Владимир Анин - Аданешь Страница 2

Кстати, именно служба в погранвойсках во многом предопределила мою дальнейшую судьбу. Как-то раз к нам на заставу приехал странный, смахивающий на крота, тип в штатском. Обосновавшись в кабинете замполита, он стал по одному вызывать к себе тех, кому вскоре предстояло увольнение в запас. Поскольку я тоже попадал в эту категорию, то не избежал длительной и навязчивой беседы, носившей явно пропагандистский характер. Многое из того, что он говорил, было непонятно и даже вызывало раздражение. Зато именно от него я узнал о возможности сразу после армии поступить на службу в Органы. Я к тому времени так и не определился с карьерой и потому решил попробовать.

Возвратившись домой из армии, я уже через неделю с небольшим отправился по адресу, который оставил «крот». После прохождения некоторых довольно утомительных процедур, занявших, к слову, почти два месяца и включавших в себя, помимо прочего, тщательную проверку моих умственных и физических способностей, меня отправили на учебу, по окончании которой я получил погоны прапорщика и новенькую форму. Однако примерил я ее лишь однажды, в раздевалке, поскольку службу мне предстояло нести в штатском, охраняя некий важный объект.

И понеслась новая служба. Сутки на объекте, ценность и назначение которого оставались для меня загадкой, потом трое суток сплошного бездельничанья. Спал по полдня, затем бесцельно шатался по городу, заходил в магазины, сидел в кафе или кинотеатре, знакомился с девушками, иногда наведывался к друзьям. Но все они либо учились, либо работали, и им было не до меня. В конце концов такая жизнь мне осточертела, и я попросился на серьезную учебу.

Через четыре года, уже став офицером, я был определен в отдел, где служил и теперь. Мы гордо именовали себя сыщиками, но коллеги из других подразделений называли нас не иначе как ищейками. Дела у меня пошли в гору. Не прослужив и трех лет, я, отличившись в одном особо важном и рискованном деле, был досрочно произведен в капитаны. Удачная карьера, хорошая зарплата, собственная, хоть и малогабаритная, квартира, множество всяких льгот – жизнь, казалось, удалась.

На этот раз я проснулся не от записанного на пленку голоса диктора, предлагающего покинуть вагон, а оттого что кто-то грубо потряс меня за плечо. Я с трудом разлепил склеенные безмятежным сном веки и увидел ехидно-пухлую физиономию склонившегося надо мной милиционера.

– Та-а-ак! – протянул он. – Среди бела дня и уже в таком виде. Почему не на работе? Почему пьянствуем?

Я поморщился и попытался встать. Милиционер отступил на шаг, продолжая внимательно следить за мной. После сна меня слегка покачивало. Убедившись в нетвердости моей походки, страж порядка схватил меня своей стальной клешней за локоть и поволок в комнату милиции.

Милиционер с силой втолкнул меня в тесную прокуренную каморку, где за обшарпанным, покрытым треснувшим оргстеклом столом сидел толстый дежурный и пытался разгадывать кроссворд.

– Вот, товарищ старший лейтенант, алкаша в вагоне выловил.

Лейтенант был уже в возрасте, по всему видно – много лет отслужил простым постовым, прежде чем получил офицерское звание и возможность безмятежно протирать штаны в дежурке. На этом его продвижение по служебной лестнице практически завершилось, и в свои сорок с небольшим он приобрел лишь три маленькие звездочки, сверкающую лысину и огромный живот – признак сидячей работы.

Дежурный укоризненно посмотрел на меня поверх очков, одна из дужек которых была замотана лейкопластырем, и приказал:

– Ну-ка, дыхни!

Мне, право, стало смешно, и я улыбнулся.

– Ты что щеришься! – осадил меня сержант, ткнув в бок кулаком, размером с небольшой мяч.

Я послушно выдохнул.

– Голотяпко, так он же трезвый! – недовольно буркнул дежурный. – Чего ты его сюда притащил?

Ему ужасно не хотелось отвлекаться от своего кроссворда. К тому же любой привод требовал заполнения журнала, составления протокола и тому подобных скучных формальностей.

– Подозрительно вел себя, товарищ старший лейтенант, – не сдавался сержант.

Дежурный вновь посмотрел на меня и, нахмурив брови, произнес:

– Документы?

Я опять улыбнулся и полез в карман рубашки. Лицо лейтенанта сперва побелело, потом резко побагровело, приняв оттенок моего удостоверения, лишь только он взглянул на корочку. Лоб его мгновенно покрылся мелкими бусинами пота, а глаза часто-часто заморгали. Видимо, он с большим почтением относился к нашему ведомству.

Раскрыв удостоверение, он вскочил, вытянулся так, будто хотел своей лысиной достать до потолка, и залепетал:

– Виноват, товарищ капитан, ошибочка вышла.

При этом он несколько раз скосил глаза в сторону сержанта, страшно выпучивая их, словно пытался сказать ему что-нибудь вроде «пошел вон, болван!». Сержант с минуту стоял, ничего не понимая, но когда до него дошло, что он здорово опростоволосился, его как ветром сдуло из дежурки. Лейтенант тем временем стал судорожно рыться в кармане, вытащил пузырек и сунул в рот какую-то пилюлю.

– Да ладно, что вы, не надо так волноваться, – испугался я. Мне даже стало неловко от того, что я чуть не довел этого старого служаку до обморока. – Все в порядке.

– Правда?

– Правда. Но документы он мог бы проверить у меня сразу. И потом – манеры… Надо бы как-то повежливее с гражданами.

– Так точно! – пробормотал дежурный. – А вы, товарищ капитан, не того? Ну, не будете докладывать и все такое?

Я рассмеялся.

– Нет, не буду.

– Фу! – выдохнул лейтенант. – Вы уж простите этого охламона. Черт его знает, что ему в голову взбрело. Молодой еще.

– Ничего, забудьте. Ну, так я пошел?

– Конечно, конечно.

Я повернулся и собрался было покинуть это пропахшее табаком и сапогами помещение, но дежурный окликнул меня:

– Товарищ капитан, а вы случайно не знаете африканскую страну из семи букв?

– Эфиопия, – не раздумывая ответил я.

– Подходит, – удивленно сказал лейтенант.

Снаружи, возле двери, стоял Голотяпко. Вид у него был несколько озадаченный. Он посмотрел на меня, переминаясь с ноги на ногу, и тихо произнес:

– Виноват, товарищ капитан…

– Не беда, Головотяпко…

– Голотяпко, – поправил сержант, насупившись.

– Да какая разница! Я тебя извиняю, – сказал я, но не удержался от того, чтобы не прочитать этому увальню маленькую лекцию. – Но впредь, будь добр, с гражданами веди себя любезнее. Что могут подумать честные труженики о нашей доблестной милиции, когда она так грубо хватает их за локти?

– Есть, быть любезнее, – буркнул сержант, приложив руку к козырьку сбившейся набок фуражки, а я, довольный, направился к выходу.

Квартира моя располагалась в одной из тех «хрущевских» пятиэтажек, коих вдоволь было на улице Обручева. Мне не хотелось париться в душном автобусе, и я решил пройтись пешком – всего-то три остановки. По дороге я зашел в кулинарию и купил домашних котлет. Конечно, домашними они только назывались, а, по сути, были очень далеки от тех ароматных, пахнувших детством котлет, которые делала моя мама. Но поскольку я в ту пору жил уже отдельно от родителей, в своей маленькой однокомнатной квартирке, то готовить мне приходилось самому, а способностями в этой области я не отличался. И потому довольствовался полуфабрикатами, хотя чаще всего питался все же в столовой. В этот день у меня в очередной раз возникло желание самому что-нибудь приготовить. Такое случалось нечасто, но, как это не покажется странным, мне иногда даже нравилось повозиться у плиты.

Я поднялся на второй этаж, отпер дверь и вошел в свое холостяцкое обиталище, где в беспорядке были разбросаны по комнате вещи, а все убранство составляли маленькая тахта, видавший виды письменный стол да примостившийся на комоде старенький телевизор «Рекорд». Я жил один и вполне обходился тем, что у меня было. В моем возрасте иметь отдельную квартиру почиталось за великое счастье. Зарабатывал я неплохо, к тому времени у меня на книжке уже накопилась кругленькая сумма. При этом нельзя сказать, что я себя в чем-то ограничивал. Часто встречался с друзьями – по выходным мы любили устраивать пикники за городом, раз в месяц хаживал в ресторан, одевался вполне прилично. В отношениях с противоположным полом у меня тоже все было в порядке. Я, конечно, не опускался до безумных оргий, этого не позволяли мне ни воспитание, ни положение. Но, признаться, бывало несколько раз, просыпался поутру в обнимку сразу с двумя девушками. Но не более того.

Первым делом я позвонил Веронике, одной своей знакомой, и пригласил ее в гости. Она работала учительницей младших классов в школе и, поскольку на дворе стояло лето, наслаждалась длительным педагогическим отпуском. Я почему-то был уверен, что она свободна и ни в коем случае не откажется навестить меня. Потом я заказал такси (неужели добираться до аэропорта на автобусе?) и стал собирать чемодан. На это у меня ушло ровно полчаса. Трудно было загадывать, сколько продлится моя командировка, но больше того, что я успел упаковать, у меня все равно не было: пять пар белья, столько же носков, костюм, на всякий случай, и галстук, черные туфли, белая парадная рубашка и три повседневные, с коротким рукавом. Одну рубашку я, подумав, отложил, чтобы надеть в дорогу. Из брюк выбрал югославские джинсы. На ноги сначала думал надеть кеды, но потом бросил их в чемодан, а в дорогу приготовил летние замшевые туфли с дырочками.