Игорь Фарбаржевич - Колокола Алазары Страница 2

Боль сразу прошла. Макар высморкался кровью. Нет, сказал он себе, в бессилии сжимая кулаки. Он не сдастся! Разве узники возвращаются в темницу по своей воле?… Он докажет «уличным», что и один в городе воин!..

Голод – не тетка… Уже поздно ночью Макар стянул с хлебного лотка бублик. А на следующий день своровал ещё. Потом ещё раз. И – пошло-поехало!

Он стал воровать не только продукты, но и кошельки из сумок. Как ни странно, это неправедное занятие принесло ему даже уверенность в своих силах, в завтрашнем дне. К тому же, на ворованные деньги можно было купить всё, что душа пожелает. Например, – новую куртку.

Всё реже прислушивался Макар к голосу совести. Он заглушал её чередой опасных и бесшабашных дней. Лёгкая добыча пьянит. И если на первых порах, он пробовал ещё оправдаться перед собой: тащит, чтобы выжить, – то с каждым новым воровством в нём все больше проявлялся и крепнул хитрый, зоркий охотник. Проходя мимо намеченной жертвы, он умело напускал на себя невинный вид, чтобы в любой момент, как только подвернется возможность, – своровать и стремительно исчезнуть. Он научился не попадаться на глаза полицейским мальчишкам из Стаи, называя себя одиноким уличным волчонком.

Однажды в парке он подслушал разговор между «уличными». Они болтали о мальчишке-малолетке, сбежавшем из Приюта. Макар затаил дыхание. Его имени не знали в городе, но он догадался, что разговор шёл о нём. И ещё узнал, что Стая прозвала его Робинзоном.

Отлично! Имя моряка из Йорка пришлось ему по душе. Оно означало, что его умение выжить оценено!..

Рядом с вокзалом реставрировали старый храм, огороженный забором, вдоль которого устраивались на ночь нищие и бомжи. Они облепили его со всех сторон, теснясь, как щенки у груди матери. С водкой и пивом уходила злоба. С исковерканных душ слетало нищенское тряпьё, и свет, что был закопчен и втиснут в грязные тела, едва тлевший в этих полулюдях, – внезапно расцветал забытыми красками жизни, пробуждал воспоминания молодости и мимолетного счастья.

Веселись, шальная голь!Я – король, и ты – король.Выдуй банку пива!Глотку рви, танцуй, буянь,Наша уличная рваньМутного разлива!Бал! Бал! Сказочный бал!Прямо из грязиДа в князи!Бал! Вечный наш бал.Тьфу! Тьфу! Лишь бы не сглазить!

Макар познакомился со всеми, не раз выслушивал немыслимые истории, подпевал в похабных или тоскливых песнях и не раз разнимал дерущихся.

Эх, весёлое житьё!Отработали своё,А теперь гуляем!В этой сказочной ночи —Все сегодня богачи.Душу забавляем!..Бал! Бал! Сказочный бал!Прямо из грязиДа в князи!Бал! Вечный наш бал!Тьфу! Тьфу!Чтобы не сглазить!

Рабочие, что отделывали храм, трудились днём и ночью. Храм восстанавливался к празднику, и настоятель обещал заплатить большие деньги, если всё будет готово к сроку. Вечером подняли с земли колокола и теперь при свете фонарей укрепляли их на колокольне.

Макар уселся в сторонке. Он никогда не спал рядом с бомжами – боялся полицейской облавы, но тут глаза его внезапно стали слипаться. Он выронил из рук кусок хлеба, который тут же подобрала бродячая собака. Сквозь сон доносился привычный гул хриплых голосов, кто-то растянул меха гармони.

Бросив посох и костыль,Оттерев и грязь, и пыль(Что весь день на лицах),Мы – весёлое рваньё,Городское вороньё —На часок забыв враньё,Будем веселиться!..Бал! Бал! Сказочный бал!Прямо из грязиДа в князи!Бал! Вечный наш бал!Тьфу! Тьфу!Лишь бы не сглазить!

Ему вспомнились былые мечты. Приключения… Далёкие страны… Всё это вызвало у него лишь лёгкую улыбку. Ах, как давно это было!.. Где он, остров Робинзона? Его остров с криками чаек, с солнечными полянами, с чистыми ручьями… А может, никакого острова нет? И останется он лишь в его воображении. Да ещё в удивительных рассказах сторожа Макара Саввича…

…Давным-давно, в Галактике Двух Солнц, на планете Алазаре жили счастливые жители. И светило им два солнца: зелёное и красное.

Весёлые и талантливые алазаряне не знали, что такое зависть и жестокость. Их зодчие возводили высокие храмы и просторные города, художники расписывали стены и своды, врачеватели занимались лишь поисками лекарств для продолжения жизни – ибо давно уже на Алазаре никто не болел. Поэты посвящали стихи всем жителям, хлебопашцы выращивали такие тяжёлые колосья, что зернами одного колоса можно было накормить всю семью, учёные изобретали умные машины и летательные аппараты, музыканты сочиняли разные мелодии, от них на душе становилось светло, и ноги сами неслись в пляс.

Жители Алазары были почти что бессмертны. Любой из них мог пожелать себе столько веков, сколько хотел прожить. Ведь каждый мечтал сделать как можно больше полезного для своей планеты.

Может, оттого на Алазаре не было стариков. Бывали случаи, когда кто-то по своей воле навсегда оставался с виду ребнком. Детство могло длиться и сто, и тысячу лет. Юность продолжалась ещё дольше. А зрелости – не было конца.

Если кто-то все же уставал жить, или считал, что сделал всё, что хотел и мог – исчезал в просторах Вселенной, превращаясь в новую звезду. Не было ни прощаний, ни похорон, ни кладбищ. Ибо сказано в «Книге Бесконечности»: «Когда весь Космос будет напоен Гармонией, – любой ушедший сможет вернуться».

2. ПРИЮТ В ПОДВАЛЕ

И всё же Макару повезло: наконец он нашёл настоящее жильё в одном из старых домов, предназначенных на снос.

До этого ночевал, где придётся: в товарных вагонах на запасных путях или по чердакам, но чаще всего – на городской свалке: лето было жаркое, ночи стояли тёплые. И всё бы ничего, если б не крысы, шныряющие среди баков с пищевыми отходами.

Застройку нового квартала ещё не начинали, хоть деревянный забор уже укрепили. Так что для бездомных собак, кошек и прочих бродяг – место было относительно безопасным. В одном из подвалов, среди лопнувших газовых труб, срезанных электропроводов и ржавых канализационных коллекторов стала протекать жизнь Макара.

Спал он на старом матрасе, что нашёл на помойке у бывшего детского сада. Укрывался зимним пальто из одной пустой квартиры. Оттуда же притащил несколько табуреток и небольшой кухонный стол. Вместо электричества зажигал обгоревшие свечи, которые ежедневно таскал из ближайшего храма.

А вскоре рядом появилась шумная компания: хромой пёс, рыжий кот, большая белая крыса, что прежде жила в конторе, и брошенный жильцами говорящий попугай ара.

Он первый познакомился с Макаром. Как в древние времена сокол, садясь на плечо любого человека, указывал этим на нового царя, так и бездомный попугай – лишь только Макар появился в заброшенном дворе, бесцеремонно сел ему на голову, и с криком: «Здравствуй, Цезарь! Идущие на смерть, приветствуют тебя!», – признал в мальчике нового хозяина.

По тому, как попугай безостановочно сыпал знаменитыми именами и датами исторических событий, а также цитировал стихи, щеголял знанием формул, – с уверенностью можно было определить, что жил он когда-то в семье учёного. Впрочем, так оно и было. После смерти Профессора Всевозможных Наук правнуки его вытряхнули попугая из клетки, в которой тот провел целых двести лет. И не потому, что хотели вернуть птице свободу. Просто клетка из витой бронзы была тончайшей работы французского ювелира и стоила, куда больших денег, чем надоевший всем говорун.

С той поры попугай поселился на голубятне. Голуби давно жили в другом районе. Кое-кто из них, правда, изредка наведывался в старый двор. Грустно поворкует, перемолвится с попугаем словечком – и назад, на новую голубятню.

После того, как попугай представился Макару Сократом, тот решил дать имена и остальным четвероногим бездомным.

Пса назвал Иннокентием. В честь хромого старика-нищего у храма Богородицы – тот всегда делился с ним хлебом. До этого пса окликали по-всякому: и Полкашкой, и Пиратом. Но теперь, получив собственное постоянное имя, пёс был безмерно счастлив. Конечно же, он – Иннокентий! И как это раньше никому не проходило в голову?!

Рыжий кот по воле Макара стал Фомой. Фома оказался задиристым – вечно ходил в драной шерсти, с разорванным левым ухом. Ещё котёнком его бросили в весенний ручей, откуда он чудом спасся, и с тех пор почти постоянно чихал. Все от него шарахались, видно, не желая иметь дело с больным животным. А Фому это как раз устраивало. Ему, видимо, казалось, что его боятся. Ещё он любил гоняться за воробьями, был немного ленив, чуть завистлив и никому не доверял.

С Иннокентием кот Фома откровенно скучал: пёс был простодушен, обмануть его было несложно, а следовательно – неинтересно. Ещё он был необидчив, значит, ругаться с ним было бесполезно. И, наконец, Иннокентий не понимал юмора, как понимал его Фома. Так что пускать в ход свои грубоватые шутки оказалось бессмысленным. Но Иннокентий готов был первым прийти на помощь, поэтому продолжать многовековую войну кошек и собак Фома не собирался.