Владимир Понизовский - Посты сменяются на рассвете Страница 17

— У меня в отряде тоже есть анархист, — вставил Андрей.

Описал экзотическую внешность сеньора Лусьяно Гарсия дель Рохос. Но, не скрывая симпатии к мальчишке, рассказал и о его поведении во время рейдов в тылы франкистов.

— А кто он по роду занятий?

— Студент. Философского факультета.

— Что ж, вполне может статься, что твой красно-черный — стоящий парень, просто мысли набекрень. Многие рядовые анархисты воюют по-настоящему. Но все же будь осторожен и с этим сеньором. Франко использует здесь, в тылу, не только своих агентов из «пятой колонны», но и анархистов. Ты даже не представляешь, какая у фашистов разветвленная разведывательная сеть. Каждый раз мы убеждаемся: командованию мятежников становятся известными сугубо секретные оперативные планы и даже намерения командования республики. Будь бдителен и осторожен! — Он провел ладонью по серебристому ежику. — Сделано многое. Народ почувствовал свою силу. Но главные бои еще впереди. И сколько их еще впереди...

Встал, прошелся по кабинету. Задумался у карты, висевшей на стене. На ней была изображена не только Испания — вся Европа.

— Дуче и фюрер посылают сюда свои войска и своих генералов не только для того, чтобы поддержать собрата по фашизму. На одном из захваченных итальянских танков было написано: «Мадрид — Париж — Москва». Пока, надо думать, это самодеятельность самих легионеров. Но дух и цели фашизма они уловили точно. Для Гитлера и Муссолини Испания — большой полигон, а война против республики — репетиция... — Он снова замолчал, глядя на карту. Потом неожиданно спросил: — Соскучился по дому?

— Очень! — вырвалось у Андрея. Тут же он добавил: — Нет, вы не подумайте... И скучать некогда.

— А как с испанским? Выучил?

— Салуд! Альто! Аделанте! Фуэго! Бурро!..

— Успехи налицо... А что такое — «бурро»?

— Осел, — улыбнулся Андрей. — Это у меня один парень всегда так ругается. Рафаэль, крестьянин-батрак.

— Бурро, говоришь? — Ян Карлович тоже посмеялся. — А как переводчица?

— Молодцом! Надежный товарищ! — с неожиданной горячностью воскликнул Андрей.

— Вот как? — с интересом посмотрел на него Берзин.

— Вы не подумайте...

— А почему — не подумать? Дело молодое. И я сам знаю: молодец она и хороший товарищ. Но смотри береги ее!

Он снова взял в руку авиационные часы. Поднес к уху:

— Идут. Ишь ты... — Сверил со своими. — Точно идут.

Лицо его помрачнело. Берзин смотрел отсутствующим взглядом поверх головы Андрея. «Наверное, думает о тех ребятах. О наших летчиках...» Андрей решил, что время его исчерпано. Поднялся:

— Разрешите идти?

— Подожди. С тобой хотел познакомиться Илья Григорьевич. Да вот почему-то запаздывает.

Андрей удивился:

— Я же со Стариновым...

— Не Старинов, а его тезка, — перебил Берзин. — Илья Григорьевич Эренбург. Он здесь корреспондентом «Известий». Хочет побеседовать. Но если попросит взять на задание — запрещаю.

— Слушаюсь!

— Человек он бывалый, обстановку в Испании знает не хуже нас с тобой. Так что не привирай и не приукрашивай.

— Я никогда, товарищ комиссар!..

— Не обижайся. Предупреждаю на всякий случай, чтобы потом краснеть не пришлось. — Ян Карлович собрал листки. — И последнее. Кто в отряде вместо тебя может справиться с обязанностями командира?

— Мой заместитель — рабочий Феликс Обрагон. И на Рафаэля, старшину отряда, тоже могу положиться: коммунист, твердый как камень.

— Вот и добро: половину отряда оставишь под командой одного из них на Южном фронте, а с остальными выедешь в Мадрид. В Мадриде явишься в отель «Флорида». — Он назвал номер комнаты, пароль. — На Центральном фронте поступишь в распоряжение камарадо Ксанти. Задания будешь получать от него. Надеюсь, поладите.

В дверь постучали — и в кабинет вошел невысокий сутулый человек в мягкой куртке и берете, натянутом на густые вьющиеся волосы.

— Извините за опоздание: конечно же мы попали в очередную аварию. — В голосе его слышалась ирония.

— Да, без этого вы не можете, — отозвался Берзин, жестом приглашая гостя к столу.

— Эренбург. Корреспондент, — протянул тот руку Андрею. — А вы — Артуро, кажется, так? В рамках дозволенного, — он покосился на хозяина кабинета, — я уже кое-что знаю о вас.

— Располагайтесь, Илья Григорьевич, здесь, если вам удобно. Я же, извините, должен ехать. — Берзин собрал бумаги, запер ящики стола и сейф.

Когда он вышел, Эренбург достал из кармана трубку, сказал:

— Слава богу! Теперь можно и покурить: Старик не выносит запаха табака. — Продул мундштук, достал кожаный кисет, желтым пальцем начал набивать мундштук. — Я понимаю, что писать о вашей... работе, скажем так, не время. Но без диверсантов — не обижает вас это слово? — не бывает войны и не существует регулярной армии. Диверсии — такой же род боевой деятельности, как разведка, атака, контратака, я не ошибаюсь? — Он пыхнул дымом. — И все же мне кажется, что люди вашей военной профессии — богатыри из богатырей, отважные из отважных. Разведчик старается действовать без шума, а вы каждый раз вынуждены раскрывать себя, вызывать на себя огонь. Не так ли?

— Ну это чересчур, — не согласился Андрей. — Мы тоже стараемся не лезть на рожон, не подставлять свои головы.

— Со стороны видней, — пробурчал Эренбург. — Не будем спорить. Лучше расскажите: к а к  это делается, а главное — к а к и е  люди делают это вместе с вами.

Андрей рассказал о нескольких рейдах в тыл, постарался ярче описать и Рафаэля, и Обрагона, и пикадора Росарио, и слесаря Адольфо, и юного анархиста Лусьяно.

— Есть в отряде и журналист, Педро Варрон. Шустрый паренек.

Но Эренбурга заинтересовал Хулиан, докер из Малаги, не пожелавший оставить свой дом.

— В этом характере — вся Испания. И ее самоотверженность, и ее нежелание подчиняться дисциплине и доводам разума.

Он начал дотошно расспрашивать не столько о самих эпизодах, сколько о людях, о черточках их характеров, привычках, увлечениях. Он как бы заставил самого Андрея по-новому приглядеться к своим парням, определить то общее, что роднило их, и особенности, отличавшие каждого, на какие прежде он, казалось, и не обращал внимания. «Писатель...» — с уважением подумал Андрей, проникаясь расположением к колючему и ироничному корреспонденту «Известий».

Эренбург слушал внимательно. Покуривал, посасывал трубку. Временами прикрывал усталые глаза. Под конец попросил:

— Хотелось бы сходить с вами.. Вы не бойтесь, хоть я и постарше вас, ноги у меня крепкие и мотор не дает перебоев. — Он дотронулся до груди.