Анатолий Музис - Тырло. Новелла Страница 2

– Вы Стрешнева? – безошибочно определил он.

– Я.

– Будем знакомы. Векшин Илья.

Он крепко тряхнул Надину руку и сказал:

– Меня Викентий Петрович к Вам послал. Пойдемте, получите спальный мешок, да, заодно, поможете мне. Завтра выезжаем, а еще почти ничего не получено. «Спальный мешок – это человек!» – добавил он непонятное…

Вторжение Векшина в ее мысли было столь неожиданно и бесцеремонно, что Настя даже оторопела. Она смотрела на него, не зная, что ответить. Лишь мгновенно проскользнула в сознании одна мысль: «Значит, Инокентьев не забыл ее. Распорядился».

Илья не понял ее молчания. Он решил, что пауза относится к его костюму.

– Вы не смотрите на меня, – сказал он. – Я, когда выезжаю в поле, всякую связь с цивилизацией порываю. Галстук «по боку», костюм тоже. Люблю старое донашивать… Одеваю вот эту хламиду – он хлопнул себя по брюкам, брею голову…

Надя вспомнила бородатых парней, ходивших по двору, и улыбнулась.

– А бороду не отпускаете?

– Нет, бороду не отпускаю…

Илья говорил весело и бесцеремонно, и Надя смотрела на него и не могла поверить, что он говорит правду. Ей, молоденькой девушке, студентке четвертого курса все женатые люди казались стариками, казались категорией людей, до которой Наде так далеко, как до звезд, до луны. А Илья не укладывался в это представление. Он был молодой, веселый, общительный… и женатый! Сомневаться в правдивости его слов, пожалуй, не приходилось, и все же Надя спросила:

– А Вы женаты?

– Факт, женат. И даже имею сына. Показать?

Не дожидаясь, пока Надя выразит согласие, Илья тут же полез в полевую сумку и, среди всяких накладных и всяких бумажек, вытащил конверт, а из него фотографию.

– Во, парень! Гвардеец.

На карточке был заснят бутуз в возрасте около годика. Он стоял, смешно растопырив ручки и было видно, что ходить он научился только-только.

Надя, улыбаясь, рассматривала фотографию, потом посмотрела на Илью. Человек этот был новым для нее, неожиданным и интересным. И главное, она чувствовала, что может понять его, узнать поближе. Он был весь как на свету: ни малейшей тени, ни утайки – подходи и бери, что тебе надо. Только будь так же честен и открыт, как он.

В палатку вошла молодая женщина, взглянула через плечо Ильи и засмеялась.

– Уже хвастаешься?

– Ну и хвастаюсь, – сказал Илья, пряча фотографию. – Заводи такого, тоже будешь хвастаться.

Женщина пропустила мимо замечание Ильи и сказала явно поддразнивая его.

– Все равно ты его не любишь.

– Еще как люблю.

– Любишь, а уезжаешь на полгода?

– Все равно люблю, – убежденно сказал Илья и вдруг улыбнулся. – А ты-то своего мужа любишь? Тоже уезжаешь на полгода.

– Ну, мы другое дело, – сказала она. – Я его люблю, он меня…

– И они меня любят, – сказал Илья.

– Да кто тебя полюбит такого чумазого? Дай-ка я за тобой поухаживаю.

Она вынула тонкий батистовый платочек и аккуратно, как маленькому, вытерла ему нос.

Илья покорно позволил произвести над собой эту операцию, потом познакомил их:

– Маша, это наш новый коллектор – Стрешнева. А это – оборатился он к Наде, представляя ей ту, которую только что назвал Машей, Мария Михайловна Новикова, наш геолог.

– Зовите меня просто Машей, – сказала Новикова, задорно тряхнув головой. – Меня все так зовут.

Маша была худенькая женщина лет двадцати семи, невысокого роста, подвижная и экспансивная. Она понравилась Наде с первого взгляда. Понравилось сочетание простоты и изящества, – Маша была в черных сатиновых шароварах и шелковой блузке под «ковбойку», – понравились простота и непринужденность в обращении, даже как она поддразнивала Илью и то понравилось Наде.

– Как хорошо, что ты в нашей партии, – сказала она. – А то я уже боялась, что у нас все мужчины.

Маша улыбнулась.

– Чего же их бояться? Вот, скажем, Илья. Он совсем не страшный.

– Да, а Викентий Петрович?

– Тю! – воскликнул Илья. – да я против Викентия Петровича все равно, что ноль без палочки. Викентий Петрович – голова! Радоваться надо, что к нему в партию попали. У нас тут многие хотели бы с ним поехать.

– Не слушайте его, – сказала Маша. – Викентий Петрович, конечно, интересный и знающий геолог, но Илья, как и во всем, преувеличивает.

– Ха, преувеличиваю! А саму, когда спросили, с кем она хочет поехать, сказала: «К Инокентьеву».

Илья так хорошо скопировал интонацию Маши, что все невольно рассмеялись.

– Ладно, – сказала Маша, – а ты чего к Наде прицепился. Тебя имущество там ждет.

– Я за этим и пришел. Меня Викентий Петрович к ней послал…

– За имуществом?

– Не за имуществом, а за ней. Чтобы мешок спальный себе выбрала, да и помогла мне…

– Иди, иди, сам справишься.

– А мешок?

– После получит. Да иди ты, – прикрикнула она. – Дай нам немного посплетничать…

Когда Илья ушел, Надя спросила Машу:

– Вы давно его знаете?

– Илью? – Маша скорчила веселую гримасу. – Недели три.

– Вот как? И Вы так… запросто.

Надя даже руками повертела не находя нужного слова.

– А что же мне ему реверансы делать? Нам весь сезон надо прожить и проработать. И лучше в дружбе, чем в ссоре. А чтобы подружиться с человеком достаточно одного дня. В поле люди всегда становятся проще и доступней. И веселей, – подумав, добавила Маша.

Надя сомнительно покачала головой.

– Нет, я так сразу не могу.

– Бывает, что у человека и червоточинка какая обнаружится, так ведь все мы не идеальны. Да и это сразу видно. А если человек не симпатичный, его хоть год разглядывай, все равно он симпатичней не станет. Да и времени нет его разглядывать. Работа, вот она, с первого дня начинается.

Во взглядах Машеньки на человеческие отношения была та же бесцеремонность, что и в поведении Ильи и Надя почувствовала это, хотя и не уловила полного сходства. Бесцеремонность эта еще была чужда ей и Надя в смущении повторила:

– Нет, я все-таки так быстро не могу.

Маша улыбнулась.

– Поживете – научитесь.

– А что Викентий Петрович, очень строгий?

Интерес Нади к Викентию Петровичу был законным: он был начальником партии, с которым, по выражению самой же Машеньки, предстояло проработать весь сезон. Но только Надя личным наблюдениям предпочитала вопросы.

Машенька ответила неопределенно:

– Человек, не строгий к себе, не может быть строгим к другим.

Надя не поняла ее.

– А что, он разве к себе не строг?

– Я не сказала этого. Я сказала вообще.

Надя не заметила, что Маша уклонилась от ответа.

– Мне он показался строгим, – призналась она.

– Это только показалось, – поспешила заверить ее Машенька, но тут же добавила, – правда, Викентий Петрович не любит нерадивых. С ними он не только строг – беспощаден.

– Я буду стараться, – сказала Надя и, помимо воли, это получилось у нее жалобно.

Машенька засмеялась.

– Ну, мы вас в обиду не дадим. Вы не смотрите, что я маленькая. Меня тут все боятся. Да и Илья парень зубастый, хотя и обритый наголо.

Надя не могла не улыбнуться, вспомнив этого веселого чудаковатого парня. Правда, она не представляла, как Илья мог противостоять Викентию Петровичу, но то, что она могла на него положиться, было несомненно.

Пока Надя улыбалась своим мыслям, Машенька перешла к расспросам сама:

– Вы из университета или с разведочного?

– Из университета.

– С какого курса?

– С четвертого.

– Кончили четвертый или перешли?

– Перешла на четвертый.

– Так. Значит, первая производственная практика, – подвела итог Машенька. – Будущий почвовед? Или геохимик?

– Вы знаете, когда я поступала на геологический, у меня было самое общее представление – геология это наука о земле, а геолог – человек, который лазает с молотком по скалам. А я люблю природу: скалы, лес, море. Море в бурю.

– А Вы видели море?

– Нет.

Машенька улыбнулась.

– Продолжайте, я слушаю.

– Ну и вот, а когда я проучилась немного, то увидела, что геология это обширнейшая наука и разделов в ней не сосчитать. И я, признаться, еще не выбрала себе специализации. Интересно и петрографом, и минералогом, и геохимиком, и почвоведом.

– Идите к нам на съемку, – убежденно сказала Машенька. – Это увлекательнейшая область геологии. Будете исследовать не состав отдельной породы, и не ее строение, не сочетание минералов с их химическими причудами, – будете изучать земную поверхность целиком, историю ее образования, изменения происшедшие за миллионы и миллионы лет. Создать геологическую карту все равно, что роман написать. Я уже не говорю про природу. Природы сколько хочешь. И все в бурю, – добавила она с улыбкой.

Вечером Надя дописывала письмо. Палатка, как и днем, была пуста. Жары уже не было, работа на территории базы была закончена, а все койки вокруг, тем не менее, по-прежнему стояли пустые – кто ушел в городской парк, кто в кино, кто просто так побродить в темноте над рекой.