Виктор Сафронов - Легионеры Страница 19

Он говорил не торопясь, убедительно. Тем паузам, которые он держал, давая время собеседнику обдумать сказанное, мог позавидовать любой актер.

— Ты подумай, готов ли ты к принятию моего предложения, не затрагивающего твою воровскую честь и достоинство… Гм… Ну да… О нашем с тобой, очень засекреченном сотрудничестве…

Сказал, штанишки свои, мешком сидящие, так, для порядка, ладонью стряхнул и пошел. Будто, зря затеял эту канитель, с секретным сотрудничеством.

Зачем-то он все таки был им нужен. Неделю мариновали… Время в камере, ой как непросто течет. Мыслям в голове становилось то узко, то широко, то уж совсем тесно. Рысак понимал, что отдает инициативу в чужие руки, но должен был смириться. Так как в угол его загнали основательно. Но, правда оставили маленькую лазейку, через которую была видна надежда. Призрачная, хрупкая, но надежда — жить. Все козыри, эти профессиональные шулера сдали себе. Они и диктовали правила дальнейшего поведения.

Выход Рысаку, имеющему завышенные понятия о чести, мужичек-с-ноготок предложил достойный и красивый. А все почему? Понаблюдали за ним через дырку особую, посмотрели, как он мечется в своей одиночной камере. Взгляд его затравленный изучили. И крупный чин из конторы, дал согласие на его вербовку и дальнейшую с ним оперативную работу.

С другим ведь как? Хлопоты и одно озлобление. Завербуешь его от всей души. Деньги с нервами потратишь. А он, сучий хвост, совестью замученный, раскаянием придавленный. К утру вены себе вскроет или, что уж совсем не эстетично — повеситься. Пока будет висеть, дерьмом своим, всех кто с ним работал, измажет… Деньги и нервы народные, получалось израсходованы зря? А уже победные рапорта отправлены, дырки для новых орденов и звезд заготовлены.

Нет. С этим объектом вербовки, такой осечки, они допустить никак не могли. Слишком серьезные цели были поставлены и наверх доложены.

Задействовано в данной операции по подготовке, вербовке и внедрению такого агента, было всего-ничего — четыре человека. Слишком уж много в последнее время продажных тварей в рядах спецслужб развелось. Вот и приходилось прятаться от своих, в большинстве своем, если так о них можно торжественно выразиться, преданных делу сотрудников.

— Обвинение в убийстве с тебя снимут. Пойдешь только за кражу, с почетными, отягчающими вину обстоятельствами. Такие как, — он не надолго задумался. — Проникновение в жилище и, крупный размер. Посидишь годик, другой. Доберешь авторитета. А там и в положенцы. И через некоторое время, глядишь и коронуют. Станешь «законником!. Мы тебе в этом поможем.

Он как бы прислушиваясь к собственным словам продолжал:

«Грев» будет самый лучший. При необходимости спиртику плеснем, то-то радости будет в «хате», а тебе уважение. «Колес», как водится, подсыплем. После амнистия. Новые документы и… «Это Клим Ворошилов и братишка Буденный, даровали свободу, их так любит народ!» Столько времени прошло, а песня эта «По тундре», до сих пор популярна. В свое время доводилось общаться с ее автором…

Перспективы, с применением блатного, песенного фольклора, были нарисованы самые радужные. Но, надо было подписать пару бумаг. Рысаку текст не понравился. Было там и про добровольное сотрудничество, и про неразглашение. А уж о том, что он чуть ли не с радостью готов проявлять активность в этом деле, так чуть ли не на каждой странице. Обидно. До слез просто пробирает…

— Пойти на подлянку? — недипломатично заартачился он. — Мне, с младых ногтей вору, ты, начальник, предлагаешь предать своих братьев и, особливо, сестер? А как же воровская честь и гордость за профессию…

— Боже упаси. Как ты мог такое про нас подумать? Это, не для нас бумажки. Это, для тебя в первую очередь. Забудешь, если, что… Или попытаешь, допустим, меня с кем-нибудь спутать и не узнать. А я тебе покажу бумагу освежающую память, и опять ладушки и складушки, — и добавил, меняя тональность, жестким, металлическим голосом, не терпящим никаких возражений. — Тебе русским языком объяснили, что ты и так покойник. И в распыл тебя, дурака, пускать, нам нет никакого смысла. Слишком много мы с тобой провозились, чтобы за здорово живешь одеть тебя в дерево. Поверь мне, если с тобой что-то не получится, найдем другого, более покладистого кандидата.

В казенном помещении возникла неприятная, тягостная пауза. Но его собеседник, чуть-чуть добавив теплоты и изобразив на лице доброжелательное выражение, продолжал:

— Ты никогда не задумывался, почему мы знаем о всех ваших воровских сходняках? О том сколько денег, в воровском общаке? Где он, этот самый большой секрет находится? О громких преступления, которые, практически сразу нами раскрываются? Нет — не догадывался? — он сделал паузу, для того чтобы Рысак сосредоточился и смог понять сказанное. — Объясняю. Все это у нас получается только потому, что среди законников много наших людей. А ты, дурило-дурное, пытаешься мне, который сорок лет с такими как ты работает, рассказать о воровской чести? Да, за пачку чая, тебя продаст твой лучший кореш, с которым ты, на одной шконке годами чалился. А за пару кубов дури и всех остальных в придачу. Поэтому рассуждения свои оставь для бакланья. Им такое перед сном вместо «Спокойной ночи, малыши» можешь рассказать. Они любят эти басни и сказки, про воровскую честь…

Крутили они Рысака долго. Им легче было. Их двое, старых козлов, до кучи собралось. Так как, на помощь еще один знаток человеческих душ подтянулся.

Тяжелым клиентом для их сознательной, агентурной работы он оказался Но добили они его окончательно, своими примерами о продажных, в прямом смысле этого слова, авторитетах, так называемых «апельсинах». Которые «корону» себе купили.

— Такса, от одного до полутора миллионов долларов, зеленых и американских. Ни дня на шконаре не просидел, конвой только в американских боевиках видел. В ШИЗО на промерзшем полу, за воровскую идею, с отбитыми попкарями почками — не валялся. Голодовки протеста не объявлял. Конвоем и вертухаями на пересылках и карантинах не избивался. Но «бабло» заколотил на продаже «дури» и детей в арабские притоны, уже авторитет, уже законник. С хорошим забугорным запахом, а не пропахший, до основания, до грязных, гниющих ногтей — ядовитой хлоркой. В малиновом клифте и в золоте-брильянтах, где только можно. И посещают они не воровские малины с вонючими барухами-давалками, а всевозможные, для них и на их деньги открытые, гей-клубы.