Даниэль Дефо - Жизнь и приключения Робинзона Крузо [В переработке М. Толмачевой, 1923 г.] Страница 16

Необходимо было сделать выгон для скота, другого исхода не было. Пришлось спешно браться за эту работу.

Найти подходящее место для выгона было, конечно, не трудно: роскошная природа острова давала все, что угодно. Луг, покрытый сочной травой, пересеченный двумя светлыми ручейками, с рощицей для защиты от солнца с одного края, показался Робинзону вполне подходящим местом. Он уж взялся было делать изгородь и даже сделал порядочный кусок, как вдруг сообразил, что огородив такое большое пространство, он все равно не приручит коз. Конечно, им-то будет здесь хорошо и привольно, но поймать их снова, если понадобится, будет дело нелегкое, а про доение их нечего было, и думать. Лучше сделать выгон небольшой, где бы они всегда были под рукой, только не один, а несколько, чтобы можно было перегонять стадо из одного в другой по мере надобности.

Обдумав такой план, Робинзон уж уверенно взялся за работу. А чтобы козочки скорее привыкали, постоянно видя его перед собой, Робинзон приводил всю компанию и привязывал их пастись невдалеке.

Только старая козочка пользовалась полной свободой, но сама не убегала никуда, видимо радуясь новым товарищам. К тому времени, когда изгородь была готова, вход заделан и козочки спущены, они так привыкли к своему хозяину, что бросались к нему навстречу, прося подачки, и давали охотно гладить себя.

К этому выгону Робинзон принялся делать второй, такой же величины, чтобы было куда перевести стадо, когда в траве почувствуется недостаток, оба выгона сообщались закрытыми теперь воротцами.

Козочки отлично прижились на новом месте, стали быстро расти, а потом и размножаться, так что года через полтора у Робинзона было их уж до десяти штук, если считать с козлятами. Стадо продолжало расти. Робинзон неутомимо приделывал все новые выгоны, их было уж теперь пять, один за другим, сообщающихся воротцами. Таким образом, травой стадо было обеспечено, козлят все прибывало, еще через два года было до сорока голов.

Образовался неистощимый запас мяса: при желании можно было совсем забросить охоту. Кроме мяса, было и молоко, а следовательно и все, что можно делать из молока: масло, творог, сыр.

Конечно, до сих пор Робинзон никогда не занимался этим делом, а дома видел всегда эти продукты в готовом виде, но, собрав в памяти все, что знал о приготовлении их, начал пробовать и быстро выучился всему. Сыр не давался ему долго, да и потом выходил не такой, как в Англии, но это было не важно.

Пища Робинзона становилась все роскошнее. Как далек он был от голодной смерти, которой боялся в первые дни на острове! Обедал он всегда, окруженный своими любимыми животными: справа от него на полу садился обыкновенно Дружок, сильно состарившийся уж к этому времени, на плечо усаживался Поль, выхватывая из рук хозяина лакомые кусочки, а старшая козочка, которая по привычке часто прибегала с пастбища за Робинзоном, тоже вертелась тут же, выпрашивая кусочки хлеба, который очень любила. Иногда Робинзон, по сохранившейся привычке к вечерним размышлениям, раздумывал о своем положении. Он был теперь собственником огромного поместья, потому что никто не оспаривал его власть. Земля была так плодородна, что легко можно было бы получить гораздо больше хлеба, чем нужно было ему. Леса были полны дичи, не составило бы никакого труда набить ее любое количество.

На морском берегу водились сотни черепах, прекрасные фрукты вызревали в изобилии.

Но все эти неисчислимые богатства не представляли для Робинзона никакой цены. Он брал от них самую ничтожную часть, остальное было ему не нужно.

Избыток хлеба сгнил бы в амбаре, избыток мяса уничтожили бы черви, срубленные деревья, из которых можно бы построить целый флот, гнили бы на земле.

Одним словом, Робинзон понял, что все богатства ценны лишь постольку, поскольку они нужны нам. И сколько бы сокровищ ни было накоплено, удовольствие от них получается лишь в той мере, в какой мы можем использовать их, но не больше. Самый скупой человек вылечился бы от своей скупости на его месте, потому что некуда было девать добра, принадлежащего ему. Даже деньги были у Робинзона, потому что золото и серебро, вывезенное с корабля, спокойно лежало на дне его сундука, как бесполезная, ни на что негодная вещь. С какой радостью отдал бы он их все за мельницу для размолки зерна или даже за гораздо меньшее — за маленький пакетик семян репы и моркови или за бутылочку чернил. Теперь же на них ничего нельзя было сделать, все возможное в его положении было у Робинзона, и никаких желаний у него не осталось. Одиннадцать уж лет прошло его жизни на острове.

За все это время ему все-таки не удалось изучить свой остров окончательно. И вот он задумал в лодке объехать его кругом. До сих пор его лодочка служила ему лишь для небольших прогулок. То объезжал он бухту, то плыл недалеко вдоль берега и назад, в открытое море он все же не отваживался выезжать ни разу. А между тем она вышла на славу: была так легка на ходу, так послушна, что лучшего и желать было нельзя.

Робинзону немножко прискучило однообразие его жизни, да и дальний берег не давал покоя. Он решил попробовать сделать хорошую прогулку — объехать остров, но в глубине души, даже не признаваясь самому себе, может быть и лежало искушение — в случае удачи пуститься и в более опасное плавание.

И вот Робинзон приготовил все для пути: положил в лодку провизию: десятка два ячменных хлебцев, хороший кусок козлятины, сыру, масла, изюма, а также пороху и дроби. Взял также одеяло, зонтик и подстилку из козьих шкур, на случай, если б ему захотелось полежать на дне лодки. Погода благоприятствовала, он поднял парус, и лодочка весело заскользила вдоль берега. Робинзон любовался уж знакомыми видами, тут был ему знаком каждый поворот, чуждой оставалась скалистая часть острова на противоположной части его. Он обогнул выдающийся мыс, и снова стала видна дальняя земля, потому что был ясный день. Вон она, вон, эта загадочная полоска! Сильно потянуло Робинзона попытать счастья и повернуть свой путь туда. Сегодня так близка она казалась, так манила его к себе.

Но он знал, что это было бы безумным поступком, и перевел свой взор на родной берег острова. Вон и столб, который он поставил как-то, осматривая свои владения, отсюда недалеко до его «дачи».

Дальше высились скалистые обрывы и шли уж менее знакомые места. И вдруг он увидел перед собой неожиданную преграду: от берега отделялась узкая гряда скал, частью подводных, частью выставлявших свои вершины над водой. Они тянулись очень далеко, едва глаз видел — куда уходила эта каменная стена, и только пена волн, разбивавшихся о них, указывала их присутствие. А еще дальше, по цвету воды, Робинзон догадывался, что тянулась отмель.