Наследие из сейфа № 666 - Таня Белозерцева Страница 18

Облегченно вздохнув, Вернон посмотрел на племянника и просиял, увидев, что тот смотрит на него без очков. Нагнулся, взял за плечи, легонечко тряхнул, заглядывая в зеленые ясные глаза.

— Гарри! Как ты, маленький?

Вместо ответа Гарри молча ткнулся ему в шею, не в силах говорить из-за огромного комка в горле. Помедлив, Вернон выпрямился, держа Гарри на руках, и вместе с ним обозрел пастельный горизонт дивного мира, молчаливо переживая миг единения. Потом, когда эмоции чуточку улеглись, он глухо спросил Деву-Птицу:

— А что значит «выжгло сгусток-паразит из головы мальчика»? У Гарри что, тоже какая-то неучтенная опухоль была?

Птица покосилась на ветки над головой, подумала и решила остаться на месте, медленно заговорила, аккуратно подбирая слова.

— Это была не опухоль, это был… так сказать, ошметок чужой магии… В общем, ребёнка хотели убить ещё в колыбели, но его защитила высеченная на лбу руна Соул, или, в данном случае, руна Жизни, нанесенная рукой матери. Мальчика хотели убить заклинанием, а не табуреткой, поэтому оно отразилось от руны и развеяло убийцу, всё бы ничего, но только он… э-э-эм, создал якорьки, к которым прицепил свою душу. В результате чего он не смог умереть полноценно и вселился в мальчика, цепляясь за жизнь тем, что от него осталось. Вот это вот оно и было — сгусток-паразит, который Жар-Птица выжгла вместе со всеми вашими болезнями.

К концу монолога ротик Гарри открылся до идеальной формы «О», округлившись вместе с глазами, а руки дяди сдавили его до хруста в ребрах, прижав к себе так, что и вздохнуть-то невмочь стало. Голос его звучал, как у батюшки, узревшего перед собой сразу двадцать заколоченных детских гробиков.

— Господи… он псих, что ли? Ребёнка-то зачем убивать??? Я думал, он только родителей хотел прикончить, а Гарри ему просто под горячую руку попал.

— Увы, нет, — сокрушенно возразила Птица Гамаюн. — Убийца приходил именно за мальчиком, так как тот являлся Дитем Пророчества. Как Мордред для короля Артура, как Младенец Божий для Ирода, как Персей для Акрисия… Ну, в общем, стандартный случай инфантофобии, широко отметившийся в мировой истории царств. Как обычно и бывает, поводом к массовому инфантициду оказывается пророчество в отношении некоего «божественного ребёнка», говорящее об исходящей от него опасности для конкретного человека, страны или мира в целом. За этим следует уничтожение всех детей, соответствующих критериям предсказания, либо другие жестокости, оправдываемые исходящей от этого ребёнка опасностью. Но как и следует ожидать, эти жестокие меры не достигают своей цели — все приговоренные дети тем или иным чудом выживают и приводят пророчества в исполнение, прибив трусливого государя, отца, дядю или дедушку. Ведь приказ отдает обычно неуверенный в себе правитель, опасающийся конкуренции. Вот так и в случае с Гарри Поттером, его рождение ознаменовалось падением Темного Властелина, чье имя до сих пор находится под запретом, насколько я вижу…

— Ну и как? — настороженно спросил Вернон. — Исполнилось пророчество?

— Отчасти — да, — задумчиво кивнула Гамаюн, глядя куда-то внутрь себя. — Физическое тело уничтожено, а вот душа, увы, нет. Она прикована к нескольким якорькам, так называемым Хранилищам души.

Гарри жалобно хныкнул, крепче цепляясь за дядину шею.

— Мои мама и папа… погибли из-за меня?.. — осознав же это полностью, он хлюпнул носом, зарылся лицом в дядину шею и гулко загудел, отчаянно и громко, честно, как и всякий ребёнок, узнавший страшную правду о себе. Вернон чисто машинально принялся укачивать горюющего малыша, озабоченно пошлепывая по спинке.

— Ну-ка, тихо-тихо… — и глазами злобно зырк на Птицу — ах ты ж зараза! Птица, к чести сказать, виновато съежилась на веточке, тоскливо что-то забормотав. Вернон прислушался.

— А я что? А я ничего… я всего час назад с вами познакомилась, и не моя то вина, между прочим. Может, тот виноват, что Некроманту донес на Младенца? Ведь если б промолчал, то и не случилось бы ничего дурного…

— Значит, кто-то донес?! — громыхнул Вернон, распаляясь и душа Гарри в крепких объятиях. — А ну говори мне сей же час, кто донес на моего племянника душегубу треклятому!

Гарри, отстранившись, с удивлением слушал славянские обороты в речи дяди Вернона. Впервые на его памяти дядя так витиевато заговорил!

— Не можем знать имен, почтеннейший, — с достоинством ответствовала Дева-Птица Гамаюн.

— Как это? — возразил Гарри, поспешно утирая слезы. — Под твоим изображением на страничке Книги было написано: «Птица Гамаюн способна предсказывать будущее, а так же раскрывать ложь, она знает всё на свете: что было, что есть и что будет». Я это твердо запомнил.

— Послушай меня, маленький Гарри Поттер, — Гамаюн вдумчиво всмотрелась в лицо мальчика. — Вот допустим, открыл ты старый гримуар с гравюрами, смотришь на эти черно-белые картинки — изображения монахов, они обычно нарисованы боком и криво, и, скажи мне, ты видишь, как их зовут? — подождав, когда Гарри растерянно помотает головой, Гамаюн продолжила: — Вот и с моими видениями так же: я вижу лицо человека, вижу его боль и раскаяние, но не вижу его имени…

— Раскаяние? Боль? — совсем растерялся Гарри. — С чего это? Он что, крокодил?

— Нет, маленький Гарри. Крокодилье лицемерие здесь ни при чем, потому что это неправда. А правда тут заключается в том, что тот несчастный человек донес на друга, сам того не зная. Тем самым обрек своего друга на гибель. Вот если б промолчал…

— Но он не промолчал, — с горечью констатировал Гарри. — А значит, по его вине и погибли мои мама и папа. Кстати, а чей он друг был, папин?

— Нет, — с явным сожалением ответила Птица. — Он был другом твоей мамы.

Гарри, насупившись, требовательно посмотрел на Вернона, и тот вынужденно признался:

— Наверное, Петунья знает, как звали друга твоей мамы. Я Лили совсем не знал. Лишь только один раз видел её на нашей с Петуньей свадьбе.

Договорив, Вернон оглянулся назад, на одиноко торчащую полукруглую узкую арку — выход из волшебной Книги, задумавшись о том, что пора бы и вернуться домой. Гарри с его решением согласился без протестов, слишком уж устал от последних впечатлений.

— Нам пора, — робко сказал он Деве-Птице