Эдгар Берроуз - Возвращение в джунгли Страница 18

Огромные обезьяны роняли пену с клыков, вертелись и выли, являя собой воплощение первозданной злобы; но неистовее всех горилл кружился, прыгал и кричал человек, чье потное обнаженное тело блестело, как бронза, в свете луны.

Бывший лорд Грейсток был полностью захвачен исступлением танца Дум-Дум. Он кружился в стремительном водовороте с тремя грохочущими барабанами в центре, изо всех сил стараясь превзойти своих подданных в быстроте движений и высоте скачков… И даже не подозревал, что на его дикую пляску с простирающейся над краем поляны длинной ветки, затаив дыхание, смотрит Джек Арно.

Джек забыл о том, каких невероятных трудов ему стоило сюда добраться; забыл об исцарапанном когтями львицы плече; забыл о ненадежности ветки, на которой лежал. С трудом веря своим глазам, он глядел на Тарзана, лорда Грейстока, танцующего Дум-Дум в хороводе огромных черных горилл, и пытался убедить себя, что этот воющий полузверь — его друг.

Господи, если бы Ольга де Куд или любой из светских парижских приятелей Тарзана могли увидеть, как он вертится и взлетает на три фута в воздух, исполняя танец, который никому из них не привиделся бы даже в бреду! Как на залитой лунным светом лужайке рядом с высоким обнаженным юношей беснуются дикие гориллы, повторяя все его стремительные движения!

Тарзан, не сбивая ритма неистовой пляски, запрокинул голову, вскинул руки — и из его глотки вырвался оглушительный, чудовищный вопль, к которому тут же присоединились все обезьяны.

Этот многоголосый крик чуть не разорвал голову Арно; захваченный врасплох, он быстро зажал уши… И, не удержавшись на ветке, рухнул на залитую лунным светом поляну.

Барабаны отбили еще три или четыре удара и смолкли.

Наступившая тишина была страшнее только что прозвучавшего вопля.

Впервые в обезьяньем амфитеатре появился чужак! И этот наглец осмелился сунуться сюда в разгар праздника полной луны!!!

Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем гориллы осознали, что произошло. Потом большие самцы захлебнулись клокочущим рыком и, выпрямившись во весь рост, двинулись к существу на краю поляны.

Арно приземлился на четвереньки и сразу вскочил.

Минуту назад ему казалось, что на свете нет ничего страшнее, чем зрелище обезьяньего танца Дум-Дум.

Теперь он понял, как ошибался.

Обезумевшие от недавней пляски громадные черные гориллы, скаля покрытые пеной пасти и ударяя себя в грудь огромными кулаками, медленно приближались, словно воплощение самых древних кошмаров, вырвавшихся из подсознания человека. Но ужасней всего было то, что вместе с наступающими гориллами к Арно шел Тарзан — и в глазах его горел такой же дикий огонь, как и в глазах антропоидов, а зубы сверкали в таком же злобном оскале!

Арно сделал шаг назад и понял, что ноги не повинуются ему. Чудовища, каждое из которых могло с легкостью разорвать его пополам, были уже совсем близко…

И тогда, с трудом стряхнув смертное оцепенение, Джек громко окликнул Тарзана.

С тем же успехом он мог бы окликать любую из горилл: человек-обезьяна как будто не слышал его!

— Тарзан, ты что, меня не узнаешь?!.

Приемыш Калы зарычал низким утробным рыком и ударил себя кулаком в грудь. Тотчас все антропоиды повторили жест своего вожака — эти удары прозвучали громко, как стук деревянного барабана.

Вздыбив шерсть на загривках, громко рыча, матерые гориллы-самцы приготовились к атаке. Самки с детенышами и молодые обезьяны толпились за их спинами, готовые броситься на врага вслед за стариками.

Джек почувствовал, что сейчас потеряет сознание.

— Тарзан! — снова с отчаянием закричал он. — Очнись, ради всего святого! Это же я, Джек Арно!

Тарзан приостановился, в его глазах что-то знакомо блеснуло…

И тот же миг стоявший впереди всех громадный самец с серебрившейся в лунном свете седой шерстью кинулся на пришельца.

Никакой самый безумный храбрец не смог бы бестрепетно выдержать атаку взбешенной взрослой гориллы — и Джек, сдавленно вскрикнув, закрыл лицо предплечьем.

Он был уверен, что это конец.

Но с ревом атакующей гориллы слился знакомый боевой вопль человека-обезьяны, и Тарзан одним прыжком оказался между Карнатом и Арно.

Горилла с разгона налетела на человека, и Тарзан не удержался на ногах — все-таки в матером самце было втрое больше весу, чем в нем самом! Но приемыш Калы мгновенно вскочил и испустил новый бешеный крик, предупреждая горилл, что если они кинутся в бой, им придется биться со своим вожаком.

Тарзан почти не надеялся остановить распаленных танцем обезьян; он весь напружинился, готовый к драке. Конечно, у него не было никаких шансов выстоять против нападения сразу нескольких больших горилл, а тем более — против нападения всей стаи, однако ему и в голову не пришло отойти в сторону и отдать на растерзание Джека Арно. Он сам сейчас скорее был гориллой, чем человеком, но все-таки готов был защищать друга до последней капли крови — так, как его самого когда-то защищала Кала.

К счастью, обезьяны хорошо знали, что лучше не перечить своему новому странному вожаку.

Шерсть на загривках горилл мало-помалу улеглась, длинные клыки спрятались за толстыми губами. Одна за другой обезьяны становились на четвереньки, и лишь строптивый Мгор, недовольный мирным исходом дела, с низким горловым рыком попытался кинуться на незнакомого человека. Но Тарзан прыгнул наперерез и отвестил строптивцу такую оплеуху, что она сразу остудила боевой пыл гориллы.

Потом человек-обезьяна прокричал несколько коротких повелительных фраз… И, уставшие от долгого танца, сбитые с толку антропоиды поковыляли на другой конец поляны, то и дело останавливаясь и оглядываясь через плечо.

Убедившись, что никто из горилл больше не помышляет о драке, Тарзан наконец расслабился, напоследок коротко рявкнул обезьянам вслед и обернулся.

Некоторое время два человека молча смотрели друг на друга; один из них продолжал по-звериному скалить зубы, второй пытался что-то сказать, но не мог.

Арно сомневался, что после всего пережитого он вообще когда-нибудь сможет заговорить. На него стопудовой тяжестью вдруг навалилась многодневная усталость, и только сейчас он почувствовал, как течет по груди кровь из изодранного плеча. До сих пор у Джека не было времени перевязать эти царапины, которые он считал пустяковыми. Но вот теперь потеря крови дала о себе знать звоном в ушах и ватной слабостью в ногах.

— Прости, Тарзан… — пробормотал Джек, едва слыша собственный голос. — Но мне нужно сесть…

Он не сел, а скорее упал на закружившуюся под ним поляну. Тарзан опустился рядом на корточки; на его лице впервые появилось человеческое выражение, когда он коснулся окровавленной разодранной куртки на плече Арно.