Михаил Старицкий - Червоный дьявол Страница 16

— Да что ты, Лейзар, с ума что ли спятил? Или думаешь, что я хочу ограбить тебя?! — крикнул сердито Мартын, стоя еще на пороге.

— Ой вей! — заговорил было Лейзар, но губы и зубы его так дрожали, что он не смог окончить и слова.

Мартын перешагнул порог и закрыл дверь.

Увидя эти движения, жид судорожным жестом ухватился руками за прилавок, прижимаясь еще больше к червонцам, и закричал, сколько мог громко, отчаянным, удушливым голосом:

— Гвулт! Вейз мир!

— Да очумел ты, что ли, Лейзар, или не узнаешь меня? — крикнул уже совсем сердито Мартын и тяжело опустился на соседний стул. — Вина мне! — выкрикнул он.

Голова его свесилась на руки. Тяжелые думы не оставляли, и надежды не виделось впереди. Плащ и капюшон свалились с него и скатились на пол.

— Ой вейз мир! — ударил себя рукою по голове Лейзар, подходя к Мартыну. — Да что это со мною сталось? Это ж шановный пан Славута, а я думал что… — жид понизил голос и, оглядев подозрительно комнату, добавил, — что он червоный дьявол!

— Ух, да и хотел же б я на этот раз дьяволом быть! — стукнул Мартын кулаком по столу.

— А что там такое? — заинтересовался Лейзар, наклоняя свою голову к самому Мартыну, так что его седые пейсы коснулись самого стола.

— А такое, — сверкнул Мартын глазами, закусывая губу, — что или себя убью, или весь Киев сожгу!

— Фуй! — отпрыгнул Лейзар, прижимая растопыренные руки к груди. — Можно ли такие страшные слова говорить?

— Не то что говорить, а и делать, когда заступают свет! — крикнул Мартын, сжимая голову руками. — Давай меду, вина, отравы дай!

— Зачем отравы? — заговорил жид неспешно, пожимая руками, — Меду и вина можно, а отравы… фе!

Перед Мартыном появились две высокие кружки. Мартын опрокинул одну из них и залпом осушил до дна.

— Мало, — подал он жиду кружку, — огню дай, чтоб сжечь здесь все! — ударил он себя кулаком в грудь.

— Огню? Боже сохрани! Я и то боюсь, как бы не видно было света на улицу, а то как заметят бурмистры свет такой поздней порой, сейчас с меня штраф заберут! А может быть, пан Мартын с ласки своей скажет мне, что с ним сталось? — заговорил он мягким, вкрадчивым голосом. — Лейзар старый жид, Лейзар пана еще маленьким знает, Лейзар пана любит, Лейзар все знает и всему сумеет помочь!

— Ты сможешь помочь? — поднял на него глаза Мартын. — Да если б ты смог мне помочь, золотом бы засыпал тебя!

— Ух! — вздохнул жид, и глаза его загорелись. — Зачем осыпать, я с пана так много не возьму, зачем? Маленький даруночек, а Лейзар всегда рад пану услужить.

— Так слушай же, — начал Мартын, — э, да что так говорить! — вскрикнул он снова с приливом досады. — Тут поможет только бог или черт!

— Говори, говори, ясный пан, — замотал головою Лейзар, предчувствуя головоломную задачу, — у Лейзара не пусто в голове!

Мартын взглянул на воодушевившееся, разгоревшееся лицо жида и начал тихо шептать, пересыпая свою речь проклятиями.

— Ходыка?! — вскрикнул радостно Лейзар, прижимая палец ко рту, и перед его глазами встали сразу арендные шинки и лавки, перебитые у него Ходыкою, деньги, раздаваемые им на проценты… Теперь желание Лейзара помочь Мартыну против Ходыки сделалось еще горячее. — Можно, можно, — зашептал он с воодушевлением, кивая одобрительно головой, так что длинные седые пейсы его заболтались над столом.

— Да ведь завтра же брат его, Федор, в город въезжает, а послезавтра войт назначил и венец.

— Пс…пс…пс… — зачмокал Лейзар губами. — А откуда он едет?

— Да везет товары войтовы из Цареграда. Уже из Ржищева выехал, завтра в Киев въедет.

— Через мытницу проезжает? — спросил лихорадочно Лейзар, впиваясь глазами в Мартына.

Мартын кивнул утвердительно головой.

— И войт воеводу не терпит? — продолжал Лейзар с замиранием, приближая свое лицо еще ближе к Мартыну.

— Для того, чтоб дойти воеводу, и дочку за Ходыку отдает.

— А! — отпрыгнул Лейзар, ударяя себя по лбу. — Есть, есть! Нашел! Слушай, пан, слушай сюда! Нет ли у тебя какой-либо драгоценной штуки? Ведь ты из цеха золотарей.

— Есть! Такая, что весь Киев удивит.

— Тем барзей, тем барзей. Воевода изнывает по молодой княгине Крашковской; глаза его уже потухли, так, может, диаманты им блеска наддадут.

И Лейзар заговорил страстным, торопливым шепотом, кивая головой, вытягивая руки и шею с такой быстротой, точно он боялся, что блестящая, осенившая его сразу мысль исчезнет, улетучится, не найдя себе подходящих слов.

И по мере того, как шептал Лейзар, лицо Мартына светлело все больше, юношеский задор загорался в глазах.

— Лейзар! — вскрикнул он наконец с восторгом, отступая на шаг от жида. — Да ты не человек — ты черт!

Однако приветствие не вполне понравилось Лейзару.

— Фуй! — скривился он и бросил подозрительный взгляд на лежавший на полу красный плащ. — И зачем против ночи такое говорить? Да и времени терять не надо: скоро ударит двадцать два часа.

— Все это хорошо, Лейзар, — спохватился Мартын, — да как я проберусь туда? Скажем, подле Воеводской брамы мийская сторожа стоит, можно было б подкупить! Да от меня в этом червоном плаще всякий дурень, словно черт от ладана, бежит!

— В том-то и суть, в том-то и суть! — вскрикнул с новым приливом энергии Лейзар. — Не надо будет и денег терять! — И, увлекая за собою Мартына в самый темный угол, Лейзар зашептал снова так же страстно, так же торопливо, сильно жестикулируя руками.

Через четверть часа из дома Лейзара осторожно выскользнула высокая и статная фигура в красном, как огонь, плаще и в таком же капюшоне на голове. Из-под капюшона торчали в сторону два возвышения, а лицо было совсем закрыто широким плащом.

Фигура выскользнула незаметно, держа под полой небольшой потайной фонарь, и отправилась скорым шагом по направлению ратушной площади и Житнего торга. На улицах уже не было ни души. На больших замковых часах ударило двадцать два удара.

— Ого-го, — проговорил сам себе Мартын, — до полночи всего два часа.

Пройдя ратушную площадь и Житний торг, Мартын подошел к тому месту Замковой горы, где вились вырубленные во льду ступени, ведущие к Воеводской браме. У подножья горы тянулась уличка, за нею шел земляной вал, крепкий деревянный острог, а за ним ров и за рвом подымалась круто и обрывисто Щекавица-гора. Вершина ее покрыта была густой рощей, а снежные глыбы покрывали все бока. Воеводская брама с шестиугольной высокой башней подымалась прямо против Щекавицы. Замок теперь при слабом свете звезд казался какой-то черной громадой, возвышавшейся на вершине снежной горы. Осторожно начал подыматься Мартын вверх по ледяным ступеням. Поднявшись на половину горы, он остановился на несколько мгновений, чтоб перевести дух, и глянул вниз.