Юрий Лубочкин - Сборник рассказов. Ночной гость. Армия, как она есть. Случай на педсовете. «Взвейтесь кострами, синие ночи…» Страница 2

Нечто стояло возле палатки, тяжело дыша могучими как меха легкими. Стоило отодвинуть занавеску … 3 – 4 метра. Сердце колотилось. Заглушая все. В животе стало холодно, и я почувствовал, как зашевелились волосы не только на голове, но и на руках. Я ждал… Ну открой – я готов! Медленный поворот. Шаги. Только теперь они уходят вдаль. «Спокойно, не шевелись», – говорил внутренний голос. Ко мне вернулся слух. Лошадей не слышно. Собака забилась в угол палатки. Вот и все. Нечто ушло. Только тут пришел страх, дикий страх. До рассвета я сидел в боевой позиции с топором в руке. Стало светло. Медленно отодвинув занавеску, я высунул руку с топором, затем голову. Никого не было. Лошади стояли. Вот ерунда! Долбанулся что-ли от одиночества. Так ведь бывает, я слышал. Собака тоже сошла с ума, все, короче говоря, долбанулись! Я пошел к лошадям. Уздечки я снял еще днем, привязал недоуздком (сыромятным ремнем) за голову. А у них морды в крови – так бились от страха ночью! Животные все быстро забывают. Теперь они сладко спали бок к боку.

Посмотрев на фиолетово-синие вершины, я вдруг понял, что сверху в ущелье никто не пройдет, разве что альпинисты по отвесной стене, сбоку тоже, только снизу по ущелью. Не позавтракав, я отвязал лошадей и погнал к Узубеку. Оставаться здесь больше не хотелось…

Почему-то я подумал, что это Узубек. Вот тварь косоглазая! Через три часа я был возле юрты. Я очень обрадовался, увидев киргиза возле костра. Кажется он тоже. Странно посмотрел раскосыми глазами на мою рожу. Что-то не но. ─ «ты приезжал ко мне? Кто-то приходил пешком. Может охотник? Хотя, как он попал туда?» Узубек без тени усмешки ответил, что киргизы даже сто метров ездят на лошади, а топок копыт слышен издалека. Вход в ущелье только один, как и выход. Мимо юрты тоже никто не проходил. Этот ответ меня никак не успокоил. Проезжая по аулу, я заглянул к старому знакомому аксакалу. Мудрый старик смотрел на меня немигающим взглядом раскосых глаз. И никто на свете никогда бы не прочитал его мысли. Он медленно ответил по-русски: «в горах все бывает». По его словам в горах еще водятся древние духи, огромные покрытие шерстью дэвы. Раньше их было много. Я поинтересовался со смехом, как киргизы их называют. Но дед ответил совершенно серьезно, что нельзя произносить имя этих существ, иначе случится несчастье. У горных киргизов вера представляет удивительно пеструю смесь ислама с языческими верованиями.

Прошел месяц. Спал я беспокойно, особенно первую неделю, снилась всякая дрянь. Пришло время покинуть эти горы и возвращаться домой. На вершинах выпал первый снег. В лучах солнца он ослепительно сверкал. Пришлось сворачивать работы. В снегах уже никто не работает. Бросил прощальный взгляд на грозные вершины, я с необъяснимой грустью залез в кузов машины. Казалось, что горы тоже прощались со мной…

С тех пор прошло много лет. Мне часто вспоминается Тянь-Шань.

У каждого человека есть вершина, пик его жизни. Я его прошел, видимо, здесь. Ничего больше не было более впечатляющего. Каждый год бываю в горах, поднимаюсь на вершины то в Крыму, то на Кавказе или Урале, Карпатах или Болгарии. Можно долго перечислять. Но сильнее тех ощущений, которые я пережил в Средней Азии, не было. Может тогда была молодость? Не знаю. Но мне часто сняться заснеженные вершины гор Тянь-Шаня. Поехать туда еще? Боюсь, что испорчу все. Второй раз ничего никогда не повторяется. Пусть останется, как есть.

Что было там, за занавеской, я никогда точно не узнаю. Но теперь знаю только одно – если ты что-то хочешь увидеть в жизни, не бойся и смело отдерни занавеску.

Армия, как она есть

(рассказ армейского почтальона)

Сразу хочу предупредить, что в фамилиях действующих лиц я изменял только одну букву.

Так вот, много книжек и стихотворений написано про нашу армию, в прочем, не только нашу. Тысячи писателей и поэтов посвятили ей свои бессмертные произведения. В основном серьёзные и патриотические, например «Василий Тёркин» Твардовского или «Щит и меч» о подвиге наших солдат в годы ВОВ. В 90-ые годы на армию обрушилась волна критики, зачастую необоснованной и несправедливой. Сразу появились юмористические и сатирические произведения про нашу армию. Короче говоря, чуть-чуть перебор. Литература всегда соответствует эпохе. Пересочиняли также многочисленных фильмах, перепошлили. В эти годы тысячи талантливых, хорошо подготовленных офицеров отправляли в запас по всей территории бывшего СССР, а ведь можно было произвести несколько замен и какая бы у нас была, например, милиция. Народ бы полюбил эту милицию или, уж точно, уважал бы её. Когда мне начинали говорить о том, что все офицеры плохие, дрянь, дерьмо или алкоголики, я сразу прерывал говорящего. Они точно такие как все остальные, как всё наше общество, так как являются его зеркальным отражением. Я бы даже сказал, что они лучше среднестатистических обывателей. Как и везде, есть хорошие и плохие, а есть и никакие.

Но есть, всё-таки, одна книга, раскрывающая истинную душу армии, солдат и офицеров, воевавших на полях Первой Мировой почти сто лет назад. Громадный промежуток времени. Мир поменялся с тех пор настолько, что, кажется, не осталось ничего. Однако, когда берёшь в руки эту книгу, вдруг с удивлением замечаешь, что обычаи, повадки и даже люди почти не изменились с тех пор. Вы, конечно, догадались, что это за книга. Да, это «Похождения бравого солдата Швейка» великого чешского писателя Ярослава Гашека. Перед тобой происходит целая галерея портретов ярких и тусклых личностей. А солдатский юмор начала XX мало отличается от века XXI. Сначала это забавляет, потом удивляет. Это поистине бессмертное произведение всех времён и народов, для солдат всех поколений. Но для нынешней молодёжи это вещь малопонятная. Ведь сейчас не все здоровые парни попадают в армию, «откашивают» по липовым справкам. Видите ли, отдавать свой долг Родине стало вещью малопопулярной. Плохой признак. А ведь для многих это было бы единственной возможностью понять самого себя, правильно оценить свои возможности. Поэтому и растёт на улицах количество двух противоположностей: недотёп и подонков, являющихся двумя краями одной палки. Ещё хуже с «Похождениями бравого солдата Швейка». Их вообще мало кто читал. Сейчас вообще мало кто что-нибудь читает. Век «зоологических идиотов». Прослуживший в армии найдёт для себя много знакомых персонажей. Надо думать, что определённый стереотип грубого солдатского юмора существовал в армиях во времена Александра Македонского и Юлия Цезаря, Наполеона и товарища Жукова.

Прошло уже почти 30 лет с тех пор, как я отслужил в армии, но все люди, окружавшие меня со всех сторон, можно сказать, врезались в мою память с такой силой, что вряд ли когда-нибудь выйдут оттуда. Фильтры времени убрали из памяти или, скорее, затушевали всё плохое, что было там. Да, плохое лучше не вспоминать. Оставим его или представим его в несколько ином, почти весёлом виде. Всё-таки больше было хорошего.

Часть 1

Учебка

В армию я попал после окончания университета, уже в сознательном возрасте 22 лет. Всё как обычно – выпили, потом военкомат и поезд. С нами ехал добродушный и разговорчивый капитан, он был врачом.

Быстро рассортировали на плацу и отправили мыться, после чего одели в рабочую форму. Я, было, возмутился, что на мне всё висит, но никто не внял моим мольбам. Был ноябрь 1980-ого. Ещё не очень холодно, но на нас одели шинели, а на лысую башку нацепили шапку 62-ого размера. Видно, приняли за Алёшу Поповича. Зато брови и глаза не мёрзли. Оглядевшись, я заметил, что все почти смахивали на меня по размерам, но всё-таки большинство поменьше. Нам объяснили, что должно быть идеальное здоровье, хорошие физические показатели, а на счёт одежды я тоже не прогадал – одевался за 45 секунд, как положено, не расстегивая пуговиц, что очень облегчало процесс ускоренного раздевания.

Сначала карантин, потом учебка. Сначала трудно было бегать и жрать, по команде «Встать»! выходи строиться! Хватаешь со стола всё, что попадётся под руку и запихиваешь в пасть на ходу, давясь и кашляя. К еде тоже привыкали. Сначала, казалось, как можно было так портить продукты, варить так отвратительно, но потом привыкли. Даже показалось нормальным. Более или менее ничего был плов, рисовая каша. Картошка же была чудовищная – синяя и в воде. Вместо мяса, трясущееся вареное сало неизвестного животного. Мясо-то, как выяснилось, сожрали ещё до приёма пищи или унесли по домам приближенные к кухне товарищи и особо доверенные лица. Ещё было хуже с капустой – от неё воняло так, что её не стала бы есть умирающая с голоду гиена или всем известный шакал Табаки из сказки про Маугли. Но фирменным блюдом нашей кухни была удивительная рыба-селёдка, которую, почему-то, держали в бочках (ну это понятно), а потом жарили на огромной сковороде, часто палили до чёрного состояния. Тогда из наших глаз капали слёзы. От вони, конечно. Когда наш прапорщик Зиневич спросил в столовой «Почему в глазах слёзы?», я ответил, что хочу домой. Это тоже была правда, хотя тогда это было от селёдки. Вышеперечисленные шакалы и гиены наверняка бы отбежали от кухни на пару километров. Но человек существо мощное духовно, всё выдержит. А ведь под конец службы мы сильно поправились на этих удивительных харчах. Но когда с утра пробежишь 5 – 10километров становишься менее разборчивым, зато нам давали на завтрак кусочек масла. Говорили, что мы специальная часть, таких больше нет. Почти. Поэтому питание у нас, мол, усиленное. Много перловки (сильно переваренной), макароны тоже были странными напоминали клейстер – густая желтая и липкая масса. Вполне пригодная для приклеивания обоев. Чай и кофе были поразительны – вкус не сравним ни с чем. Это были опилки из грузинских лесов, сильно перемешанных со старыми, мелко порубленными портянками. Видно, они предавали чаю такой омерзительный вкус, да и на сахаре тоже экономили. Но мы привыкли. Через неделю еда почудилась нам очень вкусной, и о ней больше упоминать не будем. Добавим, что не будучи очень толстым я похудел в учебке на 12кг, а к концу службы на этой пайке я набрал 8. Дни в учебке начинались монотонно, с подъёма: «Рота, подъём!». По спичке. Как хорошо, что я похудел – теперь я вскакивал в свою робу с разбега. Все бежали на зарядку «через туалет» как сумасшедшие, выскакивали на «свежае паветра» и начинали бегать по плацу или вокруг гаражей 3,5 или 6км, как вздумается сержанту Семаку. После этого бежали на перекладину. Чтобы не ждать своей очереди, все те, кто не на снарядах, отжимались от бревна или асфальта до ста раз, а иногда и больше. Потом начинался рукоход – длинные, до 60метров, брусья. До сих пор удивляюсь: как я мог проходить их туда и обратно? После зарядки бежали в казарму и застилали кровати, выравнивая их по натянутой верёвке, причем даже полосы на одеялах.