Хуан Гомес-Хурадо - Контракт с Господом Страница 17

Ханна начала возражать, и тогда Назим ее ударил. Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения отца.

- Возможно, я и слабее тебя, но я пока еще хозяин этого дома. Уходи. Я не желаю тебя знать. Убирайся!

Назиму ничего не оставалось, как отправиться в дом Харуфа. В ту ночь он немного поплакал, но слезы быстро высохли. Теперь он обрел новую семью. И в этой новой семье Харуф стал для него и отцом, и старшим братом. Назим восхищался им, потому что Харуф был настоящим джихадистом. Было ему тридцать девять лет, он прошел суровую воинскую школу в лагерях Афганистана и Пакистана и свои знания передавал лишь горстке избранных молодых людей, которым, как и Назиму, остро не хватало уважения и признания окружающих. В школе и колледже, да и просто на улице люди относились к нему с подозрением; причиной тому было его арабское происхождение, о чем недвусмысленно заявляли оливковая кожа и орлиный нос. Харуф объяснил, что люди сторонятся его потому, что боятся. Христиане знают, что приверженцев ислама гораздо больше и они намного сильнее. Назиму это понравилось. Именно в эту минуту в нем впервые проснулось чувство собственного достоинства.

Харуф поднял боковое стекло рядом с водительским сиденьем.

- Мы сделаем это за шесть минут, - заверил он.

Назим с опаской посмотрел на него, и Харуф заподозрил что-то неладное.

- Что с тобой случилось, Назим?

- Ничего.

- Всегда есть что-то. Ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать.

- Ничего не случилось.

- Может быть, это страх? Ты боишься?

- Нет. Я же воин Аллаха.

- Воины Аллаха тоже могут бояться, Назим.

- Может быть, но только не я.

- Ты боишься стрелять?

- Нет!

- Давай, ты же тренировался на скотобойне моего кузена. Сорок часов. Наверное, больше тысячи коров изрешетил.

Харуф был еще и инструктором Назима по стрельбе. Одно из упражнений, самое важное, заключалось в стрельбе по скоту, иногда живому, иногда мертвому, чтобы Назим привык обращаться с оружием и к тому, как пуля входит в плоть.

- Я отлично натренирован и не боюсь стрелять по людям. В смысле, они же вообще на самом деле не люди и всё такое.

Харуф не ответил, а положил руки на руль и стал ждать. Он знал, что лучший способ выудить что-то из Назима - замолчать, чтобы он почувствовал дискомфорт. Заканчивалось это всегда тем, что парень изливал душу.

- Вот только... - произнес Назим через какое-то время. - Я ведь так и не помирился со своими родителями.

- Я знаю. И ты до сих пор винишь себя в том, что произошло, ведь так?

- Немножко, - признался Назим. - Это плохо?

Харуф улыбнулся и положил руку на плечо Назима.

- Вовсе нет. Ты нежный и чувствительный мальчик, Назим. Аллах наградил тебя этими достоинствами, да будет благословенно его имя.

- Да будет благословенно.

- Но при этом он дал тебе достаточно сил, чтобы ты смог преодолеть их, если возникнет такая необходимость. Помни, что теперь ты - меч Аллаха и действуешь по его воле. Радуйся этому, Назим.

Молодой человек попытался улыбнуться, но вместо улыбки вышла некрасивая кривая гримаса. Харуф сильнее сжал его плечо. Голос его звучал по-прежнему тепло и дружелюбно.

- Не волнуйся, Назим. Сегодня Аллах не потребует нашей крови, только чужой. Но на тот случай, если с тобой всё же что-то случится, ты ведь записал видео для твоей семьи?

Назим кивнул.

- В таком случае не волнуйся. Твои родители, быть может, несколько поддались влиянию западной культуры, но в глубине души они всё же остались правоверными мусульманами. Они знают, как почетно быть мучеником. И когда ты перейдешь в лучший мир, Аллах дарует тебе право просить за них. Только представь, что они тогда почувствуют.

Молодой человек представил, как родители и сестра падают перед ним на колени, благодарят его за свое спасение и просят прощения за все былые обиды и заблуждения. Среди прочих волшебных картин, в которых он представлял себе райскую жизнь, эта была самой отрадной. Теперь он смог наконец-то улыбнуться.

- Вот так совсем другое дело, Назим. Пусть на твоем лице будет бассамат аль фара, улыбка мученика. Это часть нашего служения. Это часть нашей награды.

Назим сунул руку в карман ветровки и с силой сжал рукоять револьвера.

Они с Харуфом медленно вышли из машины.

НА БОРТУ "БЕГЕМОТА“. Вторник, 11 июля 2006 года. 17.11

- Так это вы! - повторила Андреа, скорее разгневанная, чем удивленная.

Когда они виделись в последний раз, Андреа вскарабкалась на шесть метров в высоту, преследуемая странной, но опасной личностью. В тот миг отец Фаулер спас ей жизнь, но также вырвал из ее рук Великий Репортаж, о котором мечтает каждый журналист. Его удалось заполучить Вудварду и Бернштайну, и Лоуэллу Бергману [1] удалось, смогла бы и Андреа. Но тут на ее пути повстречался этот священник.

Мне хотя бы удалось добиться - будь я проклята, если знаю как - эксклюзивного интервью с президентом Бушем, и благодаря этому интервью я нахожусь на борту этого корабля. По крайней мере, так ей казалось. Но та история уже быльем поросла, значение имело лишь настоящее, и Андреа не собиралась упускать такую возможность.

- Я тоже рад вас видеть, сеньорита Отеро, - улыбнулся он в ответ. - Я вижу, от вашего шрама не осталось даже воспоминания.

Девушка машинально дотронулась до лба, в том месте, где Фаулер восемнадцать месяцев назад оставил четыре отметины. Сейчас там была лишь тонкая бледная линия.

- У вас, конечно, золотые руки. Но с какой стати вы здесь? Вы что, шпионите за мной? Снова явились, чтобы действовать мне на нервы?

- В этой экспедиции я всего лишь наблюдатель от лица Ватикана. Ничего интересного.

Девушка недоверчиво посмотрела на священника. Из-за жуткой жары он носил лишь черную рубашку с короткими рукавами и воротником-стойкой и свободные брюки, тоже черные. Андреа впервые обратила внимание на смуглые руки священника. На крепких бицепсах вздувались вены с авторучку диаметром.

Не похоже на руки служителя культа.

- И для чего же Ватикану понадобился наблюдатель в археологической экспедиции?

Священник собирался уже ответить, как его прервал бодрый голос.

- Как мило! Я вижу, вы уже познакомились?

Доктор Харель, сияя очаровательной улыбкой, ворвалась в кормовой отсек. Андреа даже не взглянула в ее сторону.

- Что-то в этом роде. Отец Фаулер как раз собирался мне объяснить, с чего это он в последние пару минут изображал со мной Бретта Фавра [2].