Татьяна Зингер - Нечего бояться Страница 2

-- Мне ей передать поцелуй от тебя? -- Грин издевательски выпятил губы трубочкой.

-- Без зубов останешься, -- я припомнила взрывной нрав подруги. -- Лучше запасись мармеладом. Надоело получать его только на День Единства. Клянусь, как попаду в А-01, наемся сладостей, располнею и умру от счастья!

-- Договорились, -- Грин наконец-то плюхнулся обратно на покрывало. -- Смотри, чтоб в "ящик" поместилась. А то неудобно хоронить будет.

И мы начали вполне мирно переругиваться, позабыв о тяжелых мыслях. В итоге все трое, хохоча как дети, кидались друг в друга комьями земли. Часы протрубили десять раз, тогда-то и вернулось ощущение реальности. Утрамбовали посуду с покрывалом в рюкзачок и направились обратно к лагерным одноэтажным баракам.

По стеночке проскользнули к зданию кинотеатра. Лучше не попадаться; прогулки в неустановленное время хорошего не сулят. Если не наказание, то крепкий выговор -- обязательно. А после трех таких выговоров спины непременно познакомятся с розгами. Приятного мало. Но гуляют практически все, а наблюдатели заняты собой, поэтому пока не засекли -- никаких проблем. Ещё, конечно, могут нажаловаться другие ребята, но это вряд ли. Ника и Грина слишком уважают, чтобы портить им жизнь.

В честь выходного дня показывали фильмы. Я глянула на экран. Сопливая любовная ерунда. Уже четырежды смотрели. Но девочки так и плачут в конце и мечтают, как познакомятся в А-01 с актерами. Они почему-то думают, будто "взрослый мир" -- нечто малюсенькое, где их только и ждут. Да кому там они нужны? Кому вообще сдались мы?

Ник занял угол скамьи, я бесцеремонно уселась в проходе прямо на пол. Грин, шепотом попрощавшись, тут же вышел из зала. Будто бы кино наскучило, и он отправился собираться. Теперь мы увидимся только на завтраке, после которого уезжающие выстроятся в очередь у круглого здания, Главной Станции, пройдут осмотр. Если верить обучающим фильмам, там есть спуск и выложенная рельсами подземная дорога, ведущая во "взрослый мир". В мир "сбоку" от нас.

Сглотнула острый комок. Вот бы заснять Грина, сохранить видео-файл, а после проигрывать на планшете, когда будет тоскливо. И его, и Кристину, и Ника, после того, как тот уйдет. Верю, мы встретимся. Но если нет? Жаль, я не умею рисовать.

Ник погладил мою спину. Почесал под лопатками, как котенка -- за шерстку. Чуть склонился.

-- Ты как?

-- В порядке, -- всхлипнула я, тут же подавив наступающие рыдания.

Нет уж. Столько не плакала и сейчас не стану. В самом деле, мы ведь не навсегда прощаемся. До моего шестнадцатого дня рождения всего пятнадцать месяцев. Переживу.

Я сжала ладонь Ника и прикрыла веки. Жизнь разделилась на отрезки. От рождения до переселения в этот лагерь, потом до встречи с Ником, дальше -- знакомство с Кристиной. Её отъезд. Теперь вот Грин. Как я рада, что Ник остается со мной. Мы справимся.Глава 2.

Год пролетел стремительно, как поезд, который когда-то из детского сектора перевез меня в подростковый. Вначале я часто вспоминала Грина и даже пару раз всплакнула в подушку о расставании. Но Ник всегда был рядом, отвлекал и веселил, поэтому печаль сгладилась, а в какой-то момент и вовсе позабылась. Та зима выдалась заснеженной, весна -- морозной. Тридцать первое мая "порадовало" холодом и тяжелыми тучами. В щели прорывался ветер, солнце светило тускло, природа посерела. Или просто плохо вымыты стекла?

Завтрак я проспала; прибежала к сигналу утреннего сбора. Главный наблюдатель неспешно перечислил уезжающих, напомнил: вещи следует упаковать до отбоя. Огласил перечень разрешенной к перевозке одежды и средств и уточнил, что наблюдатели могут проверить любую сумку на наличие запрещенных предметов. Некоторые жадно слушали его, будто за годы в лагере не запомнили правила наизусть.

Обстановка угнетала. Я приметила светлую макушку Ника, стоящего вместе с другими мальчиками, но не стала привлекать к себе внимание. У нас впереди целый день для прощания.

"Прощание". Слово вгрызлось в затылок зубами-лезвиями. Погладило ледяными пальцами по затылку. Желудок свело, хотя скорее от голода: я успела съесть кусочек хлеба да прихватить с собой полоску сыра и колбасы -- и то аккуратно и быстро, пока не заметили, что я таскаю еду после окончания завтрака.

Сбор закончился, и мы побрели на уроки. Первой в моем расписании значилась история. Скукота. Все учителя заливаются любовью к властям, но историчка -- особенно. Во время ее занятий казалось, будто она боится, что её могут наказать или даже убить за безразличие к правительству. Она и хвалила его, и щебетала, и убеждала, как прекрасно жить в Единстве. За годы обучения ни разу не затронула тему проигрышей государства в войнах или вопросы народных бунтов. А ведь в учебниках такие пусть и мельком, но описывались!

Я заняла последнюю парту у окна и приготовилась медленно погружаться в сон, но вместо привычной учительницы в кабинет впорхнула другая. Незнакомая и очаровательная; молодая, с короткой стрижкой и густо накрашенными ресницами. На ней одной из немногих хорошо сидела стандартная форма: комбинезон с идеально прямыми штанами и белоснежная рубашка. Обычно та или бесформенно висела, или сжимала бока, и они вываливались над резинкой штанов. Но на ней -- впору.

И мне почти понравилась замена, если бы не колючий взгляд, которым она смерила класс.

-- Устроим перекличку, -- без приветствия и объяснений гавкнула и пошла по электронному списку. Я встрепенулась, когда прозвучало мое имя.

-- Ларка А.

-- Я! -- четко, громко. За тихое блеяние или неразборчивое мычание легко остаться без ужина.

"А" -- гордая буква. В детском лагере, где мы живем до десяти лет, значений нет, но едва нас переводят в подростковый -- они появляются. И я одна Ларка во всем секторе. Вторая будет Ларкой Б; когда алфавит кончится -- появится цифра "2". 2Б, 2В, и так далее. Но когда кто-то уезжает в А-01 -- его значение освобождается. Самыми большими несчастливцами считаются Славправы и Единки. В одном моем классе трое одних и пятеро других, и в параллельных -- с десяток наберется. Я знаю девочку, вынужденную отзываться на несолидное "6В". В отличие от нее я считаюсь везучей. Дети хвастаются первыми буквами, те считаются достоинством. Я, впрочем, особого трепета не испытываю. Пускай меня уважают за поступки, а не значение. Как у взрослых; сомневаюсь, что для тех представляют важность цифры.

Ходят слухи, имя -- единственное, что нам дают родители перед тем, как вручить Единству. И мне непонятно, почему взрослые не пользуются возможностью выделить родного ребенка, сделать его особенным? Они выбирают что-то безвкусное и однообразное, стандартное. И моих друзей не обошли распространенные имена. Грин значится "2Г", а его имя переводится как "Гражданин, рожденный и необходимый". Ник -- Никогда. Призыв не сдаваться, не падать духом и не изменять Единству. Он "2Р".