Юрий Кунов - Искатель, 2014 № 07 Страница 18

— Вань, перестань дурить! — отступив для страховки почти на метр от лежащего на спине противника, произнес Посохин. Он не сомневался, что просто так бывший десантник не сдастся. Тем более давно небитый.

— Ну, падла! — заорал Дронов, переворачиваясь на живот. Он рывком приподнялся на четвереньки, но броситься на майора не успел.

Посохин выверенным ударом ноги в голову снова опрокинул его на землю.

— Это тебе не мальчишек на дискотеке гонять. Извини, сам напросился.

— А-а-а…

— Неприятно, я понимаю.

Майор, наклонившись над распластавшимся на спине Дроновым, поочередно приподнял ему большим пальцем веки.

— Легкий нокаут, гражданин. Ничего страшного. Полежите немного. Скоро отпустит.

Посохин подошел к крыльцу и, подобрав валявшуюся на траве брезентовую рукавицу, протер край верхней ступеньки.

— Подождем, — сказал майор, присаживаясь и доставая из нагрудного кармана рубашки телефон. Чтобы вызвать Жарких, ему нужно было нажать на кнопку с цифрой три.

— Да, Павел Петрович! — раздалось из трубки почти мгновенно.

— Жарких, подъезжай к дому семнадцать по улице 20-летия Октября. Тут одного буйного пацана надо забрать. Он весь водярой провонял и я не хочу его в своей тачке везти. Жена опять ругаться будет, что в салоне негламурно пахнет… Да, сейчас. И в темпе.

Посохин спрятал телефон в карман.

— Ты меня слышишь, Дронов?! Ау!

— Слышу…

— Я начальник уголовного розыска майор Посохин. Хотел тебя кое о чем спросить.

— Щас…

— Ты резко не вставай, дорогой. И не вздумай еще разок на меня прыгнуть. Закрою на пятнадцать суток или отмотыжу по-настоящему. На выбор.

Дронов, кряхтя, сел.

— А чего сразу не сказал?

— Потому что. Жалуются на тебя люди, гражданин Дронов. Говорят, позоришь десантные войска: грубишь, дерешься больно. Хотел проверить. Участковый сказал, что еще год назад до мордобоя у тебя дело никогда не доходило. Распоясался ты в последнее время что-то. Давненько, наверное, по харизме не получал. А, Иван?

Дронов медленно поднялся на ноги и проковылял к крыльцу.

— Дай закурить, — попросил он, садясь рядом с Посохиным. — Нервы ни к черту стали.

От Дронова несло не только водкой, но и дешевым табаком. Майор поморщился.

— Не курю я, Иван. Сейчас Жарких подъедет — у него есть.

— Вы что, меня забираете?

— Надо, Ваня, надо! Помнишь «Приключения Шурика»? Таких борзых, как ты, только поркой и можно вразумить.

— У нас теперь свободная страна.

— Только для дорогих шлюх, авторитетных бизнесменов и бессовестных чиновников. Включая, разумеется, и их семьи. Таким как ты, Иван, простым и буйным, надо сваливать в Сомали. Вот где свободы море.

— А куда бы ты свалил? В Бангладеш?

— Вижу, у нас завязался душевный разговор. Отвечаю: мне, Ваня, везде плохо будет.

— Почему это?

— Потому что я честный и добрый. К тому же любовь к многострадальной Родине у меня сильнее, чем ненависть к нынешним порядкам. Хотя и прежние мне не особо нравились. О, слышишь, Жарких подскочил!

У дома остановился автомобиль. Хлопнула дверца, скрипучая калитка распахнулась, и во двор, сжимая дубинку, ввалился старший лейтенант Жарких. Было видно, что он жаждет крови.

— Петрович, чего случилось?! — выпалил он, подбегая к крыльцу.

— Да вот, гражданин Дронов, решил встать на скользкий путь экстремизма.

— В наручники?

— Иван, тебе решать, — повернулся к Дронову Посохин.

— Не надо.

— Может, тебя и задерживать не надо?

— Вам решать.

— Нам решать… Иван, давай договоримся: ты берешь на себя обязательство быть законопослушным гражданином — люфт дозволяется, иначе в России не выживешь, — а я закрою глаза на сегодняшнее происшествие. Идет?

— Чего зря обещать? Я когда выпью, злым становлюсь.

— Иван, все это может очень плохо закончиться. Ты, надеюсь, понимаешь?

— Ну.

— Свою жизнь загубишь — ладно. Но ты, ведь, кого-нибудь или покалечишь, или убьешь при таком отношении к человечеству.

— Ну.

— Баранки гну! Предупреждаю первый и последний раз: если напакостишь по-взрослому, будешь долго дышать сибирским воздухом.

— Да понял я!

— Так, теперь перейдем к делу. Ты в позапрошлый понедельник, тридцатого мая, с дружбаном своим Квасовым водку пил?

— В понедельник? В тот, в конце мая? В понедельник…

Дронов закрыл глаза, набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.

— В понедельник, — повторил он снова.

— Думай, думай!

— Пил, — сказал Дронов, открывая глаза. — Взяли пузырь, и пошли ко мне. Ларки моей дома не было, и я сам закусон собирал. Капусты квашенной из погреба достал, хлеба нарезал, сальца. На огороде луку нарвал. Редиски надергал. А что?

— Разошлись во сколько?

— Примерно… Вечером.

— Вас видели у твоей калитки в девятнадцать сорок пять.

— Я же говорю!

— Ну а позднее ты к нему не заходил?

Дронов скривился, словно ему под нос сунули какую-нибудь тухлятину.

— А-а-а! Райка его тварь законченная. Меня к ним и пузырем не заманишь.

— А он к тебе в тот вечер больше не заходил? Или ночью?

— Не знаю. Вечером нет, а ночью меня дома не было. Я скотину с речки пригнал и сразу к Сашке Лынову свалил. Мы у него во времянке полночи гудели, а потом в сарае на сене спать завалились. Вообще, если бы Николай приходил, Ларка бы мне сказала. Она к нему хорошо относится.

— А где этот Лынов живет?

— Я знаю, Петрович, — вмешался Жарких. — Он мне яблони в этом году обрезал. Мать моя с ним неплохо знакома.

— Когда она успела? Она в Бирючинск переехала всего-то полгода назад.

— Маманя у меня женщина общительная. Я уверен, она уже половину жителей Бирючинска по именам знает. А может, и больше.

— Мотнешься тогда сейчас к нему. Опроси его по полной. Все, Иван, мы пошли. Но о нашем разговоре советую не забывать. Договорились?

Посохин встал и протянул Дронову руку.

— Мир? Или еще подумаешь?

— Заметано. Не дурак.

Дронов тоже поднялся на ноги и крепко пожал майору руку.

— Сергей, дай ему пару сигарет. Как премию за сообразительность.

Выйдя на улицу, на полпути к машинам Посохин остановился. Развернувшись, он в задумчивости посмотрел на шагавшего следом за ним старшего лейтенанта.

— Знаешь, что странно? — сказал он, когда Жарких к нему приблизился. — Квасова не пожаловалась участковому на Дронова, когда тот ее толкнул. Вообще никуда не пожаловалась! А это в корне противоречит ее линии поведения. Причина? Может, у нее с Дроновым были какие-то особые отношения?