Леонид Панасенко - Искатель. 1985. Выпуск №5 Страница 15

От меня до ползущего метров тридцать, а монстр преследует его короткими двухметровыми прыжками, временами почти тыкаясь уродливой мордой в его спину. То есть в его пятки, потому что бедняга еле ползет, волоча свои парализованные ноги. Я же пока мало сказать безоружен — даже рюкзак никак не расстегну. Тогда я сбрасываю его на зеленую упругую подстилку и начинаю рыться в своих 34 наименованиях, пытаясь отыскать засунутый куда-то пистолет. Удается мне это, разумеется, далеко не сразу, потому что одновременно я стараюсь по мере возможности держать в поле зрения парализованного ползущего и гигантскую жабу, которая, мне кажется, вот-вот кинется на несчастного.

И вдруг я становлюсь свидетелем совершенно невероятной картины. Парализованный ползущий внезапно вскакивает на свои больные ноги и производит в моем направлении рывок, достойный рекордсмена по спринту (не забывайте, что тяжесть здесь хоть и чуть-чуть, но все-таки больше земной). Одновременно кошмарное чудище прыгает метра на четыре, промахивается, я рву из рюкзака нащупанный наконец пистолет, но вижу, что стрелять мне больше не в кого, потому что чудище провалилось в яму или нору, которую я сначала не заметил, и издает теперь из-под земли жуткие раскатистые звуки.

Тогда я переключаюсь на человека, который стоит сейчас лицом ко мне, и в мозгу у меня проносятся мысли о гипнозе, чудесах, страхотерапии и тому подобном, потому что зрелище он по-прежнему представляет собой весьма нехорошее. Во всяком случае, кровь так и хлещет. Моя рука нащупывает в рюкзаке пакет с медикаментами, но в этот момент бывший парализованный улыбается во весь рот, достает из-за пазухи нечто, подозрительно напоминающее сильно кровоточащий кусок говядины, показывает мне и говорит, ухмыляясь:

— За сегодня я добыл уже двух жирных жабов. Здорово, правда?

Он так и сказал — «жабов». А в летальном — правильный русский язык с приятным интерпланетным выговором.

Я подхожу ближе и заглядываю через его плечо в ловчую яму. Глубина там всего метра четыре, чудище пялится на нас влажными глазами размером с гнилую дыню и ревет во всю глотку, брызгая смертоносной — по крайней мере, так мне кажется — слюной.

— А они ядовитые, ваши жабы? — говорю я с опаской.

— Нет, — отвечает мне бывший парализованный. — Вовсе не ядовитые. Немного прожорливы, но от них легко удрать. Во всяком случае, бояться жабов необязательно.

— Так на вашем сегодняшнем счету уже две? — говорю я, стараясь не замечать его речевых ошибок.

Депарализованный смотрит на меня так, будто это у меня что-то не в порядке с грамматикой.

— Да, — говорит он. — Утром копьем, а вот сейчас поймал живьем, в яму. Это большая удача — добыть за день двух жирных высококачественных жабов.

Здесь я не выдерживаю. А что делать, если выводит меня из себя эта его неправильность произношения?

— Послушайте, — говорю я. — Почему вы так выражаетесь — «жабов»? Вы же не скажете: «Я убил двух лягушков».

Знаете, что он отвечает?

— Отчего же, — говорит он. — Когда я убью лягушков, я именно так и скажу..

— Это же неправильно, — говорю я. — Правильно будет — «жаб».

Как, по-вашему, он реагирует?

— Конечно, — нагло говорит он. — Тут в яме сидит жаб.

Подумайте, какое упрямство!

— Нет, — говорю. — Это убили вы жаб, а в яме сидит жаба.

— Наоборот, — говорит он мне, бесстыдно ухмыляясь. — Я убил жаба, а в яме сидит жаб.

— Не жаб, а жаба! — говорю я, распаляясь.

— Отчего же, — примирительно говорит он. — Данное животное называется именно жаб. Вот на Земле похожее, но сильно уменьшенное создание именуется действительно жаба.

Тут он с любопытством разглядывает мою покрасневшую от стыда физиономию, потом переключается на скафандр, будто только что его увидел:

— Вы, наверное, недавно прибыли?

— Да, — отвечаю. — Только что.

— Где же ваш корабль?

— На орбите оставил, — говорю я ему. — Я на посадочной калоше. Вон свисает с вашего венского леса.

Он глядит, куда я показываю.

— Да, — говорит. — Тяжелый случай. Придется всю бригаду собирать.

— Какую еще бригаду?

— Известно какую, — говорит он. — Всю гоп-компанию.

А сам снимает с себя брюки и начинает выжимать, освобождая их от крови своего знаменитого утреннего жаба.

— Это еще зачем? — говорю я.

— Вам же придется возвращаться на орбиту. У нас нет лишних ботов.

— На орбиту? — говорю я. Как-то там мой капитан поживает? — Значит, вы мне подскажете, как отсюда выбраться?

Он глядит на меня, как мудрый старец на какого-нибудь младенца.

— А отсюда уже не выберешься, — говорит он не то чтобы мрачно, но уверенно. — Здесь тот свет для свидетелей. Конец пути, финиш. Отсюда нам дорога заказана.

Я, само собой, молчу, потому что возразить мне на это нечего. А он добавляет:

— Звездолет лучше посадить. У вас там, наверное, много нужных вещей осталось. У нас колония на самоснабжении.

Я тем временем припоминаю разные события, на которых в последние годы присутствовал. Ничего особенно предосудительного не припоминается, и поэтому я спрашиваю:

— Для каких еще свидетелей?

Знаете, что он отвечает?

— Как для каких? — отвечает он. — Для обыкновенных. Для свидетелей гибели.

И невинно так добавляет:

— А разве вы не с Никитиным летели?

Сначала я даже не нахожусь что сказать, до того это неожиданно. Прямо какая-то телепатия. Но потом мне в голову приходит мысль. Я вспоминаю, что есть такая штука, как радиосвязь, и спрашиваю:

— А что, вы с ним уже разговаривали?

Сами понимаете, как меня этот вопрос интересует, тем более что раньше я даже не задумывался о такой возможности. А он отвечает, я бы сказал, немного не по теме:

— Я с ним работал.

— А кто вы по специальности?

— Как и вы, — говорит он. — Штурман.

— Откуда вы знаете, что я штурман?

— Вы же не женщина, — говорит он. — Следовательно, штурман.

Ничего себе, логика! Чувствую, что кто-то из нас чего-то недопонимает. Но я сыт по горло беседой про жабов и поэтому делаю осторожное предложение:

— Рассказать, как я сюда попал?

Вы не догадываетесь, как он реагирует?

— Да ну его, — говорит, — увольте. Надоели эти истории. Одно и то же, ничего интересного. Я ведь здесь восьмой год. Скажите лучше, как вас зовут?

— Саша, — говорю. — А фамилий моя Буров.

— Вот и познакомились, — говорит он. — А меня Роберт. Роберт Миронов.

— Стойте, — говорю я. — Случайно не вы одно время геройствовали у Антареса?

— Да, бывал.