Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) Страница 19

— Ты видел?! — ликующе спросила она, и я улыбнулся в ответ:

— Видел, видел…

— Так, ты греби, — деловито достала Танюшка свой нож, — а я её сейчас прямо… чтобы сразу, как пристанем, а консервы сэкономим.

— Ладно, ладно, — согласился я. Танюшка, что-то мелодично напевая, занялась рыбой, выкидывая отходы прямо в реку. Судя по всему, она вполне освоилась, а я, если честно, с каждой минутой всё больше мечтал добраться до берега.

— Мы её запечём в глине, — разворачивала грандиозные планы Танюшка. — Жаль, что соли нет, но ничего, воспользуемся золой… и будет вкусно… оп! Нет, всё-таки я очень меткая — с первого выстрела, и наповал, только булькнуло… На животных охотиться противно, что бы ты ни говорил, а тут здорово…

Она ещё что-то говорила. Но я, если честно, отключился. Я напряжённо обдумывал вопрос: почему те люди — на обрыве — трубили? Просто так? Да нет, если я что-то вынес из прочитанных книжек — они подавали сигнал…

Наверное, всё-таки есть в мире какие-то злые силы, внимательно следящие за тем, что мы думаем и чего боимся. Иначе никак нельзя объяснить случившееся дальше.

Меня словно подтолкнули — я обернулся и обмер. За нами шла лодка — наверное, выскочила из-за того же острова и быстро нас нагоняла, между нами было метров двести, не больше! И лодка шла очень быстро — длинная, узкая, с высоким носом, украшенным каким-то развевающимся бунчуком. Вёсла мелькали слева и справа, как лапки у бегущей по воде водомерки.

Там — на лодке — увидели, что я оглянулся, и до нас донёсся визг и вой. Такие, что я взмок от холодного пота — казалось, что в лодке сидят не люди, ничего общего с человеческими криками гнева или ярости эти голоса не имели. Сидящие в лодке махали оружием — снова блестело солнце на клинках.

Я посмотрел на Таню. Щуку она насадила обратно на ветку и была бледна, как снег. Губы у неё шевелились — наверное, она думала, что говорит со мной, но я ничего не слышал.

— Тань, — услышал я свой голос, — наган, быстро.

И, протянув руку, снова повернулся в сторону лодки.

Теперь я видел, что на носу у них — не бунчук.

Это была человеческая голова — высохшая, с развевающимися длинными волосами.

В лодке было не меньше десятка негров. Тощие, полуголые, они казались выходцами со страниц «Копей царя Соломона» — даже сейчас мне в голову пришло именно книжное сравнение. Негры потрясали круглыми щитами, ятаганами и короткими копьями с массивными наконечниками.

«Откуда тут негры? — рассеянно подумал я, беря револьвер — ребристая рукоятка была тёплой и влажной от девчоночьей ладони. — Ой, как они орут, даже противно…»

Страх куда-то ушёл, словно в сторону шагнул и смотрит, дрожа, на то, как я действую.

— Тань, — попросил я, — постарайся, чтобы плот не качало.

— Хорошо, — очень спокойно ответила она. Я с усилием взвёл курок, подумал, что не проверял револьвер, и будет очень интересно, если патроны испортились…

До лодки оставалось метров сто. Я видел, что лица негров закрыты деревянными раскрашенными масками, украшенными перьями.

«Откуда тут негры?» — снова подумал я и крикнул — глупо, наверное, но…

— Поворачивайте! Я буду стрелять!

В ответ понёсся визг и скрежет.

Словно воочию я вновь увидел рану в боку мальчишки. И понял — отчётливо понял! — что нас убьют. Обоих.

Если я не убью их.

Я положил ствол в развилку одной из веток и устроился максимально удобно. Руки у меня дрожали — но они точно так же дрожали у меня и перед стрельбами на соревнованиях.

— Назад! — крикнул я и сам удивился своему голосу — злому и отрывистому. Похожему на короткий лай.

Негр на носу поднялся в рост, прикрываясь щитом и отводя правую руку, в которой блестел длинный нож.

Я задержал дыхание и нажал спуск.

«Трах!» — подпрыгнул револьвер.

Негр вскинулся, взмахнул руками и полетел в воду.

Крики смолкли тут же. Лодка резко развернулась и помчалась обратно — даже не попытавшись подобрать плавающего ничком товарища.

— Убил, — сказала Танюшка. Я дёрнул плечом, открыл шторку барабана и перезарядил камору. Горячая гильза увесисто булькнула в воду.

— Олег, ты его убил.

Руки у меня не дрожали.

Тело убитого колыхалось в волнах.

— Тань, надо грести, — я повернулся, сунул револьвер в кобуру и тщательно её застегнул. У Танюшки зелень выступила даже вокруг рта. — Надо грести, — повторил я.

Я постарался оттолкнуть плот от берега. Танюшка выплясывала на берегу, поспешно одеваясь и бросая взгляды на реку. А у меня кружилась голова — позорно кружилась, но мне было так плохо, что я не боялся этого. За все свои четырнадцать лет в обморок мне падать ещё не приходилось, а вот поди ж ты… Не помню, как я оделся — перед глазами снова и снова вставал стоп-кадр: падающий в воду негр, которого я убил. Я твердил себе снова и снова, что негры убили бы нас, не выстрели я, но лучше не становилось. «И чего меня так развезло, — вяло думал я, — сперва-то всё хорошо было?..»

— Олег, тебе плохо? — встревожилась Танюшка. Я кивнул — просто уронил голову. — Из-за этого? Олег, они бы нас убили, ты же нас спас!

— Да знаю я всё это, Тань, — я буквально заставлял себя одеваться. — Всё равно плохо… Да ладно, — я приказал себе встряхнуться, — пошли, я разойдусь.

И всё-таки заставил себя бодро зашагать впереди Танюшки вверх по склону — к лесу.

Этот берег Ергени зарос почти исключительно дубами — невообразимо охватистыми, невысокими, но чудовищно кряжистыми. Только изредка встречались островки высоких стройных ясеней, да на полосах луговин — словно кто-то прочесал лес чудовищными граблями — росли высокая сочная трава и кусты орешника. На одной из опушек Танька нашла невесть каким чудом выросшие в конце июня белые — семь штук, крепких и нечервивых.

Давно уже надо было остановиться, но мы шли и шли, пока солнце не село за деревья окончательно. Тогда мы — не сговариваясь, молча — улеглись под «первый попавшийся» дуб, спина к спине, и как-то сразу уснули, выключились…

…Помню, что мне снилась мама, и я проснулся, захлебнувшись слезами. Лицо у меня было мокрое. Наяву я уже года два не плакал, даже если было больно, обидно, страшно или трудно, да и спал давным-давно спокойно. Но сейчас мне не было стыдно, и я, уже проснувшись, ещё какое-то время тихо всхлипывал, пока сон уплывал всё дальше и дальше.

Солнце почти село, было полутемно. На краю прогалины несколько оленей щипали траву — когда я приподнялся, они разом вздёрнули головы и неспешно удалились в лес.