Павел Гейцман - Тайник Страница 17

Впрочем, археологи вообще позаботились об уюте и комфорте. На их базе не стояли где попало машины, не громоздились штабеля бочек с горючим. Расположенная в пальмовой роще, с маленьким озерком посредине, с бережно сохраняемыми клумбами и газонами, она напоминала скорее зону отдыха. Если однажды археологи оставят ее, сюда, конечно, нагрянут туристы, путешествующие от оазиса к оазису.

Пальмы дышали прохладой и особенным ароматом свежих фиников. Он и не пытался их сосчитать — роща была необозрима.

— Коллега Тарчинска, — позвал он снова, — я приехал принимать работу…

Дверь душевой приоткрылась, но дождь не стихал. Выглянуло только мокрое лицо.

— Боже мой, это вы! Что ж вы не проходите в дом?

— Я приехал посмотреть, забил ли из песка фонтан.

— Забил, и это чудесно! В холодильнике найдете пиво, поухаживайте за собой сами, я скоро.

Он вошел в этот маленький музей и сел за письменный стол, заваленный бумагами. Дождь утих.

— Что за чудесные ребята! — кричала она из-за двери. — Провели трубы прямо к нашему водопроводу. Мы им поставим памятник. И вам тоже, конечно, — добавила она, войдя в комнату. Легкий воздушный халатик — и под ним ничего. Он отвел взгляд.

Она заметила его невольное движение.

— Извините, сейчас надену лыжный костюм, если вам это мешает, — сказала она ехидно. — Из-за этой жары весь день хожу разбитая, высохла вся, как мумия. Если б могла, ходила бы голой, — и упала в плетеное кресло. — Эта вечная жара меня из себя выводит. Вы приехали посмотреть на наши мозаики?

— И на них тоже, — сказал он с неуверенной улыбкой. — Но главное — хотел видеть вас, одолело меня одиночество.

— Так смотрите и потерпите еще, я немного передохну.

Она откинулась в кресле и вытянула ноги перед собой. Стройные, крепкие, покрытые коричневым загаром. Закрыла глаза, лицо ее обмякло. Он отчетливо видел, как пульсирует жилка на смуглой шее.

— Мне это знакомо. Пустота внутри, и все лишается смысла. Не для кого и не для чего жить, так?

— Я не хотел вас беспокоить, простите. Заеду в другой раз, а вы отдыхайте, — сказал он, вставая.

Она шевельнула веками.

— Да сидите вы, ничуть вы меня не побеспокоили. Я просто вымоталась, и не говорите мне, что вы — нет. Мы оба накушались пустыни по горло. Я рада, что вы приехали. Устраивайтесь поудобнее и на минуту закройте глаза. Потом пойдем. Сколько на улице градусов — сорок?

Он снова сел. Она права. Закрыть глаза и на минуту расслабиться. Но как раз этого он не мог себе позволить, этого он больше всего боялся. Он глубоко вздохнул.

— Заботы? — спросила она тихо. Он молчал. — Выбросьте их из головы, всё выбросьте из головы, — слабым голосом сказала она. — Посмотрите на все эти осколки. Суета сует. Нет ничего более хрупкого и более чудесного. Это не ваши кайнозой и мезозой, складкообразования и сбросы, это человеческое дыхание, биение сердца и улыбка. Каждый маленький осколок стекла что-то значил, видел, пережил. Вы вообще-то можете себе представить, что вместо этой вот пустыни здесь когда-то существовала великая цивилизация? Что все эти вещи, которые вы видите здесь, создавали реальные люди? Как вы или я… А теперь объясните, уважаемый коллега, что осталось от их жизней и что останется от наших? Если только осколки — не прискорбно ли это? Счастье еще, что мы не способны до конца постичь мимолетность собственной жизни. У нас есть защитный барьер, который не позволяет нам слишком часто рассуждать об этом. Барьер оберегает наш разум от безумия. Поверхностность, беззаботность, вера в то, что нас это, конечно, не коснется, мы будем жить вечно… Или вы и в этом сомневаетесь? — Она открыла глаза и улыбнулась. — Пойдемте, я покажу вам другой мир — тот, куда я убегаю от настоящего. Только наброшу на себя что-нибудь.

Она встала, потянулась и исчезла в соседней комнате. Но двери оставила приоткрытыми. Скинула халат: белое тело, темно-коричневые руки и ноги. Потом с улыбкой повернулась. Крепкие большие груди и темный треугольник.

— Ведь вы хотели меня видеть, нет? — сказала она вполголоса и закрыла дверь.

Да он хотел ее видеть. Такой вот именно и хотел. Она, как всегда, безжалостно обнажила суть дела. И поразила его наповал.

Через минуту она вышла в своем рабочем наряде. Легкий бесформенный балахон, полностью закрывающий плечи и спину от обжигающего солнца. Только руки и ноги открыты. На голове широкая соломенная шляпа, такая же бесформенная и выцветшая на солнце, как и платье.

— Поедем на машине?

Она отрицательно покачала головой. Они прошли через примолкшую, опустевшую базу — рабочие из Кебили разошлись по домам, ученые после дневной работы устроились поудобнее в своих бунгало и отдыхали. Огромное темно-красное солнце еще обжигало, зависнув над пропастью ночи. Вот-вот порвется паутина времени, и оно рухнет вниз.

Они шли между пальмами, по широкой мощеной дороге. Глубокая колея, прорытая окованными колесами повозок. Камни отшлифованы до блеска.

— Это римская дорога, — сказала доктор Тарчинска. — Туррис Тамаллени — или как это место называлось тогда — повезло. Поселок не исчез с падением Карфагена. Тогда пустыня была намного дальше, чем сейчас, а соляное болото было настоящим озером. Все свидетельствует о том, что здесь находился центр процветающей провинции. Позднее тут разместился обычный римский гарнизон, поселок стал крепостью, защищающей провинцию от набегов нумидийцев. Здешние термы и храмы, разумеется, тоже римские, но под ними и между ними мы нашли пунические постройки и целый культурный слой. Тут, на юге, они не были уничтожены, как на севере. Римляне сосредоточили все силы на разрушении Карфагена, на окраины им просто не хватило времени. Программа восстановления Карфагена, объявленная ЮНЕСКО, потребует колоссальных затрат времени. Вы только подумайте, что прежде, чем весь город был сожжен, нем были целые кварталы трех- и четырехэтажных деревянных домов — прямо-таки современные жилые дома. Это все сгорело, образовался многометровый слой пепла, песка и мусора. Каменные строения разрушали тысячи рабов, храмы Хамона, Таунитина, Молоха и древних пунических богов были разрушены до основания.

Все эти руины и обломки вместе с мертвыми телами образовали огромный культурный слой, в котором вы можете найти все что угодно. Достаточно воткнуть лопату. Это Хиросима древности. Как только устраним этот слой, отсортируем и просеем, увидим старый Карфаген. Его фундаменты, улицы — плоскостную проекцию крупнейшего города того времени. Рим уничтожен, от старого Рима остались только обломки. Все остальное проглотило средневековье, Возрождение, а мы уничтожаем остатки. Но в Карфагене под обломками лежат еще его защитники, у которых тетива луков сплетена из женских волос, а оружие выковано из их украшений. Римляне устроили здесь колоссальное побоище. Настолько колоссальное, что даже сегодняшняя история не может его оценить…