Александр Дюма - Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 3 Страница 17

– Да, сознаюсь, это так… И, в сущности говоря, к чему мне играть с тобой, как кошка играет у, бедною мышью? Ты, право, беспокоишь меня. И если я сейчас не хочу, чтобы ты говорил с Монтале, то лишь потому, что ты разгласишь свою тайну и этой тайной воспользуются. Подожди, если можешь.

– Не могу.

– Тем хуже! Видишь ли, Рауль, если б меня осенила какая-нибудь счастливая мысль… Но она не осеняет меня.

– Позвольте мне, друг мой, лишь делиться с вами своими печалями и предоставьте мне самостоятельно выпутываться из этой истории.

– Ах так! Дать тебе увязнуть в ней окончательно, вот ты чего захотел?

Садись к столу и возьми в руку перо.

– Зачем?

– Чтобы написать Монтале и попросить у нее свидания.

– Ах! – воскликнул Рауль, хватая перо.

Вдруг отворилась дверь, и мушкетер, подойдя к д'Артаньяну, произнес:

– Господин капитан, здесь мадемуазель де Монтале, которая желает переговорить с вами.

– Со мной? – пробормотал д'Артаньян. – Пусть войдет, и я сразу увижу, со мной ли хотела она говорить.

Хитрый капитан угадал. Монтале, войдя и увидев Рауля, вскрикнула:

– Сударь, сударь, вы тут! Простите, господин д'Артаньян.

– Охотно прощаю, сударыня, – сказал д'Артаньян, – я знаю, я в таком возрасте, что меня разыскивают только тогда, когда уж очень во мне нуждаются.

– Я искала господина де Бражелона, – ответила Монтале.

– Как это удачно совпало! Я вас также хотел повидать.

– Рауль, не желаете ли выйти с мадемуазель Монтале?

– Всем сердцем!

– Идите!

И он тихонько вывел Рауля из кабинета; затем, взяв Монтале за руку, прошептал:

– Будьте доброй девушкой. Пощадите его, пощадите ее.

– Ах, – ответила она так же тихо, – не я буду с ним разговаривать. За ним послала принцесса.

– Вот как, принцесса! – вскричал д'Артаньян. – Не пройдет и часа, как бедняжка поправится.

– Или умрет, – сказала Монтале с состраданием. – Прощайте, господин д'Артаньян!

И она побежала вслед за Раулем, который ожидал ее, стоя поодаль от дверей, встревоженный и озадаченный этим диалогом, не предвещавшим ему ничего хорошего.

Глава 12.

ДВЕ РЕВНОСТИ

Влюбленные нежны со всеми, кто имеет отношение к их любимым. Так только Рауль остался наедине с Монтале, он с пылом поцеловал ее руку.

– Так, так, – грустно начала девушка. – Вы плохо помещаете капитал своих поцелуев, дорогой господин Рауль, гарантирую, что они не принесут вам процентов.

– Как?.. Что?.. Объясните мне, милая Ора…

– Вам все объяснит принцесса. К ней-то я вас и веду.

– Что это значит?

– Тише… и не бросайте на меня таких испуганных взглядов. Тут окна имеют глаза, а стены – длинные уши. Будьте любезны больше не смотреть на меня; будьте любезны очень громко говорить со мной о дожде, о прекрасной погоде и о том, какие развлечения в Англии.

– Наконец…

– Ведь я предупреждала вас, что где-нибудь, я но знаю где, но где-нибудь у принцессы обязательно спрятано наблюдающее за нами око и подслушивающее нас ухо. Поймите, что мне вовсе не хочется быть выгнанной вон или попасть в тюрьму. Давайте говорить о погоде, повторяю еще раз, или лучше уж помолчим.

Рауль сжал кулаки и пошел быстрее. Он придал себе вид безгранично храброго человека – это верно, но то был храбрец, идущий на казнь. Монтале, легкая и настороженная, шла впереди него.

Рауля сразу же ввели в кабинет принцессы.

«Пройдет целый день, и я ничего не узнаю, – подумал Рауль. – Де Гиш пожалел меня, он сговорился с принцессой, и оба они, составив дружеский заговор, отдаляют разрешение этого больного вопроса. Ах, почему я не сталкиваюсь тут с откровенным врагом, например, с этой змеею Бардом? Он, конечно, не преминул бы ужалить… но зато я бы не знал колебаний. Сомневаться… раздумывать… нет, уж лучше смерть!»

Рауль предстал перед принцессой.

Генриетта, которая была еще очаровательней, чем всегда, полулежала в кресле; она положила свои прелестные ножки на бархатную вышитую подушку и играла с длинношерстым пушистым котенком, который покусывал ее пальцы и цеплялся за кружево, ниспадавшее с ее шеи. Принцесса была погружена в размышления. Только голоса Ментоле и Рауля вывели ее из задумчивости.

– Ваше высочество посылали за мной? – повторил Рауль.

Принцесса встряхнула головой, как если б она только проснулась.

– Здравствуйте, господин де Бражелон, – сказала она, – да, я посылала за вами. Итак, вы вернулись из Англии?

– К услугам вашего высочества.

– Благодарю вас. Оставьте нас, Монтале.

Монтале вышла.

– Вы можете уделить мне несколько минут, не так ли, господин де Бражелон?

– Вся моя жизнь принадлежит вашему высочеству, – почтительно ответил Рауль, который под всеми любезностями принцессы предугадывал нечто мрачное. Но мрачность эта скорее была ему по душе, так как он был убежден, что чувства принцессы имеют нечто общее с его чувствами. И в самом деле, все умные люди при королевском дворе знали про капризный характер и взбалмошный деспотизм, свойственные принцессе.

Принцесса была свыше меры польщена вниманием короля; принцесса заставила говорить о себе и внушила королеве ту смертельную ревность, которая, как червь, разъедает всякое женское счастье, – словом, принцесса, желая исцелить оскорбленную гордость, воображала, что ее сердце сжимается от любви.

Мы с вами хорошо знаем, как поступила принцесса, чтобы вернуть Рауля, удаленного королем. Рауль, однако, не знал о ее письме к Карлу Второму; лишь один д'Артаньян догадался о нем.

Это необъяснимое сочетание любви и тщеславия, эту ни с чем не сравнимую нежность, это невиданное коварство – кто сможет их объяснить? Никто, даже демон, разжигающий в сердцах женщин кокетство. Помолчав еще некоторое время, принцесса наконец сказала:

– Господин де Бражелон, вы вернулись довольный?

Бражелон посмотрел на принцессу и увидел, что ее лицо покрывается бледностью; ее мучила тайна, которую она хранила в себе и которую страстно хотела открыть.

– Довольный? – переспросил Рауль. – Чем же я могу быть доволен или недоволен, ваше высочество?

– Но чем может быть доволен или недоволен человек вашего возраста и вашей наружности?

«Как ей не терпится! – подумал, ужаснувшись, Рауль. – Что-то вложит она в мое сердце?»

Затем, в страхе перед тем, что ему предстояло узнать, и желая отдалить столь вожделенный и вместе с тем столь ужасный момент, он ответил:

– Ваше высочество, я оставил дорогого мне друга в добром здоровье, а вернувшись, увидел его больным.

– Вы говорите о господине де Тише? – спросила принцесса с невозмутимым спокойствием. – Передают, что вы с ним очень дружны.

– Да, ваше высочество.

– Ну что ж, это верно, он был ранен, но теперь поправляется. О! Господина де Гиша жалеть не приходится – добавила она быстро. Потом, как бы спохватившись, продолжала:

– Разве его нужно жалеть? Разве он жалуется?

Разве у него есть печали, которые не были б нам известны?

– Я говорю о его ране, ваше высочество, и ни о чем больше.

– Тогда ничего страшного, потому что во всем остальном господин де Гиш, как кажется, очень счастлив: он неизменно в радужном настроении.

Знаете ли, господин де Бражелон, я уверена, что вы предпочли бы, чтобы вам нанесли телесную рану, как ему… Что такое телесная рана?

Рауль вздрогнул; он подумал: «Она приступает к главному. Горе мне!»

Он ничего не ответил.

– Что вы сказали? – спросила она.

– Ничего, ваше высочество.

– Ничего не сказали? Значит, вы не одобряете моих слов пли, быть может, вы удовлетворены создавшимся положением?

Рауль подошел поближе к принцессе.

– Вашему высочеству угодно мне кое о чем рассказать, но естественное великодушие заставляет ваше высочество взвешивать свои слова. Я прошу ваше высочество ничего не утаивать. Я ощущаю в себе достаточно сил, я слушаю.

– На что вы, собственно, намекаете?

– На то, о чем ваше высочество хочет поставить меня в известность.

И, произнося эти слова, Рауль не смог удержаться от содрогания.

– Да, – прошептала принцесса, – это жестоко, но если я начала…

– Да, раз вы снизошли к тому, чтобы начать, ваше высочество, снизойдите и к тому, чтобы кончить.

Генриетта поспешно встала и нервно прошлась по комнате.

– Что вам сказал де Гиш? – внезапно спросила она.

– Ничего.

– Ничего? Он ничего не сказал? О, как я узнаю его в этом!

– Он, несомненно, хотел пощадить меня.

– И вот это называется дружбой! Но господин д'Артаньян, от которого вы только что вышли, что рассказал господин д'Артаньян?

– Не более, чем де Гиш.

Генриетта сделала нетерпеливое движение:

– Вам-то, по крайней мере, известно, о чем говорит весь двор?

– Мне ровно ничего не известно, ваше высочество.

– Ни сцена во время грозы?

– Ни сцена во время грозы…

– Ни встреча наедине в лесу?

– Ни встреча в лесу…

– Ни бегство в Шайо?