Юрий Пересунько - Искатель. 1982. Выпуск №5 Страница 19

Виден Александрович закрыл глаза, и перед мысленным взором его встал веселый, разговорчивый электрик Толя Пинчук. Не хотелось верить, что он способен на такое. «Тогда кто?..» — опять невольно возникал вопрос, и Федотов вновь возвращался к тому яркому, солнечному дню, когда они пришли на Мальту.

У пирса ошвартовались в четырнадцать ноль-ноль, отход же дали в двадцать три часа. За это время пассажиры побывали в старой части города Мдины, съездили в Рабат, посетили городской собор. Вместе с ними выезжали и члены команды, свободные от вахты. Так, теперь о ходовой рубке… С шестнадцати до двадцати вахту стоял Тищенко, и именно в это время Пинчук возился там с пакетником.

«Это одно, — рассуждал Федотов, — ну а раньше?»

Где-то к трем дня к «Крыму» подъехал ларек на мотоцикле, и бойкий торгаш начал рекламировать какую-то чепуху. Федотов как сейчас помнит эту жестяную развалюху на колесах, приспособленную под ларек, горластого зазывалу-торгаша. Мотоцикл стоял в трех метрах от судна, и кое-кто пошел к ларьку. Вахтенный матрос все это время стоял у трапа, не отлучался. Тищенко же, по его собственному рассказу, большую часть вахты провел у себя в каюте — болел живот. За то время, когда он поднимался в рубку, никого из посторонних он там не видел, кроме Пинчука, который ремонтировал пакетник.

И все-таки не хотелось верить, что веселый, разговорчивый Толя Пинчук способен на такое. К тому же Гридунова сказала, что проверкой Пинчука они займутся сами, а ему, Федотову, необходимо присмотреться к Ирине Михайловне, и если он узнает что-либо важное, тут же сообщить об этом Воробьеву…

В дверь негромко постучали.

— Разрешите, Вилен Александрович?

— Да, да, пожалуйста. — Федотов поднялся с кресла навстречу Лисицкой. — Я, собственно, пригласил вас вот по какому поводу. Завтра мы будем политзанятия проводить, я расскажу о новых таможенных правилах, так хотелось бы, чтобы ваш персонал по-серьезному отнесся к этому и кое-кто выступил тоже. Ну а вы бы выступили содокладчиком.

— Хорошо, — согласилась Лисицкая. — Только давайте время наметим такое, чтобы обоим удобно было, да и девочки не так были загружены. — Ирина Михайловна, словно ставя точку на этом вопросе, попросила: — У вас минералочки не найдется? А то при этой духоте…

— Ради бога. — Федотов подошел к холодильнику, достал бутылку нарзана. Спросил на всякий случай: — Может, вам не особенно холодной? Не дай бог, горло застудите.

— В такую-то жару?! — удивилась Ирина Михайловна. — Да сейчас прямо со льдом пить надо.

— Можно и со льдом, — добродушно пробасил Федотов и потянулся было опять к белоснежной дверце холодильника.

— Нет, нет. Позвольте, я сама за вами поухаживаю, — опередила его Лисицкая и метнулась к холодильнику. Она открыла дверцу, профессиональным, наметанным взглядом окинула пустую емкость, где, кроме нескольких бутылок нарзана да сока манго, больше ничего не было, укоризненно повернулась к помполиту: — Чего же это вы, товарищ первый помощник капитана, словно бобыль какой живете? Ни вина, ни коньяка нет. Разве так можно?

— Не пью.

— Да при чем здесь «пью» или «не пью»? — возмутилась Лисицкая. — К вам гости приходят.

— Если нужно будет, я достану.

— Да о чем вы говорите! — всплеснула руками Ирина Михайловна. — «Он достанет». Да зачем доставать где-то, если я вам сейчас принесу две-три бутылочки прекрасного «Наполеона».

С этими словами она шагнула к двери, но Федотов остановил ее, сказал нахмурясь:

— Вы простите меня, Ирина Михайловна, за резкость, но чтобы подобный разговор был у нас с вами в последний раз. Если мне надо кого-нибудь угостить, я угощу, но носить мне из ваших запасов коньяк или что-либо еще запрещаю. Простите еще раз за, может быть, излишне резкий тон.

— Ничего, пожалуйста, я же как лучше хотела… — Она обидчиво поджала губы, пожала плечами. — Извините.

Ирина Михайловна шла по длинному, выстланному ковровой дорожкой переходу, и на душе скребли кошки. Дело было даже не в том, что «этот чистоплюй Федотов», как за глаза называла она помполита, отказался от предложенного коньяка — он и прежде отказывался, — нет, тут было другое, более серьезное, страшное.

Еще утром ее напугал телефонный звонок. Низкий мужской голос спросил:

— Простите, с кем имею честь?

— Что за идиотизм? — взъярилась Ирина Михайловна.

— Мне Лисицкую, — не обращая внимания на ее возмущение, скорее потребовал, а не попросил неизвестный абонент.

— Я у телефона.

— Около вас никого нет, кто бы мог услышать наш разговор? — продолжал задавать вопросы тот же низкий голос.

Ирина Михайловна невольно обернулась, словно за ее спиной мог стоять еще кто-то, но затем спохватилась, крикнула:

— Послушайте, какого черта?! Или говорите, что вам надо, или…

Телефонная трубка какое-то время молчала, затем спросила:

— Я надеюсь, вы Арона Марковича Часовщикова знали?

Лисицкая, ожидавшая услышать все, что угодно, но только не это, дернулась, словно по ней пропустили заряд тока. В первую секунду хотела было бросить трубку, но сдержалась, сказала зло:

— Знаете что… Идите вы…

Она не успела договорить, как все тот же низкий мужской голос перебил ее:

— Часовщиков был моим человеком. Итак, я вас спрашиваю: вы знали его?

— Ну? — выдавила из себя Лисицкая. — Только почему «был»?

— Вот об этом у нас с вами и пойдет речь, — уже более спокойно ответил неизвестный абонент и добавил: — Теперь слушайте меня внимательно, так как это в ваших же интересах.

Несмотря на спокойный голос неизвестного, Ирина Михайловна почувствовала, как напряглась ее рука, вжалась в ухо телефонная трубка.

— Так вот. По вашей рекомендации Часовщиков встретился с неким одной вам известным человеком, который якобы сбывал крупную партию золотых монет.

Невольно для себя Лисицкая отметила, что тот неизвестный человек сказал «золотых монет», а не рыжевья, как бы выразился любой барыга или фарцовщик, и от этого стало еще тревожнее и беспокойнее на душе.

— Так вот, после того, как они встретились в присутствии вашего шофера, то есть таксиста Парфенова, и окончательно договорились о цене, Часовщиков позвонил мне из дома, и я дал «добро» на покупку всей партии. После этого он пропал неизвестно куда, а вчера выяснилось, что он убит. Что вы можете сказать по этому поводу?

Ошарашенная страшной вестью, Ирина Михайловна уже не слышала последнего вопроса — перед глазами, словно видение, возник Монгол и толстенная пачка сотенных, небрежно рассыпанных по столу. «Так вот почему он был таким щедрым!..»