Густав Эмар - Следопыт Страница 19

Вообще, дон Мануэль был одарен изрядной долей упорства и уверял, что знает пампасы не хуже всякого природного охотника, если только не лучше, а раз он решил что-либо, то не было никакой возможности заставить его изменить решение: ни доказательства, ни просьбы, ни увещания на него не действовали. Видя это, проводник, волей неволей принужден был отступиться.

— Я исполнил свой долг и предупредил сеньора, — сказал он, — а там, да будет воля Божия!

Единственное исключение допустил дон Мануэль для дам: для них приказано было разбить палатку на значительном расстоянии от общего бивуака, так что они оказались совершенно обособленными в густой чаще деревьев.

Такое странное распоряжение было верхом безумия со стороны дона Мануэля, если только не глупым и печальным фанфаронством.

Дело могло окончиться катастрофой. Дон Торрибио, помнивший об ягуарах, за которыми он так долго гнался до встречи своей с Гутьерресом и знакомства с доньей Сантой, решил не ложиться в эту ночь и усердно караулить у палатки, где спала любимая девушка.

Поужинали; затем поговорили немного о событиях дня и о предположениях на завтра, после чего дон Мануэль проводил своих дам и сына до их ставки; весело пожелав им покойной ночи, он вернулся к общему бивуаку и тотчас же улегся спать в особом шалаше, нарочно приготовленном для него, предоставив проводнику и страже заботиться об общей безопасности.

Тогда дон Торрибио встал со своего места и, не возбуждая ничьего подозрения, заявил, что он хочет сделать небольшой обход окрестности, после чего удалился от костра в сопровождении верного Пепе Ортиса, который, угадав его мысль, прошел за ним следом.

Идя рядом, братья тихо разговаривали, обсуждая предстоящий план действий, и незаметно углубились в самую чащу леса. Минут десять спустя, оба уже сидели в засаде немного впереди палатки, в густой чаще деревьев, которые их совершенно скрывали от глаз.

Ночь была великолепная: все небо искрилось алмазными звездами, легкий, едва заметный ветерок пробегал по верхушкам деревьев, таинственно перешептывавшихся между собой. Кругом царили торжественная тишина и спокойствие ночи, привычный слух охотников ловил временами лишь слабый, шелест или хруст сухой ветки где-то вдали. То были тревожные предзнаменования: они предупреждали о том, что звери уже покинули свои логовища в глубине лесов и вышли искать добычи.

Прошло несколько часов, но до сих пор ничто еще не нарушало спокойствия охотников. Издали видели они огни костров главного бивуака, постепенно затухавшие, так как их уже не старались поддерживать.

Близилось утро. Дон Торрибио начинал уже думать, что все обойдется благополучно. Братья собирались вернуться на бивуак и поспать час — другой, как вдруг невдалеке послышалось глухое, протяжное рычание, на которое тотчас же отозвалось другое такое же — немного подальше. Спустя несколько мгновений из чащи появился великолепный ягуар; еще один вышел и стал подле него, а следом большими прыжками выскочили из кустов двое других, значительно меньше первых. Таким образом, охотникам предстояло сразиться с целой семьей ягуаров. Дело было нешуточное.

Два больших ягуара казались встревоженными; они с шумом втягивали в себя воздух, очевидно, чуя что-то непривычное. Недоверчивоуставившись надвойную палатку, ноне осмеливаясь, однако, еще приблизиться к ней, они стояли неподвижно. Так продолжалось две или три минуты; затем они медленно прилегли к земле, заложив назад уши, оскалив зубы и напряженно постукивая хвостами по земле. Очевидно, они готовились напасть на палатку.

В этот момент дон Торрибио заметил, что фрессада18, закрывавшая вход в палатку, тихонько приподнялась, и с ужасом увидел донью Санту, испуганно оглядывающуюся по сторонам: молодая девушка, пробужденная от сна протяжным ревом хищников, встала и захотела своими глазами убедиться, на сколько велика была грозившая всем опасность.

При виде доньи Санты, ягуары громко зарычали, так что рев их, точно гром, раскатился по лесу, и, присев на задние лапы, приготовились к прыжку.

Расстояние, отделявшее их от девушки, было незначительным — в три прыжка ягуары схватили бы ее. Обезумев от ужаса, донья Санта упала на колени. Нельзя было медлить ни минуты.

— На мою долю — самец, на твою — самка! — крикнул дон Торрибио брату.

При звуке человеческого голоса оба зверя вздрогнули, испустили громкий рев, еще страшнее первого, — и горящие зрачки их, точно раскаленные угли, обратились на охотников с выражением безграничной злобы и ярости.

В тот же момент прогремели два выстрела; дон Торрибио и Пепе Ортис, выскочив из своей засады, накинулись на ягуаров со своими большими охотничьими ножами. Но им уже ничего не оставалось делать: ягуары были мертвы. Оставалось только покончить с двумя молодыми зверями, что уже не представляло особой трудности.

Управившись с детенышами, дон Торрибио поспешил к донье Санте. Заливаясь слезами, она упала в его объятия.

— Успокойтесь, сеньорита! — сказал он мягким, ласковым голосом. — Вы спасены; теперь вам ничто не грозит!

— Спасена!.. Да! — прошептала она. — Все благодаря вам, дон Торрибио! — И вдруг, выпрямившись во весь рост, взглянула на своего спасителя с выражением странной решимости в лице и произнесла таким голосом, который невольно поразил молодого человека: — Эта жизнь, которую вы мне спасли дважды, вдвойне принадлежит вам, дон Торрибио! Клянусь вам, что, если я не смогу стать вашей, то не стану ничьей! — И лишилась чувств.

Молодой человек внес ее в палатку, где ее мачеха и маленький братишка, обезумев от страха, громко рыдали, ломая руки.

В следующий момент охотники, то есть охранная стража, проводник и дон Мануэль, вбежали в палатку, не помня себя от тревоги. Дон Мануэль, казалось, был в ужасном отчаянии: он упрекал себя во всем случившемся.

Дон Торрибио подошел к нему и сказал:

— Успокойтесь, сеньор, все обошлось благополучно! Никто не ранен, ваши дамы не пострадали: ягуары убиты.

Дон Мануэль с минуту стоял, окаменев, не в силах произнести ни слова, затем воскликнул:

— Лоцман, как мне отблагодарить вас! — Он весь дрожал от волнения. — Помните одно, что бы ни случилось, я навсегда останусь вашим должником и вашим другом! — И он несколько раз крепко пожал руку молодого человека.

После этого события нечего было и думать продолжать с рассветом путь: дамы, едва оправившись от ужасного потрясения, были еще так слабы и взволнованы, что не могли пуститься в дорогу. Им необходим был полнейший отдых, по крайней мере в течение нескольких часов. Для безопасности бивуак был перенесен на другое место. Обращение дона Мануэля к молодому человеку сразу заметно изменилось; холодный, сдержанный, порой даже надменный, он сделался теперь ласков, предупредителен и относился к нему, как к равному.