII

После обеда я пошла исследовать Остров в одиночестве, как привычно и удобно. Не забыв надеть под сарафан купальник, я отправилась к скалистой части побережья, где должны были находиться красивые лагуны. Там они и нашлись, залитые потоками солнечного света, с прозрачной восхитительной водой. Я сначала искупалась в бухте, а потом поплыла в сторону открытого океана, и, уплыв подальше, улеглась на волны. Океан ласково качал меня, утоляя все обиды последних дней, казавшиеся теперь мелкими, как кристаллики соли, растворенные его водой. Если есть на свете это счастье — качаться на волнах, то можно пережить все. Меня так долго грело солнце и баюкали волны, что я перестала быть девочкой — человеческим детенышем, и превратилась в частичку Вселенной, такую же, как звезды или кометы.

Когда это удивительное чувство преображения прошло само по себе, я поплыла к берегу и потом сидела на камнях. Вот бы не уходить отсюда как можно дольше! Весь мир — здесь.

Но и сидеть вскоре надоело, и я, надев сарафан, побрела вдоль берега. В какой-то момент догадалась посмотреть на скалы и обнаружила, что мое желание выполнимо: недалеко чернел вход в пещеру. Люблю пещеры! В них ведь когда-то жили древние люди, чем же я хуже?

Я решительно полезла по скале.

Пещера оказалась, что надо. За пробоиной в стенке, размером похожей на солидный дверной проем, сразу находился небольшой полукруглый зал, метра три высотой, будто специально кем-то выдолбленный под жилье. Пол покрывал ровный слой нанесенного ветром с берега песка, а стенки изрезали змеистые трещинки. Так! Здесь очень даже можно устроиться по-царски! Я почувствовала то же самое, что происходило со мной, когда я строила «Монт Розу»: руки перестали ощущать вес предметов, ладони приобрели свойства одновременно пилы, клещей, молотка и рубанка, а взгляд проникал сквозь скальную породу и толщу воды. «Творческий порыв», как сказал Денис. Я бы назвала иначе — «творческая энергия», потому что мое тело налилось силой, которой обычно не обладало. Так, мне легко удалось выломать из стены довольно значительный фрагмент и приспособить его под широкое ложе, затем разгладить поверхность известняковой глыбы и отшлифовать ее края. Жестковато. Нужен матрас. Когда плавала, я видела на дне бухты много интересного. Было там и растение, похожее на губку, только гораздо больше.

Я не поленилась нырнуть за удобным растением, и не ошиблась: поверхность плоского камня на дне действительно была облеплена идеальным матрасом. Я аккуратно отодрала кусок нужного размера и, вытащив его на берег, положила сушиться на солнце. Займемся-ка тем временем интерьером!

Я разровняла одну из стен и отполировала ее до зеркального блеска, принесла из ближайшего лесочка несколько длинных лиан, сплела из них кресло со столом, низенькую скамеечку, и оставила деревенеть под жаркими солнечными лучами. Сделала из травы циновку на пол. Растерла в порошок разноцветные кораллы, замешала с соком какого-то кактуса и этим составом раскрасила оставшиеся стенки и потолок. Когда стемнело, и цвета стали неразличимыми, в пещере засверкали тысячи крошечных бриллиантовых звездочек.

Работа заняла меня до ночи, и я не пошла в поселок даже за своими вещами. Так и заснула в платье на пахнущем морем губчатом матрасе.

VIII

Под утро я замерзла. Не просыпаясь. Освободиться от сонного оцепенения стоило бы огромного труда, и я старалась не обращать внимания на холод, что получалось плохо. Свернувшись клубком, я мелко дрожала.

Неожиданно стало теплеть. Сначала, в полудреме, я связала это с рассветом, но постепенно осознала, что солнечные лучи еще не проникли в пещеру, и меня согревает какое-то другое тепло. Оно укутало меня, словно пушистая невесомая шаль, оно сразу пропитало меня целиком, и кроме собственно приятной температуры в нем было еще что-то… главное. Необъяснимо красивое, словно безусловная суть самой красоты. Словно чистейшая нежность. Это я уловила каким-то новым органом чувств, находящимся внутри меня, в груди: сердце, оказывается, не только бьется, гоняя по организму кровь, оно еще может чувствовать это — то, что мозг не в состоянии конвертировать в разумное определение.