Андрей Бильжо - Заметки пассажира. 24 вагона с комментариями и рисунками автора Страница 17

«А где папаха? – спросил я. – Если бурка есть, то должна быть и папаха». – «Папаху, извините, не нашли». Вот тебе раз. Я знал, знал, что будет потом. Интуиция меня никогда не подводила. Интуиция, благодаря которой я был хорошим (это без ложной скромности) психиатром. Я знал, знал, что мне испортят настроение. Я уже мысленно слышал эту фразу заранее, и она, эта фраза, не заставила себя ждать. Я услышал ее, проходя в бурке и блестя лысиной через толпу чебоксарцев. «О, гляди, Розенбаум в бурке!» Обозначили, сформулировали, приговорили. Какие усы, какой Чапаев, какая бурка? А бурку мне потом подарили, и я привез ее в Москву. Она долго висела в моей мастерской. Когда ко мне приходили друзья выпивать, ее все мерили, и она всем, абсолютно всем, шла. Все становились сразу стройными и смелыми. И конечно же плечистыми. Плечи, кстати, и длина бурки, покрывающая круп лошади, – это была защита всадника и его коня от сабельного удара. Это я узнал в Чебоксарах. А потом эту бурку я отвез в Венецию, которую люблю и в которой периодически бываю. Здорово, правда? Чапаев, Розенбаум, Чебоксары, бурка, Венеция. Неплохой ряд. Странный, как жизнь, в которой невозможно предугадать следующий ход. Эту бурку в Венеции я подарил моему другу, итальяноведу Глебу Смирнову, живущему там, в Венеции, давно. Экстравагантный Глеб ходил в бурке по Венеции, которая, впрочем, все видела и ничему давно не удивляется. А потом на карнавале эту бурку у Глеба кто-то украл, и у кого она живет сейчас – неизвестно.

Однажды, кстати, на узкой венецианской улице я столкнулся лицом к лицу с русским туристом, за которым шла толпа соотечественников. Турист, глядя мне в глаза и не подозревая, что я понимаю по-русски, заорал: «О, гляди, венецианский Розенбаум!»

Я, между прочим, был в берете.

Вагон 24. Очищение

Билетов CВ на поезд Москва – Петрозаводск не было. По этой причине пришлось на троих взять два купе. В семь часов вечера я и два ни на секунду не умолкающих толстяка, каждый по 130 кг чистого веса, с шутками-прибаутками сели в поезд, тут же выложив на стол курицу домашнего приготовления: «Еще теплая, Белка сама делала», – и большое количество вареных яиц. Натюрморт гармоничный, но не полный. А вот и она, правда початая, бутылка медовой с перцем. В общем, поехали. «Между первой и второй перерывчик небольшой». Водка кончилась, как всегда, быстро, и мы отправились в вагон-ресторан в надежде на белые скатерти, запотевший графин и неизменно превосходную еще с советских времен железнодорожную сборную мясную солянку. Но увы… Ресторана не оказалось, вместо него мы с разочарованием обнаружили так называемый буфет с якобы барной стойкой и окошком со «Сникерсами», «Марсами» и прочей гадостью в ассортименте.

Мои друзья называли друг друга «Кабан». «Слышь, Кабан, что будем делать, Кабан?» – «Щас решим, Кабан, не вопрос, Кабан». И уже один из Кабанов ведет телефонные мобильные разговоры с ребятами из Конакова. «Слышь, пришли в буфет, а водки, не поверишь, нет. Да, во всем поезде нет. И у проводников нет. Во, давай, в Тверь к вагону. Только учти, стоим минуту». И вот в Твери бежит к вагону человек. Денег не берет. Ждал поезда час. Боялся пропустить. И передает нам водку.

Но она уже не идет. И потому что поздно, и потому что вспомнили вдруг, что едем-то мы… Вот если бы мне в тот момент свой традиционный нелепый вопрос задала паспортная контролерша в аэропорту: «Ваша цель поездки?», я бы ей ответил честно: «Очищение!»

Да, да, ехали мы в известный в области медицины, называемой эндоэкологией, санаторий «Кивач». Мои друзья хотели похудеть. А я? Я ехал за компанию. За приобретением новых медицинских знаний, ну и печень многострадальную почистить не мешало. Да и клизмы… Другим ставил, а мне – никто. В жизни надо же все попробовать.

Встали мы рано. И оставлена была недоеденная домашнего приготовления курица, и яйца тоже были брошены там же. Забрали мы только водку, но не из жадности, а как память о мужской солидарности, не знающей границ.

Петрозаводск встретил прибывших апрельским солнцем. Кроме нас оно еще грело и освещало маленького бронзового Маркса и маленького бронзового Энгельса, которые, подобно двум влюбленным нетрадиционной ориентации, кокетливо развернулись на бронзовой лавочке лицом друг к другу и о чем-то беседовали. Отдав должное скульптору (постояв у монумента с минуту), мы зашли в кафе рядом с основоположниками, где уже сидел один интеллигентный гражданин с графинчиком водки (9 ч. 30 мин.!) и холодной закуской. Мы заказали геркулесовой каши, а гражданин громко выпил за наше здоровье и приятное времяпрепровождение.

Знал бы он, что нас ждало.

А ждала нас работа над собой с пяти утра до десяти вечера. Медицинские процедуры на фоне полного четырехдневного голодания. Рано утром ко мне, спящему, приходила медсестра. С банкой. Медсестра давала желчегонное и ставила двухлитровую банку мне на живот. Банка втягивала в себя пупок, оставляя в центре пуза синяк. Потом ко мне, спящему, приходила медсестра с грелкой, и грелка ложилась мне на печень. Называется эта процедура игривым словом тюбаж. А потом ко мне, спящему, приходила медсестра с клизмой, и сон как рукой снимало. И тут же приходила вторая клизма. Как говорится совсем по другому поводу, и, я бы сказал, даже по противоположному: «Между первой и второй перерывчик небольшой». А потом еще процедура и еще… И как самая главная, как королева процедур – МОК. Мониторное очищение кишечника.

– Надевайте трусики с разрезом сзади и садитесь в гинекологическое кресло. Войдите в женское положение… – это как бы шутит медсестра. И в конце процедуры:

– Я вам введу маленькую клизмочку с ромашкой. Постарайтесь ее удержать.

И вот ты идешь в палату, сосредоточенный, с ромашкой в одном месте, как поручик Ржевский в бородатом анекдоте.

В общем, спустя неделю в теле образовалась необыкновенная легкость, а в мозгах – ясность. Жизнь без клизмы стала казаться неполной и пустой. Но во всем надо знать меру. Очищенные и подсаженные на овощи и раздельное питание, мы покидали санаторий, оставив в нем свои килограммы. Я – четыре, мои друзья – по восемь. По мне было заметно, по ним – не очень.

На поезд Петрозаводск – Москва билетов CВ не было, поэтому на троих пришлось взять два купе. Мы сразу выложили выданные нам с собой на каждого огурец, помидор, яблоко и банан. И, поедая все это, стали обсуждать нашу будущую жизнь с точки зрения здорового образа ее же. Толстяки клялись друг другу, что к Новому году будут весить по сто.