Владимир Монастырев - Искатель. 1974. Выпуск №6 Страница 16

— А вот вы, кажется, устали, дорогой Фидо.

— Действительно, вдруг почувствовал усталость, — ответил Фидо, — старею, что ли, — и улыбнулся широко и добродушно.

Самолетик оторвался от земли и медленно полез вверх, потом стал заваливаться на бок, разворачиваясь над лесистым склоном, который, казалось, ложился прямо под колеса машины. Но так только казалось, и склон ушел косо в сторону, а под крылом вновь был аэродром, на котором остались Васо и Фидо, провожавшие Андрея Аверьяновича.

Взлетное поле осталось позади, внизу проплыли башни, задумчивые, словно дремлющие под утренним солнцем. Андрей Аверьянович мысленно прощался с ними, как с одушевленными существами. «Сколько же я здесь прожил?» — задался он вопросом. Посчитал, и выходило, что пробыл он здесь только пять дней, а казалось, что и эти башни, и эти мосты через буйные реки, и эти горные вершины знакомы давно, и ко многим людям он здесь привык, узнал их, будто провел с ними несколько месяцев.

Еще через сутки Андрей Аверьянович входил в свою комнату. Огляделся, повесил на плечики пиджак и подошел к окну. Волновались под ветром деревья в сквере, шли по улице редкие прохожие. Он прикрыл глаза и увидел будто наяву долину с горной речкой, зеленые склоны и белые вершины, и ему захотелось вернуться туда, как бывает желание вернуться в цветной сон, который приснился тебе под утро.

Прошло полтора месяца. Андрей Аверьянович не забыл те пять дней в горах, но постепенно свежесть воспоминаний притуплялась. Они договорились с Васо, что тот даст знать, если дело осложнится и Алику будет нужна помощь. Но пока никаких сигналов оттуда не было.

И вдруг однажды вечером телефонный звонок. Андрей Аверьянович сразу узнал голос Васо.

— Откуда звоните?

— Из гостиницы. Если не возражаете, через полчаса явлюсь.

— Жду с нетерпением.

Андрей Аверьянович пошарил в холодильнике, нашел сыр, ветчину, сухое вино.

Васо явился ровно через полчаса. Такой же легкий, с непокрытой седой головой. В руках объемистая сумка, с которой спортсмены ходят на тренировки. Он критически оглядел стол, накрытый Андреем Аверьяновичем, и сказал:

— Все это придется убрать, — и принялся разгружать сумку.

На столе появилась зелень, круг сыра, хачапури, лепешки, испеченные на железной печке, бутылка с аракой.

Андрей Аверьянович не стал спорить и снял со стола свои городские закуски.

— Какими судьбами? — спросил он, когда они сели, закончив приготовления к ужину.

— Еду в Москву по нашим альпинистским делам, — ответил Васо, — решил на денек завернуть в ваш город, чтобы передать вам наилучшие душевные пожелания от Фидо, Николоза, Гурама и, конечно, от Алика.

— Спасибо. Как у него дела?

— Сдал экзамены в университет, сходил еще на один пятитысячник.

— Значит, обвинение…

— Сняли. Дело прекратили. То есть дело по обвинению Алика. А что касается убийства Давида, то обвиняется в нем Валико… Да, да, тот самый. И Сулава. Убил Валико. Сулава — соучастник. Он сознался.

— А Валико?

— Сбежал. Объявлен всесоюзный розыск. Он оказался одним из главарей целой шайки, орудовавшей в горах и связанной с крупными подпольными дельцами, которые организовали, производство дефицитных товаров. Шайка Валико доставляла сырье, проводила вьючные караваны с готовой продукцией. Для этой цели завербовали нескольких альпинистов.

— Так вот почему Давид интересовался старыми перевальными тропами!

— Да, его вовлекли в шайку, но он не очень в ней прижился, а последнее время хотел вообще порвать с этими людьми. Валико и Сулава боялись, что он выдаст их. Думали попугать, но не рассчитали усилий… Кстати, ссора у конторы совхоза была не случайной: Давид «выяснял отношения» с Чихладзе, который был доверенным лицом главарей. В убийстве он не участвовал, но знал, кто убил.

— Его заинтересованность и, пожалуй, осведомленность бросалась в глаза. И вообще в этом деле многое лежало на поверхности, так что рано или поздно разобрались бы и без меня, — сказал Андрей Аверьянович.

— Но в таких случаях лучше рано, чем поздно. Могли бы парню изрядно жизнь попортить.

— Могли бы, — согласился Андрей Аверьянович. — А как чувствует себя следователь Чиквани?

— Работает. Он тоже просил передать вам привет и наилучшие пожелания. Сказал, что зря вы пошли в адвокатуру, что могли бы вы сделать хорошую карьеру на следственной работе.

— Высокая оценка, — усмехнулся Андрей Аверьянович. — Сожалею, что не могу отплатить ему тем же, хотя он и пытался взять на себя функции защитника в деле, где ему надо было доказывать обвинение.

— Вы имеете в виду его версию, по которой Алик будто бы убил Давида в запальчивости.

— Да, в состоянии аффекта, как формулировали раньше. Минимум ответственности.

— Он не злой человек, следователь Чиквани, — сказал Васо.

— Эта характеристика теряет смысл, когда рабочее место человека следственная камера. Он не имеет права быть там ни злым, ни добрым, только объективным.

— Это верно, — согласился Васо.

— Иначе возможна судебная ошибка…

— Которой мы с вашей помощью избежали, — продолжал Васо. — За это, честное слово, стоит выпить нашей араки, которую я специально вез из-за Кавказского хребта.

— Надеюсь, не тайными тропами? — улыбнулся Андрей Аверьянович.

— Нет, все было явно и законно, — в тон ему ответил Васо. Они сделали по глотку ячменной араки и принялись за ужин.

Лайон Спрэг ДЕ КАМП

ПРИКАЗ

Джонни Блэк достал с книжной полки пятый том Британской энциклопедии и открыл его на разделе «Химия». Поправив эластичную ленту, удерживавшую очки, он нашел то место в тексте, где остановился в прошлый раз. Но, прочитав несколько строк, Джонни Блэк с сожалением убедился, что ничего не понимает и что, прежде чем читать дальше, ему придется обратиться к профессору Мэтьюну за разъяснением. Между тем Джонни Блэку нужно было обязательно постичь химию, благодаря которой он так изменился и даже научился читать энциклопедию.

Дело в том, что Джонни Блэк был не человеком, а черным медведем Enarctos americanus. Профессор Мэтьюн ввел в его мозг химический препарат, изменивший сознание медведя, и сложные электрические процессы, именуемые «мыслью», стали для Джонни такими же простыми, как если бы у него был большой мозг человека.

Основной чертой характера Джонни была любознательность, поэтому желание узнать все, что относится к этим химическим процессам, стало главным содержанием его жизни.