Даром (СИ) - Каляева Яна Страница 17

Судя по моей реакции — нимфа. Да еще не особо удачливая, раз до сих пор работает медсестрой в областной больнице. Отчего-то становится муторно на душе.

В приемную вбегает другая медсестра, постарше, и зовет:

— Оль, давай скорее! С острой болью пациентка!

— Куда положили? — вскидывается Оля. Голос у нее глубокий, теплый и бархатистый.

— Никуда, в смотровой пока.

Оля проходит мимо меня быстрым летящим шагом. Пытаюсь лицом уловить легкий ветерок от ее движения…

— Да вы не волнуйтесь, — обращается медсестра постарше к бледному молодому мужчине — я даже не заметил, как он появился в холле. — Повезло вам, что Оля сегодня дежурит. У нее Дар от Бога — боль унимать, так что вашей жене сейчас станет легче… уже стало.

Вряд ли сестра обманывает встревоженного мужа пациентки. Значит, эта Оля либо уникальный человек с двумя Дарами — таких до сих пор на планете не обнаружено — либо… никакая не нимфа. Просто очень привлекательная женщина, потому я так и отреагировал. Ох-ё, да что это Одарение с нами сделало — от самых нормальных вещей уже ждешь какой-то подставы!

Выходит Натаха. Обнимаю ее, забираю сумку. Спускаемся на парковку, садимся в машину.

— Представляю, как Юлька сейчас квартиру отдраивает, — улыбается Натаха. — Я только войду, а она такая: «Да что ты, мама, не было никаких тусовок, даже не думала ни о чем таком». Помнишь, как мы отжигали, когда родители в Сочи сваливали?

— Натах, а такая медсестра — невысокая, русая, глаза карие — Оля… она же в твоем отделении работает?

— Олька-то? Ну да, а что?

— Вы, может, общались… Не знаешь случайно, она замужем? Или парень есть у нее?

— Оля вдова. Муж ее был психиатром, в Красном Ключе работал.

Страшная страница в истории области — Красный Ключ. Полиция тогда прибыла поздно. Всюду полыхало, телефоны раскалились от вызовов. Никто не был к такому готов. В Красном Ключе ребята оказались через двадцать часов после Одарения. А там же не обычная психушка, а стационар закрытого типа — для приговоренных преступников. Нормальные люди с их мирными Дарами ничего не могли противопоставить сорвавшимся с цепи психопатам. Добраться до города им не позволили, а вот из персонала мало кому удалось спастись.

— Оля теперь одна сына растит, — добавляет Натаха. — Восемь или девять лет, не помню.

Что же, это не проблема… Другое дело, захочет ли Оля бегать по свиданиям через полгода после гибели мужа? Ладно, мое дело — предложить. Вообще такую женщину, если характер окажется под стать внешности, не грех и подождать. Только где бы с ней пересечься?

— Оля на днях ко мне домой придет, — Натаха прячет улыбку. — Договорились, что она дубленку примерит — ту, которую мама из Турции привезла, а мне не подошла. Могу тебе написать, зайдешь как бы случайно… Слушай, а мы же рядом со Стеной едем. Сможешь припарковаться?

Запарковаться в центре трудно, но нам везет — как раз машина отъезжает и освобождает место. До Стены отсюда квартал, не больше.

Просто Стеной, без всяких пояснений, в городе называют стихийный мемориал, возникший чуть ли не на другой день после Одарения. Почему именно этот внутренний двор был выбран, чтобы вешать фотографии погибших и пропавших без вести, теперь уже никто не знает. Однако странно, что сегодня тут никого нет… помнится, прежде к собственно Стене было даже не подойти из-за скопления скорбящих и любопытствующих. Впрочем, и сам я тут не был сколько уже… месяца три-четыре.

Отдельный отсек посвящен рейсу 1919. Самолет разбился 17 декабря в 16:22 при заходе на посадку, последнее сообщение от пилота — о беспорядках в салоне. Что именно произошло, так и не выяснено, но неравнодушные люди собрали на Стене фотографии всех пассажиров и членов экипажа, хотя многие даже не были жителями нашего города. Кто из них неосмотрительно применил Дар, скорее всего, без злого намерения, а просто еще не понимая толком, что это всерьез — и тем самым приговорил их всех?

Другой раздел Стены — трагедия в Красном Ключе. Сорок семь жертв: врачи, санитары, медсестры, охранники, двое полицейских — и пациенты. Их тоже сочли жертвами, хотя теперь уже не установить, кого порешили потерявшие берега товарищи по несчастью, а кого — полицейские и внутренние войска. Ребята тогда стреляли на поражение, после всего, что увидели в поселке.

Самый темный стенд — с теми, кто умер безо всяких видимых причин. Наверно, эти люди просто хотели умереть. Почему раньше не помогли себе в этом? Потому что самоубийство — тоже убийство, а на такое способны не все. Может, эти люди со временем вышли бы из депрессии, поправились, посмотрели на мир иначе. Одарение им такого шанса не оставило.

Остальные фотографии погибших и пропавших без вести — все вместе. Олег среди них, еще аккуратно постриженный, улыбается неуверенно и чуть застенчиво. Вокруг фотографий — граффити: «Дар — проклятие», «Заберите Дар и верните дочь», «Мы этого не просили».

И надписи, и фотографии выцвели, многих уже не рассмотреть толком. Яркие пятна искусственных цветов неуместно смотрятся среди увядших живых, трогательные игрушки запылились и перепачкались. Ясно-понятно, жизнь-то продолжается…

— Надо было хоть цветов купить, — говорит Натаха.

— В другой раз купим. Есть что новое в твоих группах?

— Ничего нового… Да туда уже никто и не пишет почти.

Наш Олежка оказался отнюдь не единственным человеком, променявшим постылую реальность на красочную игру. Вскоре после Одарения родственники ушельцев создали группы для взаимной поддержки. Для меня этот поток эмоций оказался слишком тягостен, и я попросил Наташу следить за новостями. Вдруг что-то удастся узнать, кто-нибудь выйдет на связь… Напрасно. Может ли быть, что все до единого геймеры так обижены на родных, что за полгода никто так и не удосужился передать весточку? Вряд ли. Скорее, это попросту невозможно.

— Я вот думаю, может быть, он все-таки счастлив там, — судя по морщинке на Натахином лбу, убедить она пытается в первую очередь саму себя. — Ну что-то же они находят в этих своих игрульках…

— Ну еще бы. В игре усилие всегда вознаграждается. А еще ты все время гарантированно растешь. В жизни оно слишком часто не так.

Натаха вертит в руках сумочку, потом решается:

— Сань, маме письмо вчера пришло с Госуслуг… Олега официально признали умершим. Типа, обстоятельства исчезновения заставляют предполагать гибель. Решили, раз никто из… ушедших в Одарение не вернулся до сих пор, значит, уже не вернется.

Пожимаю плечами:

— Что же, раз признали умершим, надо свидетельство о смерти выправить. Наследственное дело заводить, долю в квартире на маму переоформить. А, черт, там же кредит еще… с этим я разберусь, не беспокойся.

Натаха продолжает теребить ремешок сумочки:

— Но ведь это значит… значит, что мы больше не ждем его? Может, лучше как-то принять, что все уже случилось, и отпустить эту историю? Я имею в виду — всем нам лучше, Саня? Может, Олег сам бы так хотел, и всем станет проще?

Беру руки сестры в свои, заставляя выпустить несчастный ремешок:

— Натаха, вы с мамой и с Юлькой живите так, как проще и лучше для вас. Я же не требую, чтобы вы вечно ждали, или вечно скорбели, что-то в таком духе. Олег ушел, а жизнь продолжается, и это нормально. Но я — другое дело. Пусть даже весь мир считает, что в этом нет смысла. Пусть все говорят, что это невозможно. Пусть даже сам Олег не хочет возвращаться. Но я буду продолжать его искать. Ты же знаешь, Натах, какой я упрямый…

Глава 6

Зазеркалье. Часть 1

Август 2029 года

— У Одарения есть смысл и цель, — говорит Оля. — Должны быть. Если мы не способны увидеть их, это не значит еще, что их нет. Значит, мы пока не доросли.

Это наше третье свидание. Вечер выдался свежий, но ясный. Я вроде как провожаю ее домой после кафе, но на самом деле мы уже два часа просто гуляем по улицам. Ну как по улицам… на самом деле мы уже три раза как бы невзначай прошли мимо Олиного дома. Похоже, она не может решить, стоит уже пригласить меня к себе или вроде еще неприлично, рано. Не тороплю события.